Унцукульская насечка металлом по дереву
Обновлено: 08.05.2024
Селение Унцукуль Унцукульского района Республики Дагестан - один из крупных и известных центров народных художественных промыслов. Здесь издавна изготавливают разнообразные изделия из кизилового, абрикосового или орехового дерева - трости, вазы, карандашницы, декоративные блюда, панно и т.д. с тончайшей серебряной или мельхиоровой насечкой и с геометрическим в своей основе оригинальным и самобытным орнаментом. Искусство унцукульской орнаментальной насечки металлом по дереву по красоте, изысканности и в то же время простоте и лаконичности декоративных средств, незатейливости технических приемов является единственным в своем роде неповторимым явлением в современном декоративно-прикладном искусстве.
Работа унцукульских мастеров трудоемкая, требующая выработки специальных навыков, точно рассчитанных операций и приемов. Орнамент строгий, графичный, состоит из сочетания геометрических форм и изображений солярных знаков. Композиция основывается на раппортном повторении ряда узорных элементов, образующих орнамент свободной горизонтальной или вертикальной симметрии.
Зародилось унцукульское искусство насечки металлом по дереву в XVIII в. на основе существующих до этого богатых традиций изготовления художественно оформленного холодного оружия с серебряной насечкой по железу и кости (рогу) и художественной резьбы по дереву. В прошлом унцукульские мастера славились как искусные оружейники. Хранящееся в музеях Москвы, С.-Петербурга и Тбилиси холодное и огнестрельное оружие унцукульцев отличается высокими техническими и декоративными качествами. В период национально-освободительной войны народов Дагестана под руководством имама Шамиля в Унцукуле отливались пушки, изготовлялся порох, ковались клинки кинжалов и шашек. После окончания Кавказской войны царское правительство наложило запрет на производство холодного и огнестрельного оружия.
В XIX в. унцукульские мастера изготовляли широкий ассортимент изделий из дерева с серебряной, медной и латунной насечкой – курительные трубки, табакерки, ручки для кнута, стеки, портсигары, трости и т.д. Особенно широкий размах принял унцукульский промысел во 2-й половине XIX в., когда производством разнообразных изделий из дерева с металлической насечкой было занято около 500 человек. В конце XIX в. унцукульские мастера вывозили свои изделия для реализации в города Кавказа и России, а затем Франции, Англии США, где значительным спросом пользовались трости, палки, курительные трубки, мундштуки, табакерки и др. Унцукульские изделия с охотой покупали на ярмарках в Ростове-на-Дону, Астрахани, во многих курортных городах Северного Кавказа и Крыма. В конце XIX в крупную партию унцукульских изделий с металлической насечкой реализовал в Париже и Лондоне мастер Магомед Юсупов. Экспонировавшиеся на Всемирной выставке в Париже в 1890г. разнообразные изделия унцукульцев пользовались большим успехом и вызвали восторженную оценку посетителей.
Замечательными образцами унцукульского искусства являются чернильный прибор, ручка, пресспапье, нож для разрезания бумаги, подсвечники, изготовленные мастерами М.Кебедовым, М. Ибрагимовым, Н.Ханбудаевым и подаренные в 1921 г. В.И.Ленину побывавшей у него дагестанской делегацией от имени трудящихся горцев Дагестана.
В 1926 г. в сел. Унцукуль была организованна артель, переименованная в 1929 г.в артель промысловой кооперации, а в 1960 г. – в Унцукульскую фабрику художественной обработки дерева (ныне ЗАО «Унцукульская художественная фабрика им.М.Дахадаева»), которая выпускает традиционные изделия из дерева с металлической насечкой.
Промысел унцукульцев постепенно возродился, обогатился и ассортимент изготовляемых изделий. Мастера Г.Алиев, М.Абдулгаджиев, М.Таймасханов, Г.Гиреев, А.Гусейнов, Н.Ханбудаев разработали новые образцы изделий - шкатулки, ступки, подсвечники, пудреницы и другие, которые экспонировались наряду с традиционными изделиями - тростями, курительными трубками и др. на многих отечественных и зарубежных выставках. В 1937 г. на Всемирной выставке в Париже их изделия были удостоены Золотой медали и Гран-При выставки.
Ассортимент Унцукульской фабрики значительно расширился в 60-е - 70- е годы XX в. благодаря работам, созданным на основе традиционных форм аварской бытовой утвари - солонок, мерок, ступок для толчения чеснока, поставцов, коробок, чашек, ложек и т.д. Наряду с ними позднее изготовлялись не встречавшиеся в обиходе горского быта декоративные вазы, тарелки, блюда, подсвечники, ларцы, сервизы с выразительными формами, точно найденными пропорциями и отличающиеся высокими декоративными качествами.
Ярким своеобразием и самобытностью отличаются и женские украшения унцукульских мастеров насечки по дереву. Это браслеты, кулоны, брошки, серьги, пудреницы и т.д., отделанные традиционным для Унцукуля геометрического характера орнаментом, нередко и изобразительными мотивами – стилизованными изображениями птиц и животных.
Большой вклад в развитие унцукульского искусства художественной обработки дерева внесли мастера Идрис Абдуллаев – заслуженный деятель искусств Дагестана, заслуженный художник Российской Федерации, лауреат Государственной премии РСФСР им. И.Е.Репина; Магомед-Али Газимагомедов – заслуженный деятель искусств Дагестана, лауреат Республиканской премии им. Г.Цадасы; Гамзат Газимагомедов - народный художник России и заслуженный деятель искусств Дагестана.
Ныне Унцукульская фабрика художественной обработки дерева выпускает широкий ассортимент изделий с металлической инкрустацией – трости, ступки, декоративные панно, блюда, шкатулки, вазы, сервизы, броши, ножны кинжалов, чаши и многие другие.
Коллекции изделий унцукульских мастеров хранятся в Государственном музее искусств народов Востока, Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного искусства (г.Москва), Российском этнографическом музее (г.СанктПетербург), а также в Республиканских музеях - Дагестанском объединенном историко-архитектурном музее им.А.А.Тахо-Годи, Дагестанском музее изобразительных искусств им. П.С.Гамзатовой.
Унцукульская насечка, Дагестан, село Унцукуль
Одно такое искусство - нарезка металлом по дереву - родом из села Унцукуль Хунзахского района Дагестана.
Корни этого промысла уходят в древность, возможно, изначально мастера были вдохновлены изделиями, которые поступали из Ирана и Индии, ведь Дагестан лежал на Шелковом пути. Для изготовления изделий используют только твердые породы деревьев - абрикос, кизил, боярышник, причем абрикос 100-летней давности дает необычный рисунок самой древесины, насечка металлом добавляет изысканности деревянной шкатулке или подставке под мобильник.
Широкую известность этот промысел обрел в конце XIX-начале ХХ века. Унцукульские мастера украшали металлом приклады ружей, рукояти ножей, курительные трубки, трости. Так, хирургу Н. Пирогову, служившему на Кавказе, была подарена трость из дерева, украшенная унцукульской насечкой.
2
Орнамент может включать в себя солярные символы, геометрические узоры, дорожки из параллельно расположенных кусочков металла, а также круглые элементы в виде круга, сделанные как головка гвоздя, особой формы завитки. Возможно, орнамент выполнял и обережные функции для обладателя изделия.
3
В советское время, естественно, в орнамент стали вплетать символы СССР - звезду, серп и молот. Начали выпускать предметы быта - тарелки, рюмки, вазы, письменные приборы, подсвечники, шкатулки, сейчас быстро расходятся кулоны и серьги.
4
Мужчины семьи Магомеда Абдурахманова, в которой мы побывали на мастер-классе, вытачивают из дерева формы, сушат древесину, а насечку производит Патимат.
"У женщин больше терпения", - смеётся Магомед.
5
Мужчины в этом семье отвечают за дерево и изготовление нужных форм.
6
Из дерева вытачивают заготовку, затем несколько месяцев сушат, чтобы потом зачистить возможные искажения формы.
9
Затем производят шлифовку. На этом фото вы можете увидеть отличия молодой древесины абрикосового дерева от столетней, которая становится неоднородной.
11
Затем начинается кропотливая работа по созданию очередного изделия.
Сначала Патимат наносит карандашом рисунок на поверхность дерева, затем резцом прорезает углубления по рисунку, после чего берет тонко раскатанную плоскую мельхиоровую проволоку-ленту, вставляет в прорези и вбивает молоточком несколько раз, стараясь не разрушить древесину молотком. Вести проволоку по линии легче, а вот делать орнамент из мелких параллельных штрихов сложнее: каждый кусочек нужно вставить в углубление, отрезать специальными ножницами и после этого вбить молотком.
12
Затем изделия покрывают несколько раз лаком, сушат, доводят до ума и продают.
13. Патимат и Магомед
Ниже - фотографии стола, которым нас встретили в доме Абдурахмановых. Мы все были поражены гостеприимством, красотой и изобилием хозяев дома. Нам подали и закуски, и горячее, и сладкое - два красивейших торта, и много других сладостей. Мы не ожидали такой встречи! Это был праздник Ураза-Байрам, первый день после окончания священного месяца Рамадан, день особой щедрости у мусульман.
14
15
16. На пару варятся "булочки" к хинкалу.
17
18
Только потом нам показали процесс изготовления унцукульской насечки во всей красе, кто-то даже поучаствовал в этом производстве.
Затем мы с интересом рассматривали работы этой семьи и покупали их изделия.
Очень мне понравились шахматы и сундучок для хранения шахмат.
19
20
21
Но купила я шкатулку.
22
Подсвечники стоят 1,5 тысячи рублей, шкатулки по 5 тысяч. Про шахматы не стала даже спрашивать :)
Мастер-класс, видео которого записала в доме Абдурахмановых. Под видео - телефон и вотсап мастеров на случай, если вы захотите купить для себя или в подарок их изделия.
Ниже несколько фотографий, сделанных в селе Унцукуль.
23
На 1 этаже нас встретила-проводила мама Магомеда, ей 92 года. На стене за её спиной два портрета - её отца, выпускника партийной школы и . имама Шамиля :)
26
Поскольку это был день Ураза-Байрам, все дома открывают двери, хозяева дарят подарки всем, кто поздравляет их с праздником.
Мама Магомеда насыпала нам в ладони жвачку "Любовь это. "
В одном из домов нам вручили носочки.
А на этой фотографии две девочки разбирают подарки, которые уже не умещаются в руках.
27
28
Традиция напоминает наши колядки. Только у нас это уже редко где сохраняют, а у них - пожалуйста. Ребятишки повсюду бегают нарядные, с большими пакетами, набитыми угощениями и подарками. Радости сколько, вы себе не представляете! :)
29
30
31
32
33
Унцукуль — металл и дерево
Хорошо, что мы выехали рано. Мотаться по горам под полуденным свирепым июльским солнцем в авто без кондиционера — удовольствие еще то. К тому же дороги сейчас. Звонок на мобильный, коллега кричит в трубку — «Вы где? Целы? Почти добрались? А мы тут перед Леваши застряли, трасса перекрыта, в Гергебиле что-то стряслось».
— Зачем так глубоко копаешь?
Нурмагомед Абдуллаев, в доме которого мы сидим, слегка хмурится. У стены большой плазменный телевизор, спортивный канал, темнокожий спортсмен несется по беговой дорожке, в руках у самого Нурмагомеда навороченный мобильник, он современный человек с высшим образованием. Работает в местной школе замдиректора по военно-патриотической работе, «патриот», как сам себя называет, он все знает об ОБЖ, про автономное выживание и куда прятаться в случаях техногенной катастрофы, а тут к нему пристают с расспросами о заурядных событиях, черт знает, какой давности.
— Говорят, лет 200 назад скачки были тут на третий день Уразы и парень один, наездник пришел с кнутом, а на нем были насечки. Ну, всем понравилось, захотели себе такое. И началось. Слушай, я точно не знаю, напишешь — люди смеяться станут, скажут — вот наврал ты, Нурмагомед. Ты лучше об ее отце напиши, — Нурмагомед кивает в сторону жены Разият. Имя ее, по словам мужа, переводится с арабского как «веселая», «довольная», но выглядит Разият скорее, усталой. Машет рукой — надоели уже журналисты. Отец Разият Идрис Абдуллаев был генеральным директором здешней фабрики, пока в 90-х все не развалилось. Сына брал с собой на работу, а дочь учил дома — тогда не принято было девочек к «мужскому делу» подпускать.
— Из уважения к мастерам, которые прибор делали?
— Наверное, к Ленину.
— Я бы Ленину ничего дарить не стал, — это уже Джафар племянник Нурмагомеда. Он улыбчив, разговорчив, белая рубашка с короткими рукавами, несмотря на жару, выглядит свежайшей. «Пива вы здесь не найдете, — говорит Джафар, — магазин один сожгли, слух пошел, что из-за спиртного, теперь никто не торгует. И сигареты только в одном магазинчике, там, повыше».
— А почему? В селе мало курящих?
— Да нет. Не понимаешь что ли?
Странно, я читала, что Унцукуль был знаменит своими корешковыми трубками. Участник Кавказской войны Костенецкий писал, что тут лучшие трубочные мастера на Кавказе, встречали, мол, толпами, предлагали купить трубки и такие, и разэтакие. Казалось бы, отношение к курильщикам и к самому табаку должно быть иным. Более лояльным.
Джафар вдруг замолкает, прислушивается и, кивком указав в сторону горы, прикрывающей Унцукуль с тыла, говорит добродушно: «Перестрелка». А я-то принимала эти дальние приглушенные звуки за мирный перестук молоточков. Мне так нравилась мысль, что в каждом доме этого тихого зеленого села сидят седоусые мастера и вбивают серебряную проволоку в бок кувшина или тарелки, или.
— А что у вас сейчас в ходу, что котируется?
Нурмагомед грустнеет:
— Все, за что платят. Тема монументализма приветствуется. Ну, смотри, коньячный набор, ваза, тарелка для фруктов — это нормально. Но зачем двухметровый стол огромный, шкаф, герб делать? Завтра еще унитаз закажут! Я бы за Царь-пушку сувенирную, с ядрами — а у нас и такое заказывают — не взялся. Есть такая вещь, — Нурмагомед смотрит поверх очков и берет паузу, как профессиональный актер, — эстетика!
Он вообще выглядит и говорит очень солидно, будто все время помнит о возможных техногенных катастрофах и правилах спасения при них. И только, когда думает, что его никто не видит, совершенно по-детски трогает кончиком языка верхнюю губу. Такая гримаска, напоминающая, что когда-то этот мужчина был мальчишкой, наверняка появляется на его лице и когда он работает, обтачивает на станке заготовку для вазы или тарелки. Впрочем, этого мы не узнаем. Показать нам мастерскую Нурмагомед не может, мы не вовремя, в доме ремонт. И Разият тоже некогда демонстрировать нам все тонкости насечки. А, возможно, вспомнилась папина наука — не показывать чужим технологию, не выдавать секреты. Впрочем, рядом живет другая семья. У них ремонта нет, занимаются они тем же ремеслом и Нурмагомед, с легким сердцем отправляет нас к соседу, напутствуя.
— Напиши, что мы не только теракты умеем!
Они умеют не только теракты, это точно. Густой сладкий запах персиков окутывает нас, как только мы переступаем порог дома Ахмедовых. Главу семейства тоже зовут Нурмагомед, жену его — Айшат. Семья делает заготовки на зиму, под лестницей, ведущей на второй этаж, стоят банки с персиковым компотом. Айшат — в платье с «турецкими огурцами», в косынке с теми же «огурцами» — кивает на свой рабочий столик «Чем соленья, варенья — я это больше люблю!». Очень ее понимаю. Когда ты сидишь за рабочим столом — домашние не пристают к тебе с разными глупостями типа хозяйственных забот. Правда, на моем столе компьютер и блокноты, а тут. В трех выдвижных ящичках — огромное количество щипчиков, резцов, железяк и разных специальных инструментов, имя которых я не знаю. Даже электросверло есть и еще воск в маленькой баночке, чтобы проволока легче входила в древесину. Поверхность стола затянута чуть провисшим черным дерматином, под ним, кажется, проложено что-то мягкое, иначе можно было бы с ума сойти от бесконечного стука молоточка. Айшат не носит колец, ее пальцы погрыз артрит — профессиональная болезнь, как она говорит. На правой ладони мозоль.
— Я когда в больницу пришла, доктор удивился, где работаете? — спрашивает. А я вот где работаю!
Айшат берет заготовку вазы, шило и демонстрирует, как появляются такие мозоли. Шило и 34 года работы — вот рецепт. Дерево мягких пород, но это все же дерево, чтобы проделать в нем углубление надо налегать всем телом.
— Попробуешь?
— Рискни, рискни, — подначивает Русик, наш фотограф.
Рискую. Со стороны все очень просто. Сажусь, надеваю на большой палец левой руки кольцо проволоки, той же рукой беру заготовку, а правой — странную штуку, похожую на помесь ножниц и плоскогубцев — ею и держат проволоку, и откусывают нужный кусок. Присутствующие застывают, предвкушая мой позор. Долго ждать не приходится. У меня не получается элементарное — удержать проволоку этим пыточным инструментом. Кое-как умудряюсь запихнуть ее в нужное место, откусываю и гордо забиваю молоточком. Думаю — будет в этой вазе и моя лепта. Айшат смотрит на меня с жалостью и тут же извлекает мою бедную кривенькую загогулину, как неумело вбитый гвоздь. Все страшно веселятся.
Больше на «попробуешь?» я не ведусь.
Да мне бы и не позволили, наверное. В мастерской — это уже вотчина Нурмагомеда — да еще за токарным станком я бы точно оттяпала себе пальцы. А Нурмагомед — ничего. На наших глазах за 4-5 минут небольшое поленце превращается в вазочку сантиметров 15 высотой. С самой простой насечкой она будет стоить от 300 до 500 рублей. Стружки из-под резца летят во все стороны, горкой ложатся у станка, запутываются у меня в волосах, а руки Нурмагомеда покрыты ими до локтей, будто вырос на них внезапно густой мех цвета перезревшего абрикоса или присел передохнуть рой экзотических насекомых.
— А вон люлька, я на ней насечку делала, когда Патимат, нашу старшую дочь носила, — Айшат показывает куда-то вверх, на антресоли. Нурмагомед лезет доставать, неудачно ставит ногу и, охнув, плюхается прямо на лежащие у стены заготовки. Стараюсь не засмеяться. Все же — традиционная горская семья с ее культом мужчины, авторитетом отца. Но смеется во весь голос Айшат, смеется сынишка Магомедсалам и сам Нурмагомед — тоже смеется, не выпуская из рук хрупкую старую люльку с потускневшей насечкой. Первый раз вижу, чтобы дагестанский мужчина, попав в неловкую ситуацию, не заявил, что во всем виновата жена. Дочь Патимат заглядывает в открытые двери мастерской и, улыбнувшись родителям, уходит по своим компото-персиковым делам.
У 13-тилетнего Магомедсалама — тоже есть свои обязанности.
— Ее зовут Рузайка. Ну, в пятницу купили, в рузман.
Рузайка — иностранка. Из Германии. С прочими товарками-коровами по скалам не скачет, как и положено аристократке, сидит дома, Раз в неделю ее моют, не удивлюсь, если с шампунем. И всех интересов у фрау Рузайки — еда и чесание. Железным скребком Магомедсалам чешет Рузайке шею и та по-собачьи, вытянув навстречу морду, сладострастно прикрывает глаза.
— А однажды мне заказали слона.
— Кого?
— Слона! Для какого-то индийского предпринимателя. И биллиардный стол еще. Эти пузатые люди — олигархи, странные бывают. Один сказал — такую дверь больше не делай, хочу, чтобы была только у меня!
Нурмагомед берет бутылку из-под «Спрайта» (там лак), поливает трость. Несколько других уже висят у нас над головами, обсыхают. Они похожи на палочки чурчхеллы. И лак пахнет приятно, чем-то съедобным. Вот так каждую полить, обсушить часов 7-8, потом то же самое еще раз 10 и, считай, вещь готова. Теперь остается только найти покупателя.
— Хачалаев Магомед — знаток был. Привозили к нему здоровые такие сумки, как у челноков, он говорил — все доставай! Разложит на полу вазы, сабли, трости, тарелки, ходит кругами, смотрит, а потом говорит — все беру! И платил хорошо. Жаль убили. Сейчас труднее стало. Но я не жалуюсь. 2 дома построил, детей обуваю, одеваю, семью кормлю.
— Поранились? — я спрашиваю про круглый синяк на лбу у Нурмагомеда. Мне теперь кажется, что его ремесло — страшно травматичная штука.
— Неее, это кровь пускали, давление у меня что-то, мусульманские такие. вроде банки, да? Хиджама называется.
Нурмагомед поправляет белую ажурную шапочку, синяка с надрезом посередине больше не видно и мне становится спокойнее.
— А вас дома есть ваши работы? Не те, что на продажу, а которые для себя оставили. Вон, в углу столик на гнутых ножках — вы ж на него деньги потратили, а могли сами в сто тыщ раз красивее сделать. Или вазу.
— А мы любим, чтоб хрусталь, чтоб такое, чего у нас нету, что сами не умеем.
Айшат опять смеется, Нурмагомед улыбается. Я бы не удивилась, если б узнала, что в этой семье общаются между собой без слов, посредством смеха, улыбок, запахов лака и персиков, секретных переговоров молоточка и токарного станка.
Мы уезжаем, не зная, что там, в Гергебиле, открыта уже трасса или нет. Старушка с синей табуреткой вынуждена посторониться, пропуская нас, и сердито машет рукой. Две другие сидят у стены под надписью «Ремонт холодильников». Рядом с домами, среди которых нет уже ни одного с традиционной горской плоской крышей — отказались, трудно утрамбовывать, легче надстроить чердак — стоят на вечном приколе проржавевшие ГАЗики, РАФики и легковушки.
Старики и молодые парни — многие в мусульманских шапочках — расселись на лавочке возле главной площади, похоже, только что вышли из мечети.
Последнее, что мы видим, покидая Унцукуль — памятник революционеру Махачу Дахадаеву. Солнце отражается от его свежевыкрашенного бронзовкой лица, слепит глаза. Вдали опять какие-то ритмичные звуки. Автоматная очередь? Нет, — прошу, — пусть это будет перестук молоточков. Пусть всегда это будет только перестук молоточков, вбивающих серебро в орех, грушу или кизил, венчающих металл и дерево.
Стекло в машине опущено, ветер бьет в лицо, ерошит челку, и мне на колени вдруг падает стружка цвета перезревшего абрикоса.
Ну и ещё немного фотографий.
Унцукульская насечка металлом по дереву
Войти
Если у вас не работает один из способов авторизации, сконвертируйте свой аккаунт по ссылке
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Дагестан. Унцукуль
В Унцукуле есть три крутых вещи:
Первая - насечка металлом по дереву - это местный промысел, давний и знаменитый - шутка ли, но век назад здешние вещи производили полный фурор в Европе и Америке, прогремели славой на выставке в Париже, лавки унцукульских мастеров были во Франции, Британии и даже за морем в Вашингтоне
Вторая крутая вещь - виды красоты невозможной
В целом весь Дагестан этим славен, не только Унцукуль, но всё-таки - не у каждого такая краса за окном.
А третья крутая вещь - местный пионерлагерь, где, со специфическим дагестанским патриотическим задором, легко соседствуют Сталин и Курбан-Байрам, гимн России и намаз, Бенджамин Франклин и Тарас Шевченко - ну, в общем это такой неукротимый поток сознания, что прекрасен как отдельное явление
Так, про насечку, а точнее инкрустацию дерева металлом - берется деревянная заготовка, тонко-тонко нарезается узор, в каждую прорезь вставляется тонкий лист металла (всё ручками-ручками, естественно)
Далее шлифуется и лакируется
Вот этот узор - это не краска, каждая чёрточка это утопленный в дерево металл
У унцукульцев куча своих секретов, которые передаются только от мастера к мастеру - и только от аварца к аварцу (Унцукуль - село аварское, моноэтничное)
Попытки промышленного шпионажа бывали - безуспешно. Унцукульцы говорят, что мы торгуем нашими изделиями - но не торгуем секретами.
Ну и попробуй проникни в тайны моноэтничного села, где все друг друга всю жизнь знают
Сейчас промысел не столь известен, как был ранее - маркетинг хромает, но всё так же крут.
При местном пионерлагере прилагается по этому делу музей
Не только промысла, а и вообще всякого этнографического
Ну, колорита в Дагестане в любом случае хватает, музей сойдет для сельской местности, но всё-таки более всего меня впечатлил не музей, а тот пионерлагерь, в котором он находится.
Потому-что пионерлагерь - ва-аще чума!
Если скрестить советский формализм, кавказскую пылкость, российскую раздолбанность, тягу к тостам, любовь к мудрствованиям аксакалов, ислам, политику, квасной (или какой, айранный?) патриотизм и т.н. патриотическое воспитание, бойскаутов - получится ошеломительная эклектика, компот так компот, солянка с перцем
Гимн России соседствует с мануалом по намазу (лагерь детский, если что, напоминаю)
Зайчики и белочки Дагестана - с Курбан-Байрамом
Марк Твен и "Работайте, братья!"
Сталин - икона над кретиноскопом
Махач - у меня одна ассоциация: деревенская дискотека, кто-то не ту девку за жопу взял, слово за слово, лбы подтянулись, а пойдём выйдем? - а пойдём выйдем: и уже на задворках дискача развернулся махач
- Саня-я-я, сзади заходи, за зебры его хватай, за зебры.
Я знаю-знаю, речь о кавказском соколе революции, Махаче Дахадаеве - он, как-никак, самый известный уроженец села - и именно в его часть назвали Махачкалу, столицу республики - но всё равно, потешно
Есть цитаты настолько глубокомысленные, что я не в силах постичь всю их глубину (если она там есть).
(Рай находится под ногами ваших матерей - ?)
А есть несколько экспрессивные - Тарас Григорьевич Шевченко гуторит - в ком нет любви к стране родной, те сердцем нищие калеки.
Вам не кажется, что несколько грубовато и категорично?
Тогда б уж сразу писали что-нибудь из серии "кто не любит страну родную, тот сука пидарас гребаный вонючий гандон сукаумри, охуел ваще!" (с) Мать Тереза
Ну и вообще, много народной мудрости можно почерпнуть тут, о юный джедай
Так много, что перебор случился у меня, вскипел мой бедный маленький моск, пошел я за третьим унцукульским ништяком
Тем самым, про который как-то сложно представить два мнения
И скорее если кто-то назовет вот это безобразным, я заподозрю его в нищенстве сердца
Только когда я стану знаменитым - чур меня не цитировать
Цитаты преходящи, а краса вечна
Читайте также: