Металлический привкус при радиации
Обновлено: 04.10.2024
Металлический привкус во рту — это неприятное ощущение от некоторых химических веществ, которое описывается пациентами как «вкус железа». Возникает при ношении зубных протезов и брекетов, питье минеральной воды, естественных гормональных изменениях у женщин. Частые аатологические причины вкуса металла во рту — болезни ЖКТ и почек, химические отравления, анемия. Для выяснения этиологии назначают анализы крови, токсикологическое исследование, экскреторную урографию, рентгенографию. Для устранения металлического привкуса необходима терапия основного заболевания.
Причины металлического привкуса во рту
Употребление минеральной воды
Некоторые минеральные воды, используемые в лечебных целях, содержат повышенные концентрации железа. Это придает воде интенсивный оттенок металлического вкуса. При частом и длительном употреблении такой жидкости специфическое ощущение сохраняется во рту на протяжении всего дня. Вода с высоким содержанием хлора, сульфатов, гидрокарбоната также имеет характерный привкус, который многим людям напоминает вкус металла.
У большинства больных появившееся неприятное чувство в полости рта не ухудшает качество жизни, поэтому прием минеральных вод не отменяют. Иногда возникает сильный металлический привкус, на фоне которого начинается тошнота, снижается аппетит, может наблюдаться нервозность и раздражительность. Вкусовой дискомфорт преследует человека весь день, утром после пробуждения часто беспокоит чувство горечи во рту.
Зубные протезы и брекеты
Протезы, изготовленные из металла, в первое время после установки провоцируют постоянный неприятный привкус во рту, который уменьшается за 1-2 месяца по мере привыкания к инородному телу. Появление металлического вкуса особенно выражено при некачественной работе стоматолога, который применяет для изготовления нескольких протезов разные по составу сплавы. Пациенты отмечают резкий раздражающий привкус, который вызывает рвотные позывы.
Распространенные причины специфических вкусовых ощущений у детей, подростков и молодых людей — ношение брекетов или специальных пластинок для выравнивания зубного ряда. Степень выраженности металлического привкуса является наибольшей в первые дни после постановки брекетов. Симптом также встречается при наличии пирсинга языка, особенно при использовании серьги из некачественного сплава, склонного к окислению.
Пародонтит
Воспаление тканей вокруг зуба сопровождается периодическими кровотечениями из десен, начинающимися самопроизвольно или после механического воздействия. Кровь при пародонтите остается на слизистой оболочке, попадает на вкусовые рецепторы языка, вызывая характерный металлический привкус. К появлению симптома приводят и другие стоматологические причины: пародонтоз, гингивит, глубокий кариес.
Анемия
При железодефицитной анемии во рту возникает вкус металла как один из признаков сидеропенического синдрома. Больные предъявляют жалобы на постоянный раздражающий привкус, беспокоящий без видимой причины, который не уменьшается после еды или питья. Наряду с этим изменяются вкусовые пристрастия, появляется тяга к употреблению земли, льда, мела и других несъедобных веществ, что значительно усиливает интенсивность металлического привкуса.
Резкий неприятный вкус наблюдется и при В12-дефицитной анемии. Она становится следствием атрофических изменений слизистой языка и полости рта. При этом нарушается способность различать приятные вкусы, пациенты постоянно ощущают металлический привкус или горечь во рту. Развитие симптома также обусловлено незначительными кровотечениями из пораженной слизистой, поскольку в составе гемоглобина крови содержатся ионы железа, которые вызывают характерные ощущения.
Колебания женских половых гормонов
Естественные гормональные изменения — наиболее частые причины возникновения металлического привкуса во рту у женщин. Симптом зачастую встречается у беременных, для которых типично извращение вкуса и периодическое появление привкуса металла, независимо от приема пищи. Признак более типичен для первой половины беременности, со временем уровень гормонов стабилизируется, металлический вкус исчезает.
Проявление может быть связано с овуляторным циклом. У женщин, страдающих от выраженного предменструального синдрома, за пару дней до наступления месячных во рту отмечаются металлические вкусовые ощущения. Привкус железа беспокоит пациенток в период климакса, когда происходит резкое падение выработки половых гормонов и вызванные этим нарушения во всех органах. На фоне металлического вкуса обычно ухудшается аппетит.
Заболевания ЖКТ
Неприятный привкус железа чаще проявляется при поражениях верхних отделов пищеварительного тракта с преобладанием деструктивных изменений. При эрозивном гастрите и неосложненной язве желудка происходит усиленная выработка соляной кислоты, а из поврежденной слизистой оболочки выделяется кровь. При этом больные периодически ощущают во рту характерный вкус металла, испытывают мучительную изжогу и тошноту.
Признак патогномоничен для варикозного расширения вен пищевода и кровоточащей язвы, когда в ротовую полость забрасывается кровь из нижележащих отделов. Ее вкус многие пациенты принимают за привкус металла. При значительном по объему кровотечении человек сплевывает слюну, смешанную с кровью, отмечаются общая слабость, головокружение и побледнение кожи. Это состояние является показанием для экстренной медицинской помощи.
Болезни мочевыделительной системы
Большинство заболеваний почек сопровождаются появлением металлического вкуса во рту, что обусловлено нарушением выделительной функции органа и накоплением в крови эндогенных токсинов. Типичны жалобы на сильную сухость слизистой ротовой полости и неприятный «железный» вкус. Симптом усиливается при обезвоживании организма, а после полоскания рта водой ненадолго наступает облегчение. Вкус металла, ощущаемый во рту, вызывают такие причины, как:
- Инфекционно-воспалительные процессы: пиелонефрит, гломерулонефрит, карбункул и абсцесс почки.
- Специфическое воспаление: сифилис, туберкулез почек.
- Метаболические нарушения: амилоидоз, подагрическая почка, диабетическая нефропатия.
- Почечная недостаточность: острая и хроническая формы.
Химические отравления
Появление металлического привкуса во рту является патогномоничным симптомом экзогенной интоксикации химическими веществами. Чаще всего отравление вызывают соли меди или ртути, мышьяк, свинец. Интоксикация более характерна для мужчин, контактирующих с тяжелыми металлами в процессе профессиональной деятельности. Вкус металла обычно наблюдается при хронической форме отравления.
Дискомфортные вкусовые ощущения становятся как следствием токсического воздействия непосредственно на слизистую оболочку полости рта, так и результатом нейротоксического эффекта. Пациента беспокоит постоянный привкус, который возникает без явной причины. Симптом сопровождается сильной тошнотой, слабостью, при сатурнизме (отравлении свинцом) на деснах образуется сине-черная кайма.
Ионизирующее излучение
Под воздействием разных видов излучения в организме происходят нарушения на клеточном и молекулярном уровне, при которых поражаются все органы и системы. Специфический «железный» привкус обусловлен атрофией слизистой полости рта и периодическим развитием кровотечений. Симптомы проявляются при случайном облучении на производстве при несоблюдении техники безопасности, а также у онкологических больных, проходящих курсы лучевой терапии.
Осложнения фармакотерапии
Чаще всего неприятный вкус связан с употреблением антацидных препаратов, которые содержат в составе соли металлов. Признак определяется сразу же после приема таблеток и длится 30-40 минут. Выраженность металлического привкуса уменьшается после питья воды или чистки зубов. Симптом провоцируют и другие медикаментозные причины:
- Антипротозойные средства: хингамин, делагил, метронидазол.
- Антибиотики: амоксициллин, тетрациклин, левомицетин.
- Гипотензивные препараты: антагонисты кальция, диуретики, ингибиторы АПФ.
- Инъекции гистамина.
Редкие причины
- Неврологические нарушения: сенильная деменция, болезнь Альцгеймера, болезнь Паркинсона.
- Аллергические реакции.
- Синуситы: гайморит, фронтит, этмоидит.
- Заболевания дыхательной системы: туберкулез, пневмокониоз, хронический бронхит.
Диагностика
Больные с жалобами на привкус железа направляются к врачу-терапевту. Чтобы понять, почему во рту ощущается металлический привкус, специалист занимается исключением наиболее типичных этиологических факторов. Для этого проводится сбор анамнеза, выясняются сопутствующие заболевания и условия работы человека. Для постановки диагноза назначают комплекс лабораторно-инструментальных исследований, наиболее информативными из которых являются:
- Анализы крови. Клиническое исследование крови информативно для диагностики различных анемий, которые проявляются снижением уровня гемоглобина, гипохромией эритроцитов, появлением микроцитов или мегалобластов. В биохимическом анализе крови обращают внимание на уровни мочевины и креатинина, повышение которых указывает на почечную патологию.
- Гормональный профиль. Женщинам обязательно измеряют уровни эстрогена и прогестерона в разные дни менструального цикла, при задержке месячных делают тест на ХГЧ для раннего выявления беременности. Для исключения диабетической нефропатии устанавливают уровень глюкозы, проводят пероральный нагрузочный тест и определяют концентрацию инсулина в крови.
- Стоматологический осмотр. Зачастую металлический привкус провоцируют локальные причины, поэтому необходим тщательный осмотр слизистой оболочки, десен и коронок зубов. Во время осмотра обнаруживают кариозные полости, расшатывание зубов и другие признаки пародонтоза. При наличии налетов на слизистой берут мазок для микроскопического исследования.
- Рентгенологическая визуализация. Чтобы подтвердить почечную этиологию неприятных вкусовых ощущений, рекомендована экскреторная урография, которая демонстрирует степень функциональной активности органа и наличие анатомических дефектов. При сочетании привкуса с диспепсическими расстройствами показана рентгенография пассажа бария по ЖКТ.
- Дополнительные методы. Для подтверждения отравления тяжелым и металлами как причины металлического вкуса, ощущаемого во рту, назначается токсикологический анализ крови. При подозрении на кровотечение из верхних отделов ЖКТ выполняется лечебно-диагностическая ФГДС. При наличии нетипичных поведенческих реакций или когнитивных нарушений пациента направляют к неврологу.
Лечение
Помощь до постановки диагноза
Для уменьшения металлического вкуса рекомендовано тщательно следить за гигиеной: чистить зубы не меньше 2 раз в день, после каждого приема пищи пользоваться зубочисткой или зубной нитью, споласкивать рот водой. Чтобы перебить беспокоящий привкус, можно добавлять в еду специи с сильным ароматом — корицу, кардамон, перец. Если в доме есть металлическая посуда, желательно заменить ее на стеклянную или керамическую.
При наличии сильного металлического привкуса врачи советуют съесть мятную конфетку или дольку апельсина, прополоскать рот водой с добавлением лимонного сока. Нельзя бесконтрольно использовать лекарственные препараты, поскольку они часто оставляют «железное» послевкусие. При сочетании вкусовых нарушений с тошнотой и рвотой, болями в животе и общим недомоганием необходимо как можно быстрее обратиться за медицинской помощью.
Консервативная терапия
Схема медикаментозного лечения подбирается в зависимости от причины появления металлического привкуса во рту. В большинстве случаев назначаются этиотропные препараты, которые устраняют основное заболевание, а местные средства в виде полосканий применяются при локальных поражениях ротовой полости. Наиболее эффективны такие лекарственные средства, как:
Первые ликвидаторы Чернобыльской аварии: «Помню привкус металла во рту»
На ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, произошедшей ровно 36 лет назад, работали военные и гражданские специалисты со всего Советского Союза, статус ликвидатора Чернобыльской аварии в разное время получили более 600 тысяч человек.
Полетели на пожар
«В 1986 году мне было ровно 30 лет», — вспоминает бортинженер Московского авиационного центра Александр Петров.
Он оказался в зоне Чернобыльской аварии в первые дни после взрыва на четвертом энергоблоке. Тридцать два года назад он занимался тем же, чем и сейчас — летал на Ми-26, крупнейшем в мире транспортном вертолете. Разница лишь в том, что на военной службе его должность звучала как «борттехник». Командировка на ЧАЭС заняла чуть меньше недели.
«Двадцать шестого апреля мы прилетели в Чернобыль, и 1 мая нас уже убрали. Когда мы туда прилетели, никто еще не знал, что там происходит. Наша задача изначально звучала как «перегонка авиационной техники для тушения пожара», — говорит Александр.
Сигнал тревоги поступил в выходной день. «Это было воскресенье. Кто был в парадной форме одежды, кто в чем — и в два часа дня улетели». Спустя пару часов вертолеты приземлились в Чернигове на дозаправку, и уже оттуда отправились в город Чернобыль, который находится в 30 километрах от Припяти, где стоит атомная электростанция.
«И уже только там узнали, что случилась беда очень большая, и увидели, что народ большими автобусами эвакуируют», — рассказывает Александр.
Его сослуживец Сергей Жарков, который сейчас также работает бортинженером в Московском авиационном центре, а тогда служил в авиации на Ми-26, попал к месту аварии неделей позже.
«Мне в 1986 году было 33 года, возраст Христа. Я был в звании капитана. Мы полетели туда 2 мая, а последний день работы был 9 мая, свои дозы радиации к тому моменту мы уже набрали. Тем, кто первыми туда отправился, сказали, что вокруг Чернобыля горят леса. Ну, а когда мы вылетали, уже знали, куда направляемся», — говорит Жарков.
Свинец, песок и привкус металла
Аварийный реактор четвертого энергоблока АЭС с вертолетов засыпали песком и свинцом, который поглощает гамма-излучение. По воспоминаниям Жаркова, за один полет они сбрасывали несколько тонн груза.
«Наш экипаж бросал свинец туда, на реактор. Были такие свинцовые болванки, килограммов по 40 веса. Брали парашют, отрезали купол от строп, и к каждой стропе подвешивалась болванка. В общей сложности до 7 тонн поднимали за раз. Поднимались на высоту 200 метров, скорость тоже 200, и проходили прямо над реактором, а наблюдатель, который сидел на здании неподалеку, давал команду сброса — все было рассчитано. И так работали постоянно, по кругу», — говорит он.
По его мнению, ошибки в организации работ в таких случаях неизбежны: подобная авария случилась в первый раз, и никто не имел соответствующего опыта работы, поэтому наладить процесс дезактивации реактора получилось не сразу.
«Чтобы наладить процесс, потребовалось больше суток. В остальном — в советские времена все решалось мгновенно. Все, что было необходимо, сразу привозилось, доставлялось. А сначала никто из командиров не знал, что делать. Мы слетали на разведку, но команды никакой не поступало. Время подошло к темноте, и мы полетели обратно в Чернигов, а утром опять вылетели в район Чернобыля. Где-то к обеду следующего дня нам привезли несколько таких тележек, контейнеров, которые раскрываются, как ковш экскаватора. Мы подвесили их на вертолеты и загрузили песком, так как свинца не было. Потом полетели на разрушенный реактор, зависали над ним и сбрасывали песок. А с третьего дня работа пошла в конвейер», — вспоминает бортинженер.
Он уточнил, что авиация прибыла к месту аварии первой: «Туда пригнали десятки вертолетов, все типы, которые были на тот момент. Их было настолько много, что трудно было встать в очередь за грузом, который нужно сбросить».
Жарков, отвечая на вопрос, что ему запомнилось больше всего в той командировке, говорит, что понимал, что происходит, хотя это не было похоже на фильм-катастрофу:
«Обыкновенная работа, рутинная. Никто не говорил “вы будете героями” или что-то подобное. Мы просто работали, и я не слышал, чтобы кто-то отказался. Сознанием я понимал масштаб события, но надеялись, что не с нами все случится. Что такое ядерная угроза и радиация, мы, конечно, знали, в армии нас готовили к этому. Единственное, что напоминало о ее действии, это металлический привкус во рту, когда садился в вертолет», — вспоминает он.
Испуга не было, как и защиты
«У нас на вертолете стоит датчик, ДП-5 он называется, — вспоминает Петров. — Максимальная шкала этого прибора 500 рентген в час, и он зашкаливал. Тут стало понятно, что все серьезно и шутки плохи. Но испуга не было. Мы немного другого поколения — тогда Афган только шел, примеры были, на ком учиться. Поэтому никаких особых страхов не было, тем более она не чувствуется — радиация. Единственное, когда в окошко выглянешь, лицо становилось красноватым, ядерный загар это называется».
Тем временем на объект продолжали прибывать специалисты-атомщики, они оценивали нанесенный аварией ущерб. «29-го или 30-го апреля на моем вертолете летала первая комиссия по расследованию взрыва реактора. Они нам не представились, но реакция у главного из них была очень эмоциональной, он был сильно взволнован. Возможно, это был инженер или конструктор, в общем, представитель атомной промышленности. Они были с кинокамерами, тепловизорами, засняли все это — температуру, разрушения. И потом, видимо, уже после 1 мая, начали делать какие-то выводы», — рассказывает Петров.
Жарков помнит, что никакой особенной защиты у ликвидаторов не было, а полученные летчиками и членами экипажа дозы облучения сознательно занижали, чтобы те не набрали по документам допустимые уровни слишком быстро, иначе их требовалось бы заменять.
«На полу вертолета лежали свинцовые листы, но, как нам сказали, это тоже не слишком помогает. Еще в кабине экипажа Ми-26 стоял противоатомный фильтр, через который в кабину подается воздух. Были еще дозиметры, но они там присутствовали символически. По дозиметрам нам не записывали дозу облучения. Допустим, я прилетал, набрав 18−20 рентген в час, мне записывают 6−7 рентген. Был неофициальный указ писать меньше, чтобы экипажи быстро не набирали дозы, иначе их приходилось бы часто менять. Вот за 4 или 5 дней набралось 25 рентген по документам», — пояснил собеседник.
Эта величина — 25 рентген — считается дозой кратковременного гамма-облучения, которая не вызывает клинических симптомов. У ликвидаторов были индивидуальные датчики, но и они появились не сразу.
«В первые два дня у нас никаких датчиков не было, поэтому истинную дозу облучения мой экипаж не знал», — говорит Петров. Потом военным выдали ДП-5, дозиметрический прибор, действующий по принципу батарейки. Сначала его заряжают, а когда по нему проходит радиация, он разряжается, и это показывает степень его облучения.
«А вообще самая хорошая защита в таких условиях — это когда часто меняешь одежду, — уверен Александр. — И чем чаще моешься, тем лучше. Никакая другая защита в этом деле не помогает. Надевать химзащитные костюмы и маски не рекомендуется. Медикаменты от радиации не защищают, по крайней мере, мне об этом неизвестно. Вино, водка, которые якобы уменьшает последствия облучения — это тоже все бабушкины сказки. Когда человек целый день работает в таких экстремальных условиях и все понимают, что такое 500 рентген в час. Это очень стрессовое состояние».
По мнению Жаркова, летный состав берегли больше остальных, поскольку подготовка таких кадров — процесс дорогостоящий, да и работа в воздухе была безопаснее, там было меньше радиоактивной пыли.
«Проверил ботинки — 5 рентген от подошвы, куртка — 1,5 рентген по прибору. Нас, летный состав, берегли, мы каждый день меняли одежду. А тех, кто были на земле, конечно, берегли меньше, и они очень здорово наглотались этой пыли», — отмечает Сергей.
На вечной стоянке
Значительное количество техники, которая работала на ликвидации аварии на ЧАЭС, получила облучение и стала непригодной для дальнейшего использования. Вертолеты и грузовики уже более 30 лет ржавеют на полигоне под Чернобылем.
«Потом, после полетов, мой борт три года чистили, меняли все, что на нем можно заменить, и через три года я все-таки его отогнал в могильник. Современные сплавы, из которых выполнен вертолет, содержат редкоземельные металлы, и они очень хорошо впитывают в себя облучение. Так что с очисткой вертолетов ничего не получилось. Все борта, которые участвовали в ликвидации, были отогнаны на свалку под Чернобылем. Я проверял по спутниковым снимкам в интернете, фюзеляж моего вертолета там стоял», — рассказал Петров.
Однако в период его работы на ликвидации аварии внештатных ситуаций во время полетов не было, как и сбоев техники.
«Мы работаем на вертолетах Ми-26, они того поколения, где минимум электроники. В те времена все было ламповое, поэтому радиация на приборы не влияла», — пояснил бортинженер.
Первого мая 1986 года об аварии на ЧАЭС объявили по всесоюзному телевидению. Возможно, причиной тому стала недавно начавшаяся перестройка и гласность, а может и крупный масштаб аварии, который не удалось бы замолчать даже при большом желании властей.
«С нас никакой подписки о неразглашении не брали, — продолжает Петров. — Вообще такого масштаба техногенную катастрофу было бы невозможно скрыть даже в глухое сталинское время, потому что это связано с большим людским и финансовым резервом, большим отселением народа, радиация частично попала за Запад».
Госпиталь и суд
Борттехники после возвращения из командировки провели три недели в Центральном научно-исследовательском госпитале в Сокольниках и обследовались там еще в течение двух лет. По их словам, здоровье позволяет им работать и сейчас, особых последствий командировка в Чернобыль пока не вызвала, хотя семья Александра сильно волновалась за его здоровье.
«Я был женат, у меня к тому времени уже был ребенок. Моя супруга даже вспоминать эту тему не хочет — столько она пережила, очень волновалась, — вспоминает он. — В Москве мы после возвращения три недели лежали в госпитале. Прошли полную проверку здоровья, практически все были годными после обследования. Лежали, кстати, вместе с космонавтами, которые тоже там проходили комиссию».
А еще после увольнения из армии военным пришлось подтверждать свое участие в ликвидации аварии через суд, с привлечением свидетелей. После распада Союза оба собеседника агентства столкнулись с трудностями, как и многие их сослуживцы.
«У нас в командировочных заданиях было записано “перегонка авиационной техники”. И когда мы закончили работать на ликвидации, еще не было создано никакой воинской части, которая бы контролировала прибытие-убытие личного состава, — рассказывает Александр. — И у нас на руках, кроме карточек доз облучения, никаких подтверждающих документов, что мы летали над реактором, нет. Нигде не зафиксировано, что экипаж, в состав которого входил я, был в Чернобыле. По окончании военной службы, когда пришло время уходить на пенсию, мы должны были получить гражданские корочки. Но чтобы получить удостоверение чернобыльца, нужна была справка из специальной воинской части, а у нас, естественно, таких справок нет. И получить эту справку через Украину не представлялось возможным».
Жарков подтверждает его слова: «Бардак был же. На справках, которые нам выдали, было написано просто “участвовал в ликвидации аварии”, но не было написано, что работал в 30-километровой зоне».
«Пришлось подавать в суд, вызывать трех свидетелей, которые бы подтверждали, что я в составе экипажа действительно был в Чернобыле и летал там столько-то дней, — продолжает Петров. — Весь наш Торжок, все, кто летал — человек 50−60, мы прошли в Чернобыле в апреле-мае и практически все ушли без этих справок, нам пришлось подтверждать их потом».
Сейчас оба бортинженера работают в Московском авиационном центре, хотя Петров живет в Ярославле. Каждую годовщину 26 апреля Александр вместе с другими ликвидаторами приходит на митинг к памятнику жертвам радиационных аварий и катастроф.
МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ ВКУС ЧЕРНОБЫЛЯ
.
Рассказывает командир 21 полка химической защиты полковник Александр Николаевич СТЕПАНОВ
Полку досталась фактически самая опасная зона станции – крыша турбо-зала и прилегающая к нему территория, первый и второй напорные бассейны. Отдельной задачей была очистка крыши третьего блока, где работали только добровольцы. Кроме того, мы работали на заводе «Юпитер», на других объектах.
Это была тяжёлая методичная работа. Вся территория станции была где сильнее, где слабее заражена радиоактивными материалами. Иногда это просто были куски «твэлов» выброшенные взрывом из реактора, иногда просто радиоактивная пыль. И всё это нужно было собрать в специальные контейнеры, захоронить в специальных могильниках и дезактивировать освобождённую территорию. Если говорить конкретно, то территория станции, её рабочие зоны были засыпаны щебнем. Вот этот щебень нужно было собрать в специальные контейнеры и вывезти, а на его место засыпать «чистый» щебень, где нет щебня - снять зараженный слой земли – около 10 сантиметров и после этого залить всё бетоном.
Особая задача – крыша третьего блока. Фактически это была единая крыша третьего-четвёртого блоков. Но там где раньше был четвёртый блок, зиял огромный провал, на дне которого находился разрушенный реактор в котором продолжалось горение. Вся крыша была густо засыпана спёкшимися кусками ТВЭЛов - урано-плутониевой смеси и графита. Каждый такой кусок излучал тысячи рентген в час. И нужно было их как-то убирать. В условиях такой страшной радиации ни одна электрическая система не работала. Способ был единственный. Солдат с лопатой. Перед выходом на крышу солдату, одетому в импрегнированное обмундирование – форму со специальной противорадиационной и противохимической пропиткой, ставилась конкретная задача – расчистить конкретное место. Затем он облачался в тяжёлый свинцовый фартук и по команде старшего выбегал из укрытия – бетонной «будки» выхода на крышу, добегал до назначенного места, цеплял на лопату кусок ТВЭЛа, сбрасывал его в пролом четвёртого блока и бежал обратно. Время работы –двадцать - тридцать секунд. После чего его отправляли вниз, в безопасную зону, а на смену шли следующие. На этом участке работали только добровольцы. Всего мы здесь отработали месяц. За эту работу всем участникам заплатили в тройном размере. Обычный оклад солдата в полку – двести пятьдесят рублей. Старшим здесь был капитан Александр Черных. И это была, воистину адская работа!
Сейчас много разного пишут о тех событиях. Некоторые «эксперты», которые ни дня не были на станции, рассказывают «ужастики» про то, как СССР чуть ли не тысячами губил ничего не понимающих людей в чернобыльской зоне, используя их как смертников на ликвидации аварии. Это бред! Людей мы берегли. Максимальная, считавшейся безопасной доза, была определена в двадцать пять рентген за три месяца службы. За сутки не больше двух рентген. Все до одного солдата и офицера имели индивидуальные дозиметры, всем постоянно разъяснялась опасность и правила поведения. Вёлся каждодневный учёт. Перед началом любой работы обязательно проводилась радиационная разведка местности. Исходя из её данных, определялось максимально допустимое время работы. Допустим, радиация в районе работ составляет 50 рентген в час, Это значит, что солдат может здесь работать меньше двух минут. Так и работали по секундомеру. Пока одни работают, другие ждут своей очереди в укрытии. Укрытиями обычно являлись подземные сооружения станции – водозаборные станции, хранилища разные и т.п. Там тоже «фонило», но на много слабее чем на верху. Работали в три смены с семи утра до полуночи. В смене триста пятьдесят человек. Каждую смену отвозила и привозила обратно специальная автоколонна. Когда солдат набирал двадцать один, двадцать два рентгена, мы снимали его со станции и переводили на хозработы. Обеспечивать работу других. Это позволяло и «недобирать» максимальную дозу и нормально обеспечивать работу тыла. Люди, отработавшие на станции, отлично понимали, как важно обеспечить тех, кто там работаем всем необходимым. Раз в два месяца формировалась команда из тех, кто выбрал дозу и их отвозил на аэродром, откуда отправляли бортом домой. Обычно этот же борт привозил пополнение. Отправлять к нам старались взрослых мужиков. Тех, кому за тридцать, у кого уже есть дети. Почти как у спартанцев на войну. Молодёжь не отправляли. При этом, среди пополнения было не мало добровольцев. Многие вызывались ехать сюда из, искренне желая быть полезным своей стране. Тогда такой патриотизм был массовым явлением. Другие приезжали заработать. Как я уже сказал, платили солдатам достаточно высокие по тому времени деньги и желающих заработать было не мало. Трусов не было. За всё время я лишь одного старлея отправил из полка, который уклонялся от поездок. И за всё время работы на станции мы потеряли только одного человека. И то по глупости. Работали внутри станции в помещении, примыкавшем к четвёртому реактору. Укрепляли защитную стену и один из солдат решил посмотреть в реактор – услышал, что в нём продолжается горение, захотел посмотреть на «атомный огонь» и высунулся из-за укрытия, а там, прямо за укрытием запёкшийся «язык» расплава уранов-плутониевой смеси больше десяти тысяч рентген в час! Ему сразу плохо стало и через неделю он умер…
Вообще, было очень странное ощущение. Вокруг солдаты, которым за тридцать, у многих на висках и в усах седина и возникало ощущение, что ты словно на Отечественной войне, на фронте. Работали люди героически. Все. Не зависимо от должностей и званий. Сейчас принято ругать замполитов, мол, были тунеядцы, только языком болтали. У меня в полку было двадцать четыре офицера политработника и все выезжали на станцию руководителями работ. Замечательные ребята. Мой замполит полка Виктор Деникин – отличный офицер и организатор. И, кстати, дальний родственник генерала Антона Деникина. Такая вот любопытная история. (1)
В полку было три бани и после каждой смены люди могли нормально помыться, попариться, отдохнуть. Рабочая одежда после каждой смены дезактивировалась а специальной станции и солдат всегда получал только «чистую» форму.
В районе станции и вокруг неё действовал жесточайший сухой закон. И я считаю это правильным решением. Меры наши люди не знают, разреши им выпивать «от радиации» - не остановишь. А от выпивки до ЧП один шаг. Нигде в районе спиртное не продавалось. Только в Киеве. Следили мы за этим очень строго. Любого употребившего сразу выгоняли. И это было самое страшное наказание для человека – быть выгнанным из полка.
…Говорят, что радиация не имеет не цвета не запаха ни вкуса и что её не почувствуешь. На мой взгляд, это не совсем так. Радиация имеет свой вкус и свои ощущения. При работе в зоне радиоактивного заражения во рту очень скоро появляется металлический привкус. Потом на коже возникает ощущение, что ты находишься на ярком солнце. Даже когда небо затянуто облаками. За тем возникает сухость в горле и характерный «радиационные» кашель и осиплость. Сидишь на совещании словно в доме престарелых – кругом все «кхекают» и голоса как у алкашей со стажем. Всё время хочется пить. Есть ещё один признак, но он уже означает, что ты схватил серьёзную дозу – понос. При одноразовом облучении свыше десяти рентген сразу возникает тяжелейший, неостановимый понос, который буквально выворачивает человека наизнанку. Видимо поражается слизистая стенок кишечника.
За нами была закреплена южная зона - начиная с так называемой «Красной площади»,
где до аварии были хорошие цветники, а к моему приезду - гималайские горы бетона,
металла, техники, земли. И вот потихонечку, метр за метром, за двадцать четыре дня
«Красную площадь» эту с гималайскими горами сделали ровной, вывезли весь грунт
зараженный, завезли свежий грунт. Работали скреперы, бульдозеры, потом грейдерами все
ровняли и клали на свежий грунт бетонные плиты, а поверх плит - холодный асфальт. Моя
первая работа на станции начиналась с «Красной площади», возле моста через канал.
Я удивлялся - как можно было в кратчайшие сроки, никого не подгоняя, а зная одно:
«надо!» - выполнить такую работу. И организованность была высочайшая, и люди знали,
что делать, и материал шел. И все делали, чтобы быстрее подобраться к четвертому блоку.
И пришлось нам дедовскими способами - вениками - подметать все это, собирать с
помощью трактора «Беларусь», потом сгребать лопатами и сбрасывать в контейнеры. В
тракторе была освинцована кабина. Бойцы работали в нем где-то три-пять минут, потом
выбегали, и следующие садились. В то время у меня через пятнадцать дней происходила
замена людей. Но ни одного случая получения радиации сверх нормы не было, мы
регулировали это, старались не «пережигать» людей. Очень трудно было с трактористами и
крановщиками. Крановщики по семь минут только работали на укладке плит.
Ну а возле развала. Надо было пробежать где-то метров сто пятьдесят, подмести
быстренько, бросить веники и убежать назад. Другая группа уже то, что подметено, лопатой
сгребала в контейнер, потом это все грузилось и вывозилось. Зону первого, второго, третьего
и четвертого энергоблоков мы закончили где-то в ноябре месяце.
Затем нас перебросили на «Рыжий лес». Определили энное количество гектаров леса и
поставили сроки: убрать это к 23 февраля 1987 года, ибо там надо было проложить
железнодорожную ветку для подвоза оборудования. Лес был рыжий, а в районе стройбазы -
практически цвета кофе.
Но не мы валили «Рыжий лес», а другие, с помощью ИМРов (инженерная машина
разграждения), другой техники. Они его повалили кое-как, создав бурелом, а мы делали
мартышкин труд. Не надо было этого делать, надо было оставить лес таким, каким он был,
чтобы легче подходить к нему и срезать. Мы бы производительность в пять раз больше
имели. А его навалили, наломали, как на картине Шишкина. Мотивировали тем, что если будем мы его валить, то посыплется елка рыжая и загрязнит обмундирование и все прочее. Но я уверен, что сделали хуже. Все равно деревья надо было из земли выкорчевывать, таскать, рубить их. Потом рыли котлованы невдалеке, в двух-трех километрах от повала и все это дело закапывали в глубокие котлованы, зарывали и сравнивали с землей.
Помню, в один из дней мы выехали на «эрхээмке» на разведку у второго бассейна. В машине начальник химических войск МО генерал-полковник Владимир Карпович Пикалов, я, дозиметрист парень из МВТУ и водитель. У самого бассейна РХМ вдруг заглохла и встала как вкопанная. Водитель пытается запустить машину, но она вообще не реагирует ни на что. Проходит минута, полторы, я понимаю, что ситуация чрезвычайная. Распахиваю люк, Пикалов хватает меня за рукав – Ты что?
Я командую – Все за мной! И выпрыгиваю из машины. Владимир Карпович без слов лезет за мной. Когда все оказались на земле командую – Бегом! И бросаюсь бежать к рубежу, с которого мы выехали. А это метров триста! Хорошо нас увидели и сразу отправили машину на встречу. Где-то на середине нас подобрали, вывезли. Потом зацепили РХМ, вытащили. Стали разбираться и оказалось, что мы заехали на место, где радиация была такой, что пластины аккумулятора просто осыпались. Вот там мы сразу схватили по двенадцать рентген…
Мне как командиру приходилось скрывать свои рентгены. Иначе бы я полком и полгода не прокомандовал бы. Реально к концу срока я нахватал семьдесят пять, но записал, как и все – двадцать пять. Под конец я уже сам слегка «светился». Помню, мы выезжали из зоны, я провожал генерала, прилетавшего с проверкой из ЛенВо. Обычно я проезжал «рамку» проверки, не вылезая из УАЗа, и проблем не было. А тут вышел покурить и случайно подошёл к рамке. Она как зазвенит, синие лампы-мигалки загорелись, ко мне со всех сторон милиционеры побежали. Радиация! Стали проверять машину – всё в порядке. Направили прибор на меня тут он и зазвенел. Ну показал им удостоверение. Честь отдали, пропустили, но смотрели как на смертника, наверное. А генерал всю дорогу до Киева в углу салона просидел и вылезая прошипел мне, мол, облучил его бедного…
Вообще, иногда некоторые приказы начальников отдавали откровенным авантюризом. Приходилось прикладывать усилия, чтобы доказать бессмысленность их и отменять. Но не всегда это получалось. Я до сих пор считаю, что человек, отправивший людей водружать флаг на трубу, совершил преступление. Ни малейшего смысла в этом поступке не было. Никто "сверху" такой команды не давал. Это была его личная инициатива. Возможно у него притупилось чувство опасности не знаю. Но добровольцы, отправившиеся на эту операцию, схватили страшные дозы. Насколько я знаю, почти все они уже ушли из жизни.
Зона в радиусе 30 километров вокруг станции была оцеплена колючей проволокой. Все население было выселено. По зоне передвигались только милицейские патрули. На всех выездах из зоны были развёрнуты пункты проверки и дезактивации. Каждая машина проверялась приборами и в случае необходимости её тут же отправляли на дезактивацию. После окончания работ вся техника, работавшая в зоне, была там же захоронена. Легковые автомобили захоронили в могильниках, а краны, "КамАЗы", трактора собрали на специальных площадках и оцепили колючей проволокой. Там, в этих могильниках чего только не было. Например в районе Припяти под радиацию попали склады райпотребсоюза. Я был на одном – огромные ряды импортных холодильников, стеллажи магнитофонов, телевизоров японских. И всё это во всю «фонит». Всё это свозилось в могильники и закапывалось. А ещё брошенные деревни и город Припять, из которого люди уехали, бросив всё. Конечно, это был огромный соблазн для мародёров. Помню, при нас поймали и судили одного майора из одесского полка гражданской обороны, который под шумок загрузил телевизорами и холодильниками грузовик и попытался его вывезти в Одессу. Можно представить что было бы с теми, кто приобрёл бы такой холодильник…
Вообще, работы милиции хватало. И мародёры и всякого рода авантюристы и сумасшедшие – кто только в зону не лез. А ещё местные жители. Особенно пожилые, кто тайком пробирался в свои дома и оставался в них жить. Вытащить их оттуда было просто невозможно, и постепенно на них махнули рукой. Вот это истинные «сталкеры» Чернобыля. Помню одна старушка выходила к дороге и у проезжающих солдат спрашивала сколько сегодня в воздухе «рейганов»? В смыле «рентгенов»…
…Самым трудным для меня было отвечать моим солдатам на вопрос, а что с нами будет потом? Потому что ответа на него у меня не было. Мы выполняли свой долг перед Родиной. Но, что будет потом, не знали. Как скажутся эти двадцать пять рентген? До сих пор нет единого понимания воздействия радиации на организм. Это очень индивидуальное дело. Я знаю нескольких ребят, кто в Чернобыле полностью излечился от астмы. Просто забыли о ней. И так же знаю диагноз «милиарный туберкулёз», о которого умерло несколько «ликвидаторов», когда человек сгорал буквально за две недели от внезапно открывшегося туберкулёза. По моим личным данным за эти двадцать пять лет от различных болезней умерло почти треть чернобыльцев. С одной стороны вроде бы и люди это уже не молодые. Уже в 1986 многим было за тридцать. Но и не старики. Понятное дело, что Чернобыль здоровья никому не добавил и все льготы, полагающиеся ликвидаторам, заслужены. Одно знаю точно – я ни минуты не жалел и не жалею, что в моей жизнь были эти пятнадцать месяцев этой трудной и чрезвычайно опасной работы.
Интервью моё и нигде ранее не публиковалось. Поэтому любые перепечатки только с моего разрешения.
Металлический привкус при радиации
Острая лучевая болезнь
Острая лучевая болезнь (ОЛБ) – это острое заболевание вызванное ионизирующим излучением (гамма, нейтронное, рентгеновское) в дозе более 1 Грей (Гр), всего организма и ограничено по времени (от 2-х до 10-ти суток).
Форма и тяжесть острой лучевой болезни
| Доза | Форма | Тяжесть |
|---|---|---|
| 1-2 Гр | Костно-мозговая | Лёгкая (1) |
| 2-4 Гр | Костно-мозговая | Средняя (2) |
| 4-6 Гр | Костно-мозговая | Тяжёлая (3) |
| 6-10 Гр | Костно-мозговая | Крайне тяжёлая |
| 10-20 Гр | Кишечная | Крайне тяжёлая |
| 20-80 Гр | Сосудисто-токсемическая | Крайне тяжёлая |
| Более 80 Гр | Церебральная | Крайне тяжёлая |
Патогенез
Воздействие ионизирующего излучения на организм человека приводит к возникновению последовательных физико-химических процессов.
- Поглощение ионизирующего излучения.
- Превращение энергии излучения в химическую энергию (ионы и радикалы), радиолиз активно идет в тканях содержащих воду.
- Радиохимический этап взаимодействия ионов и радикалов с ферментами и белками приводящий к нарушению хода биохимических реакций (образуются токсические вещества: перекиси, хиноны и др.).
- Гибель клеток (различные ткани гибнут при разных дозах).
Радиоповреждаемость: прямо пропорциональна степени митотической активности и обратно пропорциональна степени дифференцировки клеток.
В порядке убывания радиоповреждаемости ткани распределены следующим образом:
- Кроветворная и лимфоидная ткань,
- Половые клетки,
- Эпителий слизистой желудочно-кишечного тракта (ЖКТ),
- Кожа,
- Эндотелий сосудов,
- Серозные оболочки,
- Паренхиматозные органы,
- Соединительная ткань,
- Нервная ткань.
Наиболее подвержены разрушению ионизирующим излучением клетки кроветворной системы и лимфоидной ткани, а наименее подвержены разрушению клетки нервной системы (НС).
Радиочувствительность (к функции системы органов):
- Нервная система
- Эндокринная система
- И др.
Синдромы ОЛБ
Гематологический
Изменение в периферической крови и кроветворных органах, повреждение стволовых клеток. Первыми снижаются в крови лимфоциты в течении первых 3-х суток и количество достигает минимума на нем останется до восстановления кроветворения (через 5 недель).
Тромбоциты тоже снижаются, но начало их снижения на 1 неделю позже чем гранулоцитов. Продолжается снижение тромбоцитов до периода восстановления крови.
Эритроциты снижаются через 2 недели после облучения.
Геморрагический синдром
Возникает в следствии снижение количества тромбоцитов, а это зависит от полученной дозы излучения. В начале петехиальная сыпь, далее спонтанные кровотечения. Так же уменьшается количество белков свертываемости крови.
Инфекционные осложнения
Угнетение иммунитета и снижение естественной микрофлоры организма. Снижение гранулоцитов ниже 1 Г/литр, провоцирует снижение иммунитета и развитие инфекций. (Начало с повышения температуры тела, ангина, пневмония, инфекция мочевыводящий путей и другие инфекционные заболевания). Особенностью инфекционных заболеваний является протекание из без выраженного нагноения, но при этом с выраженными некрозами тканей.
ЖКТ синдром
Синдром поражения ЖКТ протекает по разному в зависимости от полученной дозы излучения.
В начале развивается общая реакция на облучение, далее появляются симптомы инфекционного и геморрагического энтероколита, в финале развивается радиационный гастроэнтероколит.
- При легкой степени лучевого поражения. Появляется рвота, нарушение моторики кишечника, спастические боли и диарея. Рвота возникает в результате действия образующихся под действием радиации токсинов.
- При тяжелой форме лучевого поражения. Происходит активация микроорганизмов ЖКТ на фоне снижения иммунитета. Что проявляется диареей, выраженной болью, тенезмами или запорами.
При кишечной форме ОЛБ, в результате гибели кишечного эпителия, нарушаются обменные процессы в ЖКТ. Что приводит к развитию диареи, рвоты, кишечной непроходимости.
Неврологический синдром
При небольших дозах излучения изменения носят функциональный характер (поражается кора и периферические нервы). Нарушается регуляция артериального давления (АД), раздражение рвотного центра, нарушение терморегуляции. Все эти изменения обратимые.
При больших дозах полученного облучения развивается сосудисто-токсэмический отек головного мозга и шок.
При церебральной форме появятся симптомы связанные с гибелью нервных клеток: потеря сознания, кома, параличи и парезы.
При дозе полученного облучения более 1000 Гр – мгновенная гибель пострадавшего!
Клиническая картина ОЛБ
1-й период (первичная реакция на облучение)
Развивается первичная реакция на облучение. Но она начинается не во время облучения, клиника развивается после облучения спустя минуты и часы. Внезапно появляется рвота, головная боль, слабость, металлический привкус во рту, боли в животе, гиперемия кожи (она горячая и влажная на ощупь), повышение температуры тела. Тремор пальцев рук, тахикардия, вначале повышение АД, а затем снижение АД. В крови увеличивается количество нейтрофилов, снижается уровень лимфоцитов начиная с 3-го часа после облучения и длится 3-е суток. Далее симптоматики нет.
2-й период (скрытый)
Период относительного клинического благополучия. В клинике преобладают: снижение работоспособности, нарушение сна, снижение настроения. В анализах крови: снижение лимфоцитов, гранулоцитов, тромбоцитов и ретикулоцитов; показатели эритроцитов остаются в норме. В биохимическом анализе крови наблюдается диспротеинэмия, снижены белки свертываемости крови.
В зависимости от тяжести ОЛБ скрытый период длится:
- Легкая тяжесть ОЛБ – 30 дней,
- Тяжелая и крайне тяжелая ОЛБ – 3-е суток,
- При дозе более 10 Гр, скрытого периода не будет.
Влияет и физическая активность, чем она выше, тем короче будет скрытый период.
3-й период (разгара)
Период разгара ОЛБ совпадает с началом агранулоцитоза (при костной форме ОЛБ). Соответствует снижению лейкоцитов менее 1 Г/литр. Появляются инфекционный и геморрагический синдром.
В анализе крови: панцитопения. В красном костном мозге (ККМ) – нет пролиферирующих клеточных элементов, панмиелофтиз. Кровь не стерильна, нарушена её свертываемость, снижение общего белка плазмы крови. Со стороны нервной системы (НС): головные боли, угнетение сознания, снижение сухожильных рефлексов. Со стороны сердечно-сосудистой системы: тахикардия, снижение АД, изменения на ЭКГ.
В этот период заболевания может наступать летальный исход!
Продолжительность периода от 1-й недели до 4-х недель.
4-й период (восстановления)
Период восстановления начинается с возобновления кроветворения. В крови появляются ретикулоциты и за ними другие клеточные элементы крови. Проходят инфекционные и геморрагический синдромы. Отмечается улучшение самочувствия, но восстановление ЖКТ, НС и эндокринной системы продолжается в течении нескольких месяцев.
По окончании ОЛБ остаются остаточные явления: соматические и генетические.
Соматические – изменение в крови (анемия), неврологические расстройства (астенический синдром), повышается риск развития онкологии.
Генетические – повреждение генетического материала половых клеток приводит к рождению детей с пороками развития, увеличивается детская смертность.
Особенности течения ОЛБ в зависимости от тяжести
Лёгкая степень тяжести - I (доза облучения 1-2 Гр)
Первичная реакция на облучение развивается спустя 3 часа, длиться 3 часа. Отмечается однократная рвота, незначительная мышечная слабость, температура тела нормальная, нет гиперемии кожи, нет колебаний АД. Скрытый период длится 30 дней, не будет инфекционных осложнений. Будет вегетативно-сосудистая неустойчивость (колебания ЧСС в сторону тахикардии, колебания АД в сторону гипотензии). Нет выпадения волос, отдельные петехиальные высыпания на коже. Период разгара длиться 14 дней. Прогноз благоприятный, выздоровление в течении 2-х месяцев.
Средняя степень тяжести – II (доза облучения 2-4 Гр)
Первичная реакция на облучение возникает через 1-2 часа, длиться в течении 1-х суток. Отмечается повторная рвота, умеренная головная боль, повышается температура тела (но не выше 37,50С), гиперемия кожи лица, нет снижения АД. Скрытый период длиться 3-4 недели. К концу 4-й недели появляется агранулоцитоз, повышение температуры тела, ангина, пневмония, кровоизлияния на коже и слизистых, носовые кровотечения. Период разгара длиться 2-3 недели. Не все пациенты выздоравливают. Прогноз относительно благоприятный (летальный исход у каждого 3-го пострадавшего). Период восстановления длиться до 6 месяцев.
Тяжёлая степень – III (доза облучения 4-6 Гр)
Через 30 минут после облучения начинается первичная реакция, длиться до 2-х суток. Отмечается многократная рвота, выраженная слабость, выраженные головные боли, подъем температуры до 38,00С, гиперемия лица и плеч, снижение АД. Скрытые период длиться 1-2 недели. В разгаре к клиническая картина как при средней степени тяжести ОЛБ, добавляются сепсис и энтероколит. Прогноз при тяжелой степени ОЛБ сомнительный (из 3-х пациентов 2-е с летальным исходом). Период разгара длиться до 4-х недель. Восстановительный период занимает до 1 года.
Крайне тяжелая – IV (доза облучения 6-10 Гр)
Первичная реакция на облучение возникает через несколько минут, продолжается до 3-х суток. Возникает резкая головная боль, спутанность сознания, сильные боли в животе с диареей, гиперемия всей поверхности кожи, снижение АД, температуры выше 38,00С. Скрытый период до 3 суток. В период разгара превалируют инфекционный синдром к которому присоединяется орофарингеальный синдром, развивается обезвоживание. Гибель наступает в сроки до 2-х недель. При полученной дозе 10 Гр и более – прогноз абсолютно неблагоприятный!
Сводная таблица показателей крови
Лечебные мероприятия эффективны только при костномозговой форме ОЛБ. В начальном периоде – восстанавливаем работоспособность и купируем рвоту (этапиразин), при развитии сильной рвоты инъекции (латран, димепрозид). Необходимо ведение электролитов (физиологический раствор NaCl 0,9%, дополнительно 30-50 мл гипертонического раствора NaCl 10%). При снижении АД (кардиамин, мезатон). При падении АД до коллапса (норадреналин и преднизолон). Вводим в/в гемодез с целью дезинтоксикации. Выполняем промывание желудка.
В скрытый период – лечение минимальное. При легкой степени ОЛБ амбулаторное, при среднетяжелой ОЛБ лечение стационарное (сложно предугадать начало периода разгара). Проводятся курсы витаминов.
В период разгара – госпитализация в стационар и проведение комплексной терапии. Диета обогащенная продуктами с пектином, кисломолочные продукты, растительное масло, пища жидкая и протертая, вводятся кисели, соки. Питание поддерживается ферментными препаратами. При выраженной диарее применяются сорбенты.
При развитии инфекционного синдрома применяются антибиотики. Назначается 2 а/б препарата, один внутрь для подавления микрофлоры кишечника (канамицин), второй в/в в дозах для лечения сепсиса (цефалоспорины, фторхинолоны). За период лечения проводится неоднократная смена а/б. Применяются противогрибковые препараты и противопротозойные препараты. В качестве заместительной терапии вводятся в/в иммуноглобулины и интерфероны.
Для лечения геморрагического синдрома проводят переливание тромбоцитарной массы 1 раз в неделю, а так же другие противогеморрагические препараты (аминокапроновая кислота, викасол, этамзилат, транексам и др.).
Для укрепления сосудистой стенки (аскорутин).
При анемии применяется переливание эритроцитарной массы.
При дозе полученного облучения более 6 Гр применяется трансплантация костного мозга. Данный вид лечения эффективен в первые 5 дней после облучения, до развития сепсиса.
Назначаем препараты восстанавливающие кроветворение (витамин В5, витамин В1, фолиевая кислота, Железо, Гормоны).
В период восстановления проводится усиление питания, лечебная физкультура и общеукрепляющие мероприятия. По окончании периода восстановления производится постановка на диспансерный учет (возрастает риск развития онкологических заболеваний).
Читайте также: