Металлов тверже он и выше пирамид

Обновлено: 18.05.2024

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.

Так! – весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея[2] льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал[3],

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы[4] возгласить,
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить.

О муза[5]! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело[6] твое зарей бессмертия венчай.

Река времен в своем стремленьи. [8]

Река времён в своём стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остаётся
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрётся
И общей не уйдёт судьбы.
6 июля 1816

1. «Памятник» – Впервые напечатано под заглавием «К Музе. Подражание Горацию». Вольное переложение оды Горация «К Мельпомене[7]» (кн. III, ода 30). Наиболее близкий к оригиналу перевод сделан Ломоносовым в 1747 году.
В 1795 году Державин написал стихотворение «Памятник», которому суждено было оставить заметный след в истории русской поэзии. В этом произведении Державин попытался осмыслить свою поэтическую деятельность, свое место в русской литературе. Хотя стихотворение написано за много лет до смерти поэта, оно носит как бы итоговый характер, представляет своего рода поэтическое завещание Державина.

По теме и композиции данное стихотворение восходит к оде 30 римского поэта Горация «Создал памятник я. » («К Мельпомене») из третьей книги его од. Однако, несмотря на это внешнее сходство, Белинский в упоминавшейся выше статье «Сочинения Державина» счел необходимым отметить оригинальность державинского стихотворения, его существенное отличие от оды Горация: «Хотя мысль этого превосходного стихотворения взята Державиным у Горация, но он умел выразить в такой оригинальной, одному ему свойственной форме, так хорошо применить ее к себе, что честь этой мысли так же принадлежит ему, как и Горацию».

Как известно, эту традицию своеобразного осмысления пройденного литературного пути, традицию, идущую от Горация и Державина, воспринял и творчески развил в стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный. » (1836) А. С. Пушкин. Но при этом Гораций, Державин и Пушкин, подводя итог своей творческой деятельности, различно оценивали свои поэтические заслуги, по-разному формулировали свои права на бессмертие.

Гораций считал себя достойным славы за то, что хорошо писал стихи, сумел передать на латинском языке неповторимую гармонию, ритмы и стихотворные размеры древнегреческих лириков – эолийских поэтов Алкея и Сапфо: «Первым я приобщил песню Эолии к италийским стихам. »

Державин в «Памятнике» особо выделяет свою поэтическую искренность и гражданскую смелость, свое умение говорить просто, понятно и доступно о самых высоких материях. Именно в этом, а также в своеобразии своего «забавного русского слога» он видит неоспоримое достоинство своих стихотворений, свою высшую заслугу перед русской поэзией:

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге О добродетелях Фелицы возгласить, В сердечной простоте беседовать о Боге И истину царям с улыбкой говорить.

Пушкин же утверждал, что право на всенародную любовь он заслужил гуманностью своей поэзии, тем, что своей лирой он пробуждал «чувства добрые». Взяв за основу своего стихотворения державинский «Памятник» и специально подчеркивая это целым рядом художественных деталей, образов, мотивов, Пушкин давал тем самым понять, как тесно связан он с Державиным исторической и духовной преемственностью. Эту преемственность, это непреходящее значение поэзии Державина в истории русской литературы очень хорошо показал в статье «Сочинения Державина» Белинский: «Если Пушкин имел сильное влияние на современных ему и явившихся после него поэтов, то Державин имел сильное влияние на Пушкина. Поэзия не родится вдруг, но, как все живое, развивается исторически: Державин был первым живым глаголом юной поэзии русской». (вернуться)

2. Рифей – Уральские горы. (вернуться)

3. . Как из безвестности я тем известен стал и проч. – «Автор из всех российских писателей был первый, который в простом забавном легком слоге писал лирические песни и, шутя, прославлял императрицу, чем и стал известен» («Объяснения. »). (вернуться)

4. Фелица – так называет Державин Екатерину II в своей оде. Название Екатерины Фелицей (от латинского felicitas – счастье) подсказано одним из ее собственных литературных произведений – сказкой, написанной для ее маленького внука, будущего Александра I. См. подробнее: Г.Р.Державин Ода "Фелица". (вернуться)

5. Муза – 1. В греческой мифологии – одна из девяти богинь, покровительниц различных искусств и наук, вдохновлявших поэтов и ученых в их творчестве. 2. перен. Источник поэтического вдохновения, олицетворяемый в образе женщины, богини ( поэт. устар.). (вернуться)

6. Чело – лоб (устар.). (вернуться)

7. Мельпомена – в греческой мифологии одна из 9 муз, покровительница трагедии. (вернуться)

Анализ стихотворения «Памятник» (Г.Р. Державин)

Гавриил Романович Державин своим стихотворением «Памятник» положил начало новому мотиву в русской литературе – мотиву памятника, для которого характерна торжественность стиля, подведение итогов собственного творческого пути и осмысление своего вклада в отечественную литературу. Следом за Державиным подобному мотиву посвящали свои произведения такие выдающиеся поэты как Пушкин, Некрасов и Бродский.

История создания

Стихотворение «Памятник» относится к зрелому периоду творчества Державина, оно было написано им в 1795 году и первоначально называлось «К музе». В те времена 52-летний Гавриил Романович занимал должность президента Коммерц-коллегии в Петербурге и одновременно продолжал создавать лирические произведения.

В попытке подвести итоги своему творчеству в стихотворных строках Державин обратился к опыту зарубежных авторов. Он нашел то, что искал, в оде древнеримского поэта Горация «К Мельпомене». Фактически «Памятник» является вольным переводом этого стихотворения.

К сожалению, критики не поняли главный посыл произведения. Вместо того чтобы заметить стремление Державина возвысить отечественную литературу, они увидели в его стихотворении проявление хвастовства и высокомерия. В ответ на эти обвинения поэт посоветовал критикам не обращать внимания на торжественный стиль «Памятника», а заглянуть глубже, на уровень подтекста.

Жанр, направление, размер

Жанр «Памятника» – ода. На это указывает возвышенная лексика, которую использует автор, а также очевидный в стихотворении пафос восхваления.

Разбираемое нами произведение относится к такому направлению как классицизм. В этом нет никаких сомнений, поскольку все творчество Державина развивалось в рамках данного литературного метода. В стихотворении отчетливо прослеживаются многие черты классицизма: например, стремление придерживаться «теории трех штилей» М.В. Ломоносова.

Стихотворный размер «Памятника» – шестистопный ямб с перекрестной рифмовкой.

Смысл названия

Стихотворение Державина «Памятник» имеет четкое название, в отличие от стихотворения Пушкина, которое озаглавлено первой строкой («Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»).

Это подтверждает мысль о том, что Гавриил Романович центральным образом и объектом восхвалений лирического героя делает именно памятник, а не себя, этот памятник создавшего.

Образы и символы

Как уже было сказано, образ, выходящий на первый план в произведении Державина, – памятник. Он несет за собой определенный метафорический ряд и является символом нерушимой памяти о поэте, внесшем в отечественную литературу вклад, который невозможно переоценить.

Далее следует образ Музы. Лирический герой призывает ее «возгордиться» и отвечать на презрение толпы, фактически провозглашая ее хранителем своей памяти в веках. Стоит вспомнить и про Фелицу, о восхвалении добродетелей которой вспоминает поэт. На самом деле, в своей лирике Державин обозначал данным именем Екатерину II. Среди наследия Гавриила Романовича действительно можно найти множество стихотворений, посвященных императрице и выдержанных в одическом стиле.

Главная тема лирического произведения «Памятник» – тема поэта и поэзии. Более глубокий тематический разрез стихотворения – тема бессмертия поэта и созданных им произведений. Литература является важной отраслью культуры и искусства. В связи с этим очень важно размышлять над степенью ее влияния на людей и праве поэта оставаться в памяти поколений за свои заслуги на литературном поприще.

Также в стихотворении «Памятник» очевидна тематика взаимоотношений поэта и толпы. В последней строфе лирический герой требует от своей Музы уверенности в «заслуге справедливой» и ответа на нападки критиков.

Проблемы

Проблематика «Памятника» не столь разнообразна. В своем стихотворении Державин задается лишь одни вопросом: достоин ли поэт бессмертия и признания людьми его вклада в национальную культуру?

Для ответа на этот вопрос Гавриил Романович выбирает самый верный способ: лирическое слово. Ведь большинство стихотворений Державина отличает именно честность и искренность лирического героя перед самим собой.

Смысл

В «Памятнике» Державин стремился подвести итоги всему своему творческому пути, а потому данное произведение является очень насыщенным смысловыми оттенками. Основная идея стихотворения «Памятник» заключается в том, что литература оказывает огромное влияние на движение общенациональной истории, а потому каждая великая личность, имеющая к ней отношение, не должна забываться последующими поколениями.

Главная мысль стихотворения «Памятник» – невозможно переоценить заслуги поэта-первопроходца, который, к тому же отличается честностью и способностью говорить правду даже царям.

Чему учит?

«Памятник» учит нас задумываться о наследии, которое уже было оставлено великими людьми в прошлом и о том, какое наследие после себя можем оставить мы сами. Важно изучать историю и литературу нашей страны, чтобы отдавать дань памяти личностям, повлиявшим на направление движения государства, в котором мы родились.

Автор показывает читателям, какие заслуги он считает достойными памяти и акцентирует внимание на важности гражданской лирики.

Средства художественной выразительности

Перечислим тропы, использованные в стихотворении «Памятник» Державина:

Слова высокого стиля: «тлен», «дерзнул», «возгордись», «чело».
Эпитеты: памятник «чудесный, вечный», «заслугой справедливой».
Метафоры: «времени полет», «зарей бессмертия».
Олицетворения: «вселенна будет чтить», «слух пройдет».
Гиперболы: «металлов тверже он и выше пирамид», «народах неисчетных».
Инверсии: «часть меня большая», «заслугой справедливой».

Автор: Ромазан Самодинов

Анализ стихотворения «Перемена» (Б.Л. Пастернак)

Автор: Самый Зелёный · Published 07.06.2022

Анализ стихотворения «Детство» (И. А. Бунин)

Автор: Самый Зелёный · Published 17.04.2020

Анализ рассказа «Певцы» (И. С. Тургенев)

Автор: Самый Зелёный · Published 30.06.2020

Добавить комментарий Отменить ответ

Последнее

Архивы

ol:first-of-type > li:nth-child(4)' data-code='PGRpdiBjbGFzcz0nY29kZS1ibG9jayBjb2RlLWJsb2NrLTYnIHN0eWxlPSdtYXJnaW46IDhweCAwOyBjbGVhcjogYm90aDsnPgo8IS0tIFlhbmRleC5SVEIgUi1BLTMzMDYzNS02IC0tPgo8ZGl2IGlkPSJ5YW5kZXhfcnRiX1ItQS0zMzA2MzUtNiIgc3R5bGU9ImRpc3BsYXk6IGlubGluZS1ibG9jazsiPjwvZGl2Pgo8c2NyaXB0IHR5cGU9InRleHQvamF2YXNjcmlwdCI+CiAgICAoZnVuY3Rpb24odywgZCwgbiwgcywgdCkgewogICAgICAgIHdbbl0gPSB3W25dIHx8IFtdOwogICAgICAgIHdbbl0ucHVzaChmdW5jdGlvbigpIHsKICAgICAgICAgICAgWWEuQ29udGV4dC5BZHZNYW5hZ2VyLnJlbmRlcih7CiAgICAgICAgICAgICAgICBibG9ja0lkOiAiUi1BLTMzMDYzNS02IiwKICAgICAgICAgICAgICAgIHJlbmRlclRvOiAieWFuZGV4X3J0Yl9SLUEtMzMwNjM1LTYiLAogICAgICAgICAgICAgICAgYXN5bmM6IHRydWUKICAgICAgICAgICAgfSk7CiAgICAgICAgfSk7CiAgICAgICAgdCA9IGQuZ2V0RWxlbWVudHNCeVRhZ05hbWUoInNjcmlwdCIpWzBdOwogICAgICAgIHMgPSBkLmNyZWF0ZUVsZW1lbnQoInNjcmlwdCIpOwogICAgICAgIHMudHlwZSA9ICJ0ZXh0L2phdmFzY3JpcHQiOwogICAgICAgIHMuc3JjID0gIi8vYW4ueWFuZGV4LnJ1L3N5c3RlbS9jb250ZXh0LmpzIjsKICAgICAgICBzLmFzeW5jID0gdHJ1ZTsKICAgICAgICB0LnBhcmVudE5vZGUuaW5zZXJ0QmVmb3JlKHMsIHQpOwogICAgfSkodGhpcywgdGhpcy5kb2N1bWVudCwgInlhbmRleENvbnRleHRBc3luY0NhbGxiYWNrcyIpOwo8L3NjcmlwdD48L2Rpdj4K' data-block='6'>

ol:first-of-type > li:nth-child(4)' data-code='PGRpdiBjbGFzcz0nY29kZS1ibG9jayBjb2RlLWJsb2NrLTcnIHN0eWxlPSdtYXJnaW46IDhweCAwOyBjbGVhcjogYm90aDsnPgo8IS0tIFlhbmRleC5SVEIgUi1BLTMzMDYzNS03IC0tPgo8ZGl2IGlkPSJ5YW5kZXhfcnRiX1ItQS0zMzA2MzUtNyIgc3R5bGU9ImRpc3BsYXk6IGlubGluZS1ibG9jazsiPjwvZGl2Pgo8c2NyaXB0IHR5cGU9InRleHQvamF2YXNjcmlwdCI+CiAgICAoZnVuY3Rpb24odywgZCwgbiwgcywgdCkgewogICAgICAgIHdbbl0gPSB3W25dIHx8IFtdOwogICAgICAgIHdbbl0ucHVzaChmdW5jdGlvbigpIHsKICAgICAgICAgICAgWWEuQ29udGV4dC5BZHZNYW5hZ2VyLnJlbmRlcih7CiAgICAgICAgICAgICAgICBibG9ja0lkOiAiUi1BLTMzMDYzNS03IiwKICAgICAgICAgICAgICAgIHJlbmRlclRvOiAieWFuZGV4X3J0Yl9SLUEtMzMwNjM1LTciLAogICAgICAgICAgICAgICAgYXN5bmM6IHRydWUKICAgICAgICAgICAgfSk7CiAgICAgICAgfSk7CiAgICAgICAgdCA9IGQuZ2V0RWxlbWVudHNCeVRhZ05hbWUoInNjcmlwdCIpWzBdOwogICAgICAgIHMgPSBkLmNyZWF0ZUVsZW1lbnQoInNjcmlwdCIpOwogICAgICAgIHMudHlwZSA9ICJ0ZXh0L2phdmFzY3JpcHQiOwogICAgICAgIHMuc3JjID0gIi8vYW4ueWFuZGV4LnJ1L3N5c3RlbS9jb250ZXh0LmpzIjsKICAgICAgICBzLmFzeW5jID0gdHJ1ZTsKICAgICAgICB0LnBhcmVudE5vZGUuaW5zZXJ0QmVmb3JlKHMsIHQpOwogICAgfSkodGhpcywgdGhpcy5kb2N1bWVudCwgInlhbmRleENvbnRleHRBc3luY0NhbGxiYWNrcyIpOwo8L3NjcmlwdD48L2Rpdj4K' data-block='7'>

ul:first-of-type > li:nth-child(4)' data-code='PGRpdiBjbGFzcz0nY29kZS1ibG9jayBjb2RlLWJsb2NrLTEwJyBzdHlsZT0nbWFyZ2luOiA4cHggMDsgY2xlYXI6IGJvdGg7Jz4KPCEtLSBZYW5kZXguUlRCIFItQS0zMzA2MzUtOSAtLT4KPGRpdiBpZD0ieWFuZGV4X3J0Yl9SLUEtMzMwNjM1LTkiIHN0eWxlPSJkaXNwbGF5OiBpbmxpbmUtYmxvY2s7Ij48L2Rpdj4KPHNjcmlwdCB0eXBlPSJ0ZXh0L2phdmFzY3JpcHQiPgogICAgKGZ1bmN0aW9uKHcsIGQsIG4sIHMsIHQpIHsKICAgICAgICB3W25dID0gd1tuXSB8fCBbXTsKICAgICAgICB3W25dLnB1c2goZnVuY3Rpb24oKSB7CiAgICAgICAgICAgIFlhLkNvbnRleHQuQWR2TWFuYWdlci5yZW5kZXIoewogICAgICAgICAgICAgICAgYmxvY2tJZDogIlItQS0zMzA2MzUtOSIsCiAgICAgICAgICAgICAgICByZW5kZXJUbzogInlhbmRleF9ydGJfUi1BLTMzMDYzNS05IiwKICAgICAgICAgICAgICAgIGFzeW5jOiB0cnVlCiAgICAgICAgICAgIH0pOwogICAgICAgIH0pOwogICAgICAgIHQgPSBkLmdldEVsZW1lbnRzQnlUYWdOYW1lKCJzY3JpcHQiKVswXTsKICAgICAgICBzID0gZC5jcmVhdGVFbGVtZW50KCJzY3JpcHQiKTsKICAgICAgICBzLnR5cGUgPSAidGV4dC9qYXZhc2NyaXB0IjsKICAgICAgICBzLnNyYyA9ICIvL2FuLnlhbmRleC5ydS9zeXN0ZW0vY29udGV4dC5qcyI7CiAgICAgICAgcy5hc3luYyA9IHRydWU7CiAgICAgICAgdC5wYXJlbnROb2RlLmluc2VydEJlZm9yZShzLCB0KTsKICAgIH0pKHRoaXMsIHRoaXMuZG9jdW1lbnQsICJ5YW5kZXhDb250ZXh0QXN5bmNDYWxsYmFja3MiKTsKPC9zY3JpcHQ+PC9kaXY+Cg==' data-block='10'>

ul:first-of-type > li:nth-child(4)' data-code='PGRpdiBjbGFzcz0nY29kZS1ibG9jayBjb2RlLWJsb2NrLTExJyBzdHlsZT0nbWFyZ2luOiA4cHggMDsgY2xlYXI6IGJvdGg7Jz4KPCEtLSBZYW5kZXguUlRCIFItQS0zMzA2MzUtMjQgLS0+CjxkaXYgaWQ9InlhbmRleF9ydGJfUi1BLTMzMDYzNS0yNCIgc3R5bGU9ImRpc3BsYXk6IGlubGluZS1ibG9jazsiPjwvZGl2Pgo8c2NyaXB0IHR5cGU9InRleHQvamF2YXNjcmlwdCI+CiAgICAoZnVuY3Rpb24odywgZCwgbiwgcywgdCkgewogICAgICAgIHdbbl0gPSB3W25dIHx8IFtdOwogICAgICAgIHdbbl0ucHVzaChmdW5jdGlvbigpIHsKICAgICAgICAgICAgWWEuQ29udGV4dC5BZHZNYW5hZ2VyLnJlbmRlcih7CiAgICAgICAgICAgICAgICBibG9ja0lkOiAiUi1BLTMzMDYzNS0yNCIsCiAgICAgICAgICAgICAgICByZW5kZXJUbzogInlhbmRleF9ydGJfUi1BLTMzMDYzNS0yNCIsCiAgICAgICAgICAgICAgICBhc3luYzogdHJ1ZQogICAgICAgICAgICB9KTsKICAgICAgICB9KTsKICAgICAgICB0ID0gZC5nZXRFbGVtZW50c0J5VGFnTmFtZSgic2NyaXB0IilbMF07CiAgICAgICAgcyA9IGQuY3JlYXRlRWxlbWVudCgic2NyaXB0Iik7CiAgICAgICAgcy50eXBlID0gInRleHQvamF2YXNjcmlwdCI7CiAgICAgICAgcy5zcmMgPSAiLy9hbi55YW5kZXgucnUvc3lzdGVtL2NvbnRleHQuanMiOwogICAgICAgIHMuYXN5bmMgPSB0cnVlOwogICAgICAgIHQucGFyZW50Tm9kZS5pbnNlcnRCZWZvcmUocywgdCk7CiAgICB9KSh0aGlzLCB0aGlzLmRvY3VtZW50LCAieWFuZGV4Q29udGV4dEFzeW5jQ2FsbGJhY2tzIik7Cjwvc2NyaXB0PjwvZGl2Pgo=' data-block='11'>

Что навеяла Поющая Поэтам?

Я знак бессмертия себе воздвигнул
Превыше пирамид и крепче меди,
Что бурный аквилон сотреть не может,
Ни множество веков, ни едка древность.

Не вовсе я умру, но смерть оставит
Велику часть мою, как жизнь скончаю.
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом.

Где быстрыми шумит струями Авфид,
Где Давнус царствовал в простом народе,
Отечество мое молчать не будет,
Что мне беззнатной род препятством не был,

Чтоб внесть в Италию стихи эольски
И перьвому звенеть Алцейской лирой.
Взгордися праведной заслугой, муза,
И увенчай главу Дельфийским лавром.

1747
Первое на русском языке переложение тридцатой оды Горация, книга 3 "К Мельпомене"
Exegi monumentum aere perennius. 23 год до н. эры.

Авфид — река на родине Горация на юге Италии.

Давнус — или Давн, царь Апулии, родины Горация.

Стихи эольски – (Эолийские) Гораций имеет в виду, что ему принадлежит заслуга перенесения на италийскую почву греческой лирики, которую он называет "эолийским напевом", потому что главные ее представители Алкей и Сафо (VI век до н.э.) были эолийцами.

Алцейской лирой. Альцей (Алкей) — древнегреческий лирик VII з. до н. э. Писал на эолийском диалекте.

Дельфийским лавром – в Дельфах был главный храм Аполлона, священным деревом которого считался лавр.

Гавриил Романович Державин (1743 - 1816)

Так! — весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.

О муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай.

Александр Сергеевич Пушкин

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

Другие статьи в литературном дневнике:

31.03.2010. Мир, Мир, Мир всем!
29.03.2010. Памятуя Имя Бога
26.03.2010. Феодоровская
25.03.2010. Жива-весна! Ура!
24.03.2010. Иду на вы!
23.03.2010. Читаю Seven Books of Life Antonio Guerra
22.03.2010. Бессмертия Громокипящий Кубок
19.03.2010. Навий день - слава предкам. Встреча Комоедицы
15.03.2010. Державная
12.03.2010. Что навеяла Поющая Поэтам?
11.03.2010. Апостол. 1564
10.03.2010. Чарльз Чаплин
02.03.2010. Возвышенность
01.03.2010. Новый Год Света - восход небесного духа

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Два Памятника Державина 1795 и Пушкина 1836

Известную оду Горация "Я памятник воздвиг. " (Exegi monumentum) до А.С. Пушкина перекладывали и переводили такие русские поэты, как М.В. Ломоносов, Г.Р. Державин, К.Н. Батюшков.
На мой взгляд, М.В. Ломоносов просто перевёл эту оду на русский язык, ещё не применив - по крайней мере явно - её к самому себе - как русскому поэту. У него в стихотворении ещё - римские реалии. А К.Н. Батюшков перевёл горациеву оду - опять же на мой взгляд - слишком фривольно, не серьёзно, что ли. Не достойно, - хотя и в своём духе. Но вообще-то, на Памятник Батюшкову это произведение не тянет, именно из-за какого-то его легкомыслия, - может быть, обусловленного душевной болезнью.
Таким образом, в русской (допушкинской и припушкинской) литературе мы видим лишь два достойных переложения оды Горация на русский язык: стихотворение Г.Р. Державина и стихотворение А.С. Пушкина. И Пушкин, когда создавал свой "Памятник", несомненно опирался - причём буквально построчно - на "Памятник" Г.Р. Державина.
Давайте ещё раз рассмотрим - в параллели, по строфам, и по строчкам, - оба эти стихотворения.

1.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Когда Державин создавал свой "Памятник"(1795), Александрийского столпа на Дворцовой площади Петербурга ещё не было (1834). Хотя, конечно, по аналогии с пирамидами, здесь можно подумать и о Столпе в Александрии (то есть, так же в Египте). Такая амбивалентность заложена самим Пушкиным, - и опора на Державина здесь подготовила ему шаг к отступлению - если что.
Державин в этих строках говорит о степени крепости созданного им памятника - что он будет стоять, несмотря ни на что. Он прав в том, что памятник его стоит - кто не знает о поэте Державине?! Но - с другой стороны: и кто же его читает. Кроме специалистов, литературоведов? Практически ведь никто. А "Памятник" Пушкина держится именно за счёт постоянного взаимодействия с читателем: "к нему не зарастёт народная тропа. " То есть, так - надеялся, что будет, - сам Пушкин. Он не думал, что интеллигенция наставит ему ещё и рукотворных монументов, и провозгласит его кумиром. Чистота пушкинского образа была таким образом вульгаризирована.

2.
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Пушкин здесь белее конкретен: он указывает, что именно в нём избежит тленья - душа, перелитая в строчки произведений, составившая союз (завет) с лирой. Душа всегда полагалась немой "субстанцией", и только у Пушкина она - "болтушка". Но открывается эта "болтушка" не каждому, а только пииту - тому, кто способен настроиться на её волну, почувствовать душу Поэта, вступить в диалог с ней. "Подлунный мир" - это прежде всего Россия; во времена Пушкина именовавшаяся "Полуночной страной", - то есть, Северной, в отличие от Полуденных - Южных.
То есть, эти строчки Державина и эти строчки Пушкина - они идентичны. Только Пушкин высказался чётче, красивее, обнажённее.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгуз, и друг степей калмык.

Здесь тоже речь - об одном и том же - о памяти в народах России. Причём, помнить будут - и у Державина, и у Пушкина - только в основном само имя. То есть, не факт, что будут читать, но что имя назовут всегда. Поскольку слух дойдёт, что, мол, "то-то был поэт!" Это - легенда, миф. Как о Стеньке Разине - если хотите.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокой век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

А вот эти строфы - они более сложные для интерпретации. Державин о чём здесь говорит? Фелица - это Екатерина Вторая; так Державин её и "обозвал" в своей Оде. Истину с улыбкой он говорил, - по-видимому, так же - ей, и её фаворитам. Ну, а в сердечной простоте беседовать о боге, - так это Державин умел в своих стихах, - и это одно из главных - на мой взгляд, - его свойств, то есть, - свойств его поэзии, - придающее ей - поэзии державинской - особое обаяние.

А что говорит Пушкин? Во-первых, он сказал, - "буду любезен народу". Он - Пушкин, - пробуждал лирой добрые чувства. То есть, способствовал тому, что человек - благодаря его поэзии - пробуждался к добру. Ну, так это же соответствует державинскому "о добродетелях Фелицы возгласить". Державин считал ,что хваля добродетели главной персоны в государстве, настраивает на эти добродетели и весь народ . Так что, никакого противоречия и в этих строках у Пушкина и Державина нет. Это - об одном и том же, только - в разное время. "В сердечной простоте беседовать о боге" так же согласуется с пушкинским: "Что в мой жестокий век восславил я Свободу. " Поскольку бог есть Свобода. Единственное, у Державина нет "жестокого века". Думаю - потому, - что несмотря на всю нескладность, во многом и суровость его судьбы, несмотря на многие жизненные невзгоды и всякие перипетии, Державин всё же не мог назвать свою судьбу "жестокой". А Пушкин - мог. Трудно представить себе более жестокую судьбу - если вдуматься. Если сопоставить пушкинскую натуру, всю весёлость и светлость его гения - и те рамки, ту жёсткость, в которых он провёл весь свой короткий век. И поэт говорит здесь вовсе не о веке девятнадцатом, - которому только треть тогда миновала. Не надо накладывать на эту строчку известную нам строчку Блока: "век девятнадцатый, железный, воистину жестокий век!" У Пушкина - не о нём; Пушкин говорит о своём человеческом веке. И он в этом веке - кругом несвободный, - умудрился всё же быть свободным и Свободу ещё и восславить! Вот это - "во-вторых". Будучи внешне крайне несвободным, Пушкин восславил Свободу - именно ту, Божественную, свободу, - которую имел ввиду и Державин, когда в сердечной простоте беседовал о Боге. (Сердечная простота - это и есть Свобода.) Потому Пушкин и любезен народу - который так же кругом несвободен, но при этом умудряется быть свободным духом - в лучших своих представителях, или - в лучшие свои минуты; или ещё - в народной поэзии своей. Так была свободна - этой же Свободой - крепостная няня поэта Арина Родионовна Яковлева. И - наконец, - в-третьих: "И истину царям с улыбкой говорить! -у Державина, и "И милость к падшим призывал" - у Пушкина. Самые спорные - казалось бы - строчки. От кого-то - от Цявловского, что ли, - или раньше ещё - пошла эта интерпретация: "Пушкин призывал милость к декабристам"? Чушь - на мой взгляд - полнейшая. Отчего декабристы - падшие-то? Ведь пасть можно только в духе - а в духе они как раз не падали! Или "пасть" - в смысле - умереть, - но к мёртвым призывать милость уже бессмысленно. Я так считаю: поскольку у Державина в этой строке говорится о царях, - то и Пушкин здесь имеет ввиду царей - тех царей, при которых ему пришлось жить : Александра и Николая Павловичей. Они и были "падшими" - в духе. То есть, отпавшими от Бога. Конечно - а какими же ещё, - если один отправил Пушкина - представителя Бога на Русской земле, пророка Его, - далеко и неизвестно как надолго, а другой наоборот привязал к своей особе накрепко - короткой цепью Третьего отделения? А потом ещё не нашёл ничего лучше, как нарядить Первого поэта России шутом гороховым! Так что, милость Пушкин призывал к падшим русским царям, при которых ему выпало жить, - Божью милость, - поскольку имел право говорить Ему: "помилуй их, ибо не ведают, что творят!" Именно такой милостью и была обеспечена такая - божественная - Пушкинская Свобода. Державин ещё мог говорить "своим" царям истину. К нему "цари" (царица и её фавориты) ещё - хоть как-то - прислушивались. Пушкина же цари игнорировали; слушать и не думали. Потому что были совсем падшими - от - павш-ими от Бога. Вот этим Поэт будет более всего любезен народу - тем, что - несмотря ни на что - призывал милость к падшим российским монархам. Но и - насколько же он выше их себя чувствовал! Смелость революционера, за которым народ безоглядно идёт на баррикады. Но при этом - царям не рубят головы; на их грешные головы призывается милость. И это народу должно быть - любезно. По крайней мере, Пушкин верил, что это будет любезно русскому народу - народу, - а не черни.

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспоривай глупца.

У Пушкина здесь введено Божие веленье. У Державина его нет. У Державина Муза - главнее, - она имеет право возгордиться сама собой. Она сама себя венчает! А у Пушкина его муза - как эгидой - защищена Божьим веленьем; она - не сама по себе, она - по божьей воле. И потому не может быть не права, не может быть не божественна. И потому не снизойдёт к человеческому мнению о ней. У пушкинской музы всё, что не хвала, - всё - клевета! То есть - неправда, - несоответствие Истине. Пушкинская Муза достойна ТОЛЬКО хвалы. Но и её приемлет равнодушно, поскольку лишь исполнила веленье божье. То есть, ничего личного, своего, у неё и нет. Всё ,что есть - есть по веленью божьему. И глупец - тот, - кто возразит на это, - хваля ли, порицая ли. Но и его оспоривать не нужно. Самые исполненные Тайны эти строки. Как будто фатой завешанные. Всё ясно - и ничего не ясно. Непроницаемые строки. Муза Державина - муза - языческая богиня: "И презрит кто тебя - Сама тех презирай!" Это поведение античных богинь. У Пушкина же Муза - я бы сказала, - Невидимка, - как Людмила в шапке Черномора. Где Она - Муза? Послушна, равнодушна, ничего требуя, никого не оспоривая. Не проявляя себя никак. Жива ли она? Существует ли? Существует. Как солнечный свет, как журчащий ручей. Обижает ли их наша обида? Восхваляет ли наша хвала? Нет; они им просто не нужны. Они просто светят и журчат. Хотите - реагируйте на них, хотите - нет. Но они журчат и светят, - по воле Бога.

Таким образом, Пушкин, когда создавал свой "Памятник", - он опирался на "Памятник" Державина, и перекликался строчками - с этим "Памятником". Он ведь был непосредственным преемником именно Гаврилы Романовича, - и не случайно тот его, "в гроб сходя, благословил", - идти дальше себя. Но дело-то здесь ещё в том - как я понимаю, что Поэзия Русская, - как она развивалась, - от Петровской эпохи, от Феофана Прокоповича ещё, - она в Державине получила своё высшее развитие. То есть на этом - линейном, так сказать, пути развития, Державин - фигура, венчающая собой развитие Русской Поэзии восемнадцатого века. То есть - Русской Поэзии вообще, - поскольку никакой другой, - литературной,- поэзии и не было! То есть, дальше Державина идти было некуда. (Все возражения о Батюшкове, Вяземском, Жуковском, - прошу вас, - оставьте при себе! По масштабу эти фигуры не сопоставимы с фигурой Державина. Они все ещё примыкают к нему.) И в общем-то, получается, что Пушкин - не преемник Державина, на котором та - первая Русская Поэзия и завершилась. Та Галактика выстроилась. Главной звездой её и явился Державин. Пушкину в этой Галактике нет места. Пушкин явился Звездой Новой литературной Галактики, - той, в которой Русская Литература и существует поныне. В которой главный принцип - принцип Свободы, - относительно любого земного владыки, - с одной стороны, и принцип Милосердия - с другой. Пушкин ведь и не просто звезда, Пушкин - он Солнце. Относительно этого Солнца и выстраивается наша литературная жизнь, - с тех пор, - как он. да с тех пор, как он - умер. Он умер - а Солнце его зажглось - зажглось, а не "закатилось", - как писал недальновидный В.Ф. Одоевский. Таким образом, пушкинский "Памятник" - это тот же державинский "Памятник", - но в более развитой - Пушкинской - Русской поэтической Галактике. Даже неправильно сказать "более развитой". Заряжённой большей энергией, что ли. Исполненной большею жизнью. По отношению к державинской пушкинская поэзия совершила качественный скачок, преобразовавшись в нечто принципиально другое. В небывалое. Однако, Пушкин при этом утверждает свою преемственность с Державиным, - и это - так. Преемственность есть. Без преемственности он - Пушкин - не взлетел бы, не сделал такой головокружительный бросок. И эту преемственность пушкинисты - на мой взгляд - всегда недооценивали. Если сравнивать с Христом, то Пушкин - он так же - Дверь. А Державин - он из тех, кто ещё - за Дверью, - но он, - ближе всех к этой самой Двери, и он даже слегка уже её "толкнул". По-английский "толкать" - "push", - тот же корень - может быть, - потому же - и у "пушки". Державин толкнул - и Россия "выстрелила" - Пушкиным, - Солнцем Литературы Русской. В общем, я дошла в своих рассуждениях до того, что Державин - Моисей, а Пушкин - Христос нашего Завета с Богом, под названием: "Русская литература". Кажется, дальше идти некуда. Всё! Нет, не всё. И их "Памятники" должны печататься рядом - на параллельных страницах, - чтобы всегда можно было сопоставить тексты, - и лучше вникнуть в них.

Я тоже памятник воздвиг себе нерукотворный

Перечитываю стихотворение Пушкина «Памятник». Потрясающая вещь! И заразительная. После него многие поэты в той или иной форме тоже стали сооружать себе стихотворные памятники. Но пошла эта памятникомания не от Пушкина, а из глубины веков от Горация. Ломоносов был первым в русской литературе 18 века, кто перевел стих Горация. Звучит этот перевод так:

Я знак бессмертия себе воздвигнул
Превыше пирамид и крепче меди,
Что бурный аквилон сотреть не может,
Ни множество веков, ни едка древность.
Не вовсе я умру; но смерть оставит
Велику часть мою, как жизнь скончаю.
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом.

От Горация и пошла эта памятникомания. На основе текста Горация, написал свой «Памятник» и Державин.

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.
Так! — весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.
Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал,
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.
О муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай

За ним пишет свой знаменитый "Памятник" Пушкин

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пойдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Веленью божию, о муза, будь послушна;
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

Внимтельный читатель обратит внимание, что эти три стихотворных памятника во многом похожи друг на друга.
Дальше пошло-поехало. Хороший памятник себе сооружает поэт Валерий Брюсов, где он с уверенностью заявляет, что его памятник «не свалить» и что потомки его «ликуя назовут»

Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен.
Кричите, буйствуйте, — его вам не свалить!
Распад певучих слов в грядущем невозможен, —
Я есмь и вечно должен быть.
И станов всех бойцы, и люди разных вкусов,
В каморке бедняка, и во дворце царя,
Ликуя, назовут меня — Валерий Брюсов,
О друге с дружбой говоря.
В сады Украины, в шум и яркий сон столицы,
К преддверьям Индии, на берег Иртыша, —
Повсюду долетят горящие страницы,
В которых спит моя душа.
За многих думал я, за всех знал муки страсти,
Но станет ясно всем, что эта песнь — о них,
И, у далеких грез в неодолимой власти,
Прославят гордо каждый стих.
И в новых звуках зов проникнет за пределы
Печальной родины, и немец, и француз
Покорно повторят мой стих осиротелый,
Подарок благосклонных Муз.
Что слава наших дней? — случайная забава!
Что клевета друзей? — презрение хулам!
Венчай мое чело, иных столетий Слава,
Вводя меня в всемирный храм.

Поэт Ходасевич тоже надеялся, что
"В России новой и великой,
Поставят идол мой двуликий
На перекрестке двух дорог,
Где время, ветер и песок…"

А вот Ахматова в поэме «Реквием» даже указала место, где ей поставить памятник.

А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его

Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.

В 2006 году, в год сорокалетия со дня смерти Ахматовой, в Питере, на набережной Робеспьера, напротив здания тюрьмы «Кресты» был открыт ей памятник. Именно в том месте, где она указала.

Своеобразный памятник воздвиг себе И.Бродский.

Я памятник себе воздвиг иной,
К постыдному столетию спиной,
К любви своей потерянной лицом,
А ягодицы к морю полуправд…

Есенин тоже, в шутку наверное, соорудил себе памятник:
Я памятник себе воздвиг
Из пробок вылаканных вин.
Пробками тогда назывались бутылки вина. Рассказывая о встече с Есениныым в Ростове - на Дону в 1920 году Ю.Анненков вспоминал эпизод, имевший место в ресторане "Альгамбра". Есенин стуча по столу кулаком:
- Товарищ лакей, пробку!
Есенину заслуженный памятник поставил народ. И не один. К ним не зарастет народная тропа.

А вот поэт А.Кучерук упорно пишет стих за стихом, что бы тоже создать себе памятник нерукотворный. Вот только сомневается «будет ли к нему тропа?»

Мне говорят, что всё это напрасно;
писать стихи. К чему они сейчас?
Ведь нет давно на свете Дам прекрасных.
И рыцарей давно нет между нас.

Давно к стихам все души охладели
до минус двух по Кельвина шкале.
Ну, что ты в них вцепился, в самом деле?
Что, нет других занятий на Земле?

А может, графоман ты? Вот и строчишь,
сбивая строки в стройные ряды?
Как швейная машинка, днём и ночью
стихи тачаешь полные воды.

И я не знаю, что сказать на это,
поскольку я действительно готов
с энергией достойною поэта
воспеть друзей и сокрушить врагов.

Стих за стихом готов писать упорно,
но если так страна моя слепа,
пусть памятник создам нерукотворный.
А будет ли к нему вести тропа.

Наблюдая, как другие создают себе памятники, я тоже заразился этой памятникоманией и решил создать свой нерукотворный.

Я тоже памятник себе воздвиг,
Как Пушкин, как старик Державин,
Фамилию свою под ником НИК
Я творчеством своим уже прославил.

Нет, господа, совсем я хрен умру,
Творения мои меня переживут.
За то, что верен был всегда добру,
Потомки в храме свечку мне зажгут.

И тем любезен буду я народу,
Что творчеством сердца я волновал,
Что от врагов и прочих всех уродов
Святую Русь всю жизнь я защищал.

Враги мои от зависти умрут.
Пускай умрут, им так, видать, и надо!
Из памяти потомки их сотрут,
А будет НИК греметь, как канонада.

Слух обо мне пройдет везде и всюду,
И вспомнят обо мне и чукча, и калмык.
В кругу читать мои творенья будут,
Хороший, скажут, человек был НИК.

Вот только, как и Кучерук, сомневаюсь, будет ли к моему памятнику тропа?

Читайте также: