Я злюсь как идол металлический среди фарфоровых игрушек

Обновлено: 31.05.2024

Я вежлив с жизнью современною,
Но между нами есть преграда,
Все, что смешит ее, надменную,
Моя единая отрада.

Победа, слава, подвиг — бледные
Слова, затерянные ныне,
Гремят в душе, как громы медные,
Как голос Господа в пустыне.

Всегда ненужно и непрошено
В мой дом спокойствие входило:
Я клялся быть стрелою, брошенной
Рукой Немврода иль Ахилла.

Но нет, я не герой трагический,
Я ироничнее и суше,
Я злюсь, как идол металлический
Среди фарфоровых игрушек.

Он помнит головы курчавые,
Склоненные к его подножью,
Жрецов молитвы величавые,
Грозу в лесах, объятых дрожью.

И видит, горестно-смеющийся,
Всегда недвижные качели,
Где даме с грудью выдающейся
Пастух играет на свирели.

Аристотель:

«Историк и поэт отличаются друг от друга не речью — рифмованной или нерифмованной, их отличает то, что один говорит о случившемся, другой же о том, что могло бы случиться. Поэтому в поэзии больше философского, серьезного, чем в истории: ибо она показывает общее, тогда как история только единичное.»

Сэмюэл Джонсон:

«Знание предмета для поэта то же, что прочность материала для архитектора.»

Перси Биши Шелли:

«Поэты — непризнанные законодатели мира.»

Джон Кейдж:

«Мне нечего сказать, и я говорю это, это и есть поэзия.»

Генри Лонгфелло:

«Поэзия — это солнце, солнце с его темными пятнами и затмениями, освещающее весь мир.»

Александр Александрович Бестужев:

«Да, да, в стихах моих знакомых Собранье мыслей — насекомых!»

Морис Бланшо:

«Поэзия стала повседневностью.»

Владимир Галактонович Короленко:

«Стих прежде всего — гармония.»

Чарльз Лэм:

«Истинный поэт грезит наяву, только не предмет мечтаний владеет им, а он — предметом мечтаний.»

Мурасаки:

«Там, где льются изящные стихи, не остается места суесловию.»

Жан Кокто:

«Поэзия — это религия без надежды.»

Давид Самойлов:

«Поэзия должна быть странной, Шальной, бессмысленной, туманной И вместе ясной, как стекло, И всем понятной, как тепло.»

Анатолий Васильевич Луначарский:

«Поэзия не может не быть поэзией своего времени и должна быть ею. Но тот, кто выражает черты своего времени, роднящие его с будущим, оказывается бессмертным.»

Платон:

«Поэт — существо легкое, крылатое и священное, и он может творить лишь тогда, когда сделается вдохновенным и исступленным и не будет в нем более рассудка.»

Анна Андреевна Ахматова:

«Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда.»

Сергей Бонди:

«Ранние стихи Лермонтова, к сожалению, дошли до нас.»

Джеймс Дуглас Моррисон:

«Настоящая поэзия ничего не говорит, она только указывает возможности. Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе.»

Элиас Канетти:

«Подлинные поэты встречаются со своими персонажами лишь после того, как создали их.»

Максим Горький:

«Прославим поэтов, у которых один бог — красиво сказанное бесстрашное слово правды.»

Неизвестный автор:

«Негодование делает поэтом.»

Лев Карсавин:

«Поэт — дитя, он смеется лучшим в мире смехом — смехом сквозь слезы.»

Томас Стернз Элиот:

«Поэзия — превращение крови в чернила.»

Леонид Латынин:

«Что касается поэзии, она всего лишь тень во времени, которая естественным образом повторяет форму нашего сумеречного сознания.»

Федерико Гарсиа Лорка:

«Поэтический образ — это всегда трансляция смысла.»

Анатоль Франс:

«Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают.»

Жан Расин:

«Поэты имеют то общее с еретиками, что они всегда защищают свои произведения, но что совесть их никогда не оставляет их в покое.»

Михаил Аркадьевич Светлов:

«Поэзия — моя держава, Я вечный подданный ее.»

Ханс Георг Гадамер:

«Когда легко написать хорошее стихотворение — трудно сделаться поэтом.»

Новалис:

«Поэзия – это проза среди искусств.»

Джозеф Аддисон:

«Остроумно написанный памфлет точно отравленная стрела, которая не только наносит рану, но и делает ее неизлечимой.»

Верлибр:

«Верлибр, победа разума над размером.»

Осип Брик:

«Отличие хороших стихов от плохих. В хороших стихах запоминаются хорошие строчки, а в плохих —плохие.»

Александр Пушкин:

«Если век может идти себе вперёд, науки, философия и гражданственность могут усовершенствоваться и изменяться, — то поэзия остается на одном месте, не стареет и не изменяется. Цель её одна, средства те же. И между тем как понятия, труды, открытия великих представителей старинной астрономии, физики, медицины и философии состарились и каждый день заменяются другими, произведения истинных поэтов остаются свежи и вечно юны.»

Джон Ките:

«Поэт — самая непоэтичная из божьих тварей, ибо он лишен своего липа: он вечно стремится заполнить собой инородное тело.»

Гумилев. Я вежлив с жизнью современною

Стихи-вот биография поэта.
Все остальное-просто ерунда.

Наталья Фейгина Наталина

Ботфортом попираю вечный хаос,
там, где стою, там начинается вселенная,
расправится, мерцая, алый парус,
сплавляясь с хаосом, горит мечта нетленная.

имманенс ( маг рун )

Мне нравится творчество Гумилева. Его тонкость, мечтательность, его желание наполнить воздушные замки содержанием. Стихи его завораживают своей загадочностью.
Загадочность-это одна из основ вселенной, которая нас безмерно притягивает и радует. Н.С. Гумилев-российский основатель фентези. Прекрасное, загадочное, недосягаемое. но не только. Гумилев был мечтателем, поэтом-художником жизни, романтиком, но он не останавливался на созерцательной позиции. Он жил. Он отправился в Африку, терпел нужду и лишения, но ни на миинуту не забывал для чего он приехал туда.
Я не помню дословно, но постараюсь донести смысл его письма на родину к другу: ". Я словно бы вижу одновременно два сна. Один ужасный для тела, другой прекрасный для меня. Я весь обгорел, левый глаз воспалился, осел на перевале упал и придавил мне ногу-она болит. Но я стараюсь не обращать на это внимания. Кругом Африка, и я, словно, в дивном сне, то о чем я мечтал-перед глазами. "

Я хочу подчеркнуть главное в Гумилеве-он был романтиком-практиком. Он не желал оставлять свои Воздушные замки без закона всемирного тяготения.
Он ушел на фронт, хотя был комиссован. Он был тем рыцарем, пред которым я могу преклонить колено.

Я вежлив с жизнью современною,
но между нами есть преграда,
Все, что смешит ее надменную,-
моя единая отрада.
победа, слава, подвиг-бледные,
Слова,затерянные ныне,
гремят в душе, как громы медные,
как голос господа в пустыне.
Всегда ненужно и непрошенно
в мой дом спокойствие входило;
я клялся быть стрелою брошенной
рукой Невмрода иль Ахилла.
Но нет я не герой трагический,
я ироничнее и суше,
я злюсь, как идол металлический,
среди фарфоровых игрушек.
Он помнит головы кудрявые,
склоненные к его подножью,
жрецов молитвы величавые,
грозу в лесах, объятых дрожью,
И видит, горестно-смеющийся,
всегда недвижные качели,
где даме с грудью выдающейся
пастух играет на свирели.

Господа, и немногочисленные, граждане, не нужно сразу приходить в недоумение. Гумилев Н.С. был и есть, и будет мечтателем. Если вам непонятно, о чем в вышеприведенном стихотворении, то я вынужден заметить, что он писал не о дачах: " . Дача-величайшая тема современности, отечественный Клондайк, ждущий своего Джека Лондона,и, тем не менее,недоступный никакому уму в мире.Дача всеобъемлющая, это трагедия и мелодрама, эпос и комедия, фарс и эротика. "
Я постарался сохранить дух и букву данного перла, изготовленного на Прозе.ру одной из тонких, чувственных писательниц портала.

Приведу слова Гумилева: ". Чистота-это подавленная чувственность, и она прекрасна, отсутствие же чувственности пугает, как новая неслыханная форма разврата. "
Эти слова были актуальны, когда Николай Степанович был жив, еще актуальнее они теперь, в наше время, вновь населенное господами, отсутствие чувственности у которых воспринимается не менее остро и актуально.

Есть еще одно:". Очень умно написано, но я ничего не поняла. С уважением, Имярек." Что тут сказать?! У нас был грузин, звали его Овас. А еще был доцент. В-о-о-о-т!

И без всякого ерничества: Очень хочется дожить до времени, когда все будет называться своими настоящими именами.
Это из будущего фентези, но дожить хочется.

Гиппопотам с огромным брюхом
живет в яванских тростниках,
где в каждой яме стонут глухо
чудовища, как в страшных снах.
Свистит боа, скользя над кручей,
тигр угрожающе рычит,
и буйвол фыркает могучий,
а он пасется или спит.
Ни стрел, ни острых ассагаев-
он не боится ничего,
и пули меткие сипаев
скользят по панцирю его.
И я в родне гиппопотама:
одет в броню своих святынь,
иду торжественно и прямо
без страха посреди пустынь.

Это стихотворение-также одно из "Кредо" Гумилева. Здесь нет позы, здесь только констатация факта. Этот человек таким и был. Знаете, как это отрадно! Человек говорит, что думает. Человек мечтает. Человек воплощает свои мечты в реальность. Гумилев- большая гора предназначенная для медитации-воздух всегда останется чистым и свежим, ничто темное вас не коснется, вы будете спокойны и расслабленны, и рано или поздно, вас посетит таинство этой горы, и вы уроните несколько слезинок от жалости к себе, от восторга пред этим миром, от чувства покоя и изящества.

Снова заученно-смелой походкой
я приближаюсь к заветным дверям,
звери меня дожидаются там,
пестрые звери за крепкой решееткой.
Будут рычать и пугаться бича,
будут сегодня еще вероломней
или покорней. не все ли равно мне,
если я молод и кровь горяча?
Только. я вижу все чаще и чаще
(вижу и знаю, что это лишь бред)
странного зверя, которого нет,
он-золотой, шестикрылый, молчащий.
Долго и зорко следит он за мной
и за движеньями всеми моими,
он никогда не играет с другими
и никогда не придет за едой.
Если мне смерть суждена на арене,
смерть укротителя, знаю теперь,
этот, незримый для публики, зверь
первым мои перекусит колени.
Фанни, завял вами данный цветок,
вы ж, как всегда, веселы на канате,
зверь мой, он дремлет у вашей кровати
смотрит в глаза вам, как преданный дог.

Потеря иных-невосполнима. Гумилев из их числа. Личность его неординарна, мироощущение - редкое, штучное, драгоценное. Сплав реальности и поэзии этого мира - это Гумилев. Сочетание этого настолько редко, оно так ярко выражено в этом человеке, так поразительно разнообразно.
А ритм, а сочетанье и перекличка звуков.

Его лирика любви отдает волшебством. Все, что написано Гумилевым, словно, из твоего сердца. Эти слова и должны быть такими. Они были всегда, а поэт сумел пересказать их другим:

Он мне шепчет: "Своевольный,
что ты так уныл?
иль о жизни прежней, вольной
тайно загрустил?
Полно! Разве всплески, речи
сумрачных морей
стоят самой краткой встречи
с госпожой твоей?
Так ли с сердца бремя снимет
голубой простор,
как она, когда подымет
на тебя свой взор?
Ты волен предаться гневу,
коль она молчит,
но покинуть королеву
для вассала-стыд.
Так и ночью молчаливой,
днем и поутру
он стоит, красноречивый,
за свою сестру.

У Гумилева весьма интересные ассоциации связанные с богом. Бедные попы, того времени, и, особенно, текущей реальности. Трудно поставить жизнь и веру Гумилева в канонические рамки. Боюсь взаимопонимания не получалось, да и не получится.

Он поклялся в строгом храме
перед статуей мадонны,
что он будет верен даме,
той, чьи взоры непреклонны.
И забыл о тайном браке,
всюду ласки, расточая,
ночью был зарезан в драке
и пришел к преддверьям рая.
"Ты ль в моем не клялся храме,-
прозвучала речь мадонны,-
что ты будешь верен даме,
той, чьи взоры непреклонны?
Отойди, не эти жатвы
собирает царь небесный.
Кто нарушил слово клятвы,
гибнет, богу неизвестный".
Но печальный и упрямый,
он припал к ногам мадонны:
"я нигде не встретил дамы,
той, чьи взоры непрклонны".

Чтобы написать подобное - нужно быть Человеком. Именно так, с большой буквы. Внутренне свободным, полным достоинства, быть связанным с этим миром и чувствовать эту связь. Только Человек внутренне чистый, бессеребренник, романтик, и уж во всяком случае не мещанин.
". отсутствие чувственности пугает, как новая неслыханная форма разврата. "
Не семью печатями алмазными
в божий рай замкнулся вечный вход,
он не манит блеском и соблазнами
и его не ведает народ.
Это дверь в стене, давно заброшенной,
камни, мох и больше ничего,
возле-нищий, словно гость непрошенный,
и ключи у пояса его.
Мимо едут рыцари и латники,
трубный вой, бряцанье серебра,
и никто не взглянет на привратника,
светлого апостола Петра.
Все мечтают:" там у гроба божия.
двери рая вскроются для нас,
на горе Фаворе, у подножия,
прозвенит обетованный час".
Так проходит медленное чудище,
завывая, трубит звонкий рог,
и апостол Петр в дырявом рубище,
словно нищий, бледен и убог.

Очень созвучно моим мыслям, мыслям атеиста. " Смерть прийдет - медлительный рабочий". Образ смерти явственно проступает сквозь строки. И улыбка. Да! Такая же, как у императора Веспасиана: ". Кажется, я становлюсь богом. "
Именно из-за широты души Гумилев не так известен, его не подымают так высоко на знаменах каппрогресса и православия.
Гумилев особенный, чудесный.

Когда зарыдала страна под немилостью божьей
и варвары в город вошли молчаливой толпою,
на площади людной царица поставила ложе.
суровых врагов ожидала царица нагою.
Трубили герольды. По ветру стремились знамена,
как листья осенние, прелые, бурые листья.
Роскошные груды восточных шелков и виссона
с краев украшали литые из золота кисти.
Царица была-как пантера суровых безлюдий,
с глазами-провалами темного дикого счастья,
под сеткой жемчужной вздымались дрожащие груди,
на смуглых руках и ногах трепетали запястья.
И зов ее мчался, как звоны серебрянной лютни:
"Спешите, герои, несущие луки и пращи!
нигде, никогда не найти вам жены бесприютней,
чьи жалкие стоны вам будут желанней и слаще.
Спешите, герои, окованы медью и сталью,
пусть в бедное тело вопьются свирепые гвозди,
и бешенством ваши нальются сердца и печалью
и будут красней виноградных пурпуровых гроздий.
Давно я ждала вас, могучие, грубые люди,
мечтала любуясь на зарево ваших становищ,
идите ж, терзайте для муки расцветшие груди,
герольд протрубит-не щадите заветных сокровищ".
Серебрянный рог, изукрашенный костью слоновьей,
на бронзовом блюде рабы протянули герольду,
но варвары севера хмурили гордые брови,
они вспоминали скитанья по снегу и льду.
Они вспоминали холодное небо и дюны,
в зеленых трущобах веселые щебеты птичьи,
и царственно синие женские взоры. и струны,
которыми скальды гремели о женском величьи.
Кипела, сверкала народом широкая площадь,
и южное небо раскрыло свой огненный веер,
но хмурый начальник сдержал опенененую лошадь,
с надменной усмешкой войска повернул он на север.

". чистота- это подавленная чувственность, и она прекрасна, отсутствие же чувственности пугает, как новая неслыханная форма разврата. "
Пусть нам повезет в этой жизни: вспомнить царственные женские взоры и, с надменной усмешкой, пойти к себе. Не ради бесчувственных! Нет! Ради себя. Ради прежних себя, ради той жизни, что мы любили. Ради прежней красоты, которая будет и в будущем.

Я, носитель мысли великой.

Христианское, православное мироощущение Николая Гумидёва представляется уникальным и пронзительным не только в настоящее время в сегодняшней России. Оно было уникальным и во времена поэтов Серебряного века, когда либерально мыслящая интеллигенция во главе с Л.Н. Толстым стала отходить от Церкви и заниматься богоискательством У Гумилева вера предков владела всем его сознанием, поражает чистотой и ясностью, неразрывно связана с чувством Родины, готовностью к подвигу и самопожертвованию, и направляет всю его жизнь, И патриотизм его не рассудочен. А.В. Суворов, если помните, тоже не рассуждал, отправляясь выполнять приказы царицы-матушки: побед жаждал и чести… «Мы — русские! С нами Бог!» У Гумилёва доблесть той же природы. Он отмежёвывается от мятущихся коллег по перу и либеральных современников, противодействовавших власти и толкавших Россию к гибели:

Он как бы хотел показать нам - и тогда жившим и живущим сейчас - каким должен быть русский человек для выполнения духовной задачи возложенной на русский народ и для процветания России. Не случайно он считал себя ревнителем Отечества: в критические моменты жизни у народов - и даже в популяциях животных - появляются пассионарные жертвенные личности указывающие народу путь к спасению. Таким, на мой взгляд, был и Н, Гумилёв - представителем «народа Христа», с глубоким религиозным чувством, но без присущей большинству раздвоенности: с такой миссией Поэт пришёл на Землю («Я носитель мысли великой!») и так сильно и ясно до него никто не говорил об этом. Но эта тема огромная, выходящая за рамки этой статьи.
Привожу здесь несколько стихотворений, поразивших меня ясностью вероисповедования, раскрывающих мироощущение Николая Гумилёва (1886-1921), и показывающие, что он не только поэтически, но и религиозно был очень щедро одарен:

Христос
Он идет путем жемчужным
По садам береговым,
Люди заняты ненужным,
Люди заняты земным.
«Здравствуй, пастырь! Рыбарь, здравствуй!
Вас зову я навсегда,
Чтоб блюсти иную паству
И иные невода.
«Лучше ль рыбы или овцы
Человеческой души?
Вы, небесные торговцы,
Не считайте барыши!
Ведь не домик в Галилее
Вам награда за труды, —
Светлый рай, что розовее
Самой розовой звезды.
Солнце близится к притину,
Слышно веянье конца,
Но отрадно будет Сыну
В Доме Нежного Отца».
Не томит, не мучит выбор,
Что пленительней чудес?!
И идут пастух и рыбарь
За искателем небес.

Вечное
Я в коридоре дней сомкнутых,
Где даже небо тяжкий гнет,
Смотрю в века, живу в минутах,
Но жду Субботы из Суббот;

Конца тревогам и удачам,
Слепым блужданиям души…
О день, когда я буду зрячим
И странно знающим, спеши!
Я душу обрету иную,
Все, что дразнило, уловя.
Благословлю я золотую
Дорогу к солнцу от червя.
И тот, кто шел со мною рядом
В громах и кроткой тишине, —
Кто был жесток к моим усладам
И ясно милостив к вине;
Учил молчать, учил бороться,
Всей древней мудрости земли, —
Положит посох, обернется
И скажет просто: «мы пришли».

Шестое чувство
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем,
И ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем.

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья.

Так век за веком — скоро ли, Господь?
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.

«Смерть»
Есть так много жизней достойных,
Но одна лишь достойна смерть,
Лишь под пулями в рвах спокойных
Веришь в знамя Господне, твердь.

И за это знаешь так ясно,
Что в единственный, строгий час,
В час, когда, словно облак красный,
Милый день уплывет из глаз,
Свод небесный будет раздвинут
Пред душою, и душу ту
Белоснежные кони ринут
В ослепительную высоту.
Там Начальник в ярком доспехе,
В грозном шлеме звездных лучей,
И к старинной, бранной потехе
Огнекрылых зов трубачей.
Но и здесь на земле не хуже
Та же смерть — ясна и проста:
Здесь товарищ над павшим тужит
И целует его в уста.
Здесь священник в рясе дырявой
Умиленно поет псалом,
Здесь играют марш величавый
Над едва заметным холмом.
Я не прожил, я протомился
Половину жизни земной,
И, Господь, вот Ты мне явился
Невозможной такой мечтой.

Вижу свет на горе Фаворе
И безумно тоскую я,
Что взлюбил и сушу и море,
Весь дремучий сон бытия;

Что моя молодая сила
Не смирилась перед Твоей,
Что так больно сердце томила
Красота Твоих дочерей.

Но любовь разве цветик алый,
Чтобы ей лишь мгновение жить,
Но любовь разве пламень малый,
Что ее легко погасить?

С этой тихой и грустной думой
Как-нибудь я жизнь дотяну,
А о будущей Ты подумай,
Я и так погубил одну.

Наступление
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.

И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.

Всего несколько лирических откровений и перед нами встает монументальная картина личности Поэта. Всё остальное - детали, фон, настроения. «Шестое чувство» одно из проявлений духовных даров в человеке - о нём ещё будет идти речь - это духовное зрение и духовный слух, способности ясновидения, которые обретают духовно продвинутые люди «под скальпелем природы и искусства». Это и есть одна из задач высокой Поэзии и именно это понимает и подтверждает своим творчеством и своей судьбой Николай Гумилёв. Освобождение духа и плоти человека от материальных оков… Из первого приведенного здесь стихотворения понятно, что поэт сам для себя этот выбор сделал, и него нет вопросов за кем и куда ему идти. .
Жизнь без высоких духовных целей - постижение и освоение только материальной стороны жизни - заводит человека в тупик. С возрастом это всё более и более ощущаешь, задаваясь вопросом: «Зачем этот бесконечный труд, эта борьба? Зачем эта суета сует и томление духа?» Религиозная одаренность и поэтический талант Гумилёва, похоже, помогли найти ему ответ на эти вечные вопрос.
Это подтверждают его стихи, его образ жизни и те решения, которые он принимал в критические моменты своей жизни и жизни России, и готовность спокойно и мужественно пожертвовать жизнью за свои убеждения. Так было и в 1914 году, когда он без колебаний в первые дни войны добровольцем отправился на фронт, и ещё больше укрепил свою веру под пулями в окопах, так было и в 1921 году, когда пули Антихриста оборвали его жизнь и родилась легенда о Поэте и Офицере Николае Гумилёве. «Но одна лишь достойна смерть»… Такая смерть снимает у потомков все вопросы о гениальности и мужестве человека.

Валерий, премного благодарен Вам за Ваш замечательный очерк о Николае Гумилёве. Безмерно рад, что мы на базе выдающихся творцов прошлого, в том числе и огненно-светлых личностей в поэзии, постепенно шаг за шагом приходим к приобщению к общечеловеческой любви, как к Христовой и единственной Истине. Вот только сколько нам ещё отпущено этих шагов нашим Создателем. Весьма вероятно, что это будет единственный, но очень важный и принципиально новый шаг к постижению этого, через современную поэзию и прозу. Увы, мы, в большинстве своём, пока ещё, далеки от истинной любви человеческой. Мы даже не заметили начало апокалипсиса, думая, что благополучно миновали его в 2014 году. Но кто сказал, что он случится в один день? Лишь Творец и его возлюбленный Сын Человеческий знают сколько нам всем времени на раздумья отпущено. Ориентировочно, это великий юбилей в Воскресение 2033 года. Уже давно есть повод задуматься, но. человечество по щиколотки в крови и в грязи - в войнах и в нефти. Энергия солнца нам унизительна, увы.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

На Красной площади. Поэма застойного периода

Знакомый силуэт кремлевский,
Ты с нами в счастьи и в беде.
Державный свет зари московской,
Пожар в рубиновой звезде.

И в память входят сопряженно
Строй четкий елок у стены,
Зрачек, сверкнувший напряженно,
Погон зеленый старшины,

Снега на тесанной брусчатке,
Знамен шелка над головой,
Рука холеная в перчатке.
У мавзолея часовой,

Полет ворон над серым ГУМом,
Чеканный караула шаг.
Средь нарастающего шума
Голодных воробьиных драк

Вдруг гаснет мысль оторопело,
Смолкают говоры и смех
У стен кремлевских. В чем же дело?
Иль время замедляет бег?

О жизни тщетные расчеты!
От мавзолея до стены
Лежат угрюмо патриоты,
России лучшие сыны.

Для черной смерти безразлично,
Кто был умнее, кто сильней!
Под небом сереньким столичным
Погоста не сыскать ровней.

Сверкают тяжкие граниты,
Цветочно-ленточный наряд.
Судеб блестящих фавориты
Навечно выложены в ряд.

Когда-то вы по-царски жили,
И вдруг судьба сказала "слазь".
Вчера вас преданно хвалили,
Сегодня окунают в грязь.

Вас хоронили под хоралы,
Под всхлип и слезы всей страны,
России царской генералы
И те скромней погребены!

Теперь вы пленники столетий,
В глазницах неподвижный мрак.
Вы жили праведно на свете,
Герои межпартийных драк!

И нет истории за вами-
Глухая, талая вода,
Кровавый парус над волнами,
Корабль, плывущй в никуда.

Но мы то время не забыли!
Скорей совсем наооборот!
Кого вы пламенно любили,
Кого вели на эшафот?

Кто падал в ужасе пред вами?
И кто чела не преклонил,
Шепча кровавыми губами
У свежевырытых могил

Не покаяния молитву,
Не беззащитную мольбу,
А клятву, острую как бритва.
Теперь и вы давно в гробу.

Теперь вам прошлое не снится,
На лицах смертная печать,
Но ты, живущая столица,
Тебе же не к лицу молчать!

Да, знаю, завтра будут снова
За бунт души четвертовать,
И роль Бориса Годунова
Сыграет кто-нибудь опять,

И, пакостно лукавя, Берия
Придет с усмешкой на доклад,
И Сталин, в прступе доверия,
Кивнет : "Конечно. всех подряд!"

О праздник в кулуарах власти,
Холопов льстивых и господ!
Спешите рвать пирог на части,
Пока безмолвствует народ!

Но есть и будут скоморохи
С душой, отмытой добела,
И, стало быть, не так уж плохи
У милой родины дела.

Живущим в ожиданьи чуда!
Рабам идеек и идей!
Смерть-непонятная причуда?
А жизнь-понятней и добрей?

Она нам выдумала страхи,
Сожгла последние мосты
И ворот праздничной рубахи
Не раз рвала на лоскуты,

Ее улыбка белозуба.
Она всегда, во всем права!
Заврешься-так одернит, любо!
Слетит шальная голова!

Ударит в сердце без разведки,
Суров ее невнятный суд!
Как Пугачева в тесной клетке
Под дикий хохот повезут.

В фаворе сновы Хлестаковы.
В кругу честнейшх Земляник
Они свой куш сорвать готовы,
И рвут! Безбожно! Напрямик!

Какая к дьяволу духовность!
Она не выстроит палат!
Мораль-для дураков. Условность!
Реальность-связи, "руки", блат!

Но, впрочем, разум мой беспечный,
Не торопись судить, постой!
Ты обречен на поиск вечный,
Возможно даже-на пустой!

А ты поверь и одаренным,
И жалким пасынкам твоим,
Льстецам коленопреклоненным,
И тем, кто горд, неумолим!

В России есть чудес приметы,
Есть судеб русских тупики,
Но есть в России и поэты,
Их знают даже мужики.

Ах эти барды с самомненьем!
Всегда с претензией к судьбе,
Морочат головы сомненьем
Другим и заодно-себе!

Их вечно тянет на пророчества.
Драчливы! Снобы! Петухи!
А по ночам от одиночества
Строчат унылые стихи.

Живут в предчувствии развязки,
Как будто вдох-в последний раз!
Я сам рифмованные сказки
Пишу, предвидя смертный час.

О наша вера в чудо-сказку!
Но первый окрик подлеца
Сгоняет розовую краску
В момент с россйского лица.

И празднуем победы шумно,
Нас выручает столько лет
Привычка прятаться бездумно
За обветшавший трафарет!

Забыв в дорогу помолиться,
Со всех концов, со всех сторон,
Россия в шумную столицу
С надеждой едет на поклон.

Платки, тулупы, кацавейки,
В глазах испуганная тень,
Иваны, Дарьи, Тимофейки
Из захудалых деревень.

Толпа Параш, Малаш и Власов,
С вокзала-прямо в магазин.
О них вздыхал еще Некрасов,
Дивился яростный Щедрин.

Берут галоши и батоны,
Духи, селедку, мармелад,
Сукно, горох, магнетофоны,
Лимоны, клизмы, все подряд.

-Гляди-ка,Манька, чудо-юдо!
Тарелка, только, вишь, с трубой!
-То ж медицинская посуда!
Угомонись, господь с тобой!

-А может мне и пригодится!
В столице, им, вон все с руки!
Да только как в нее садиться?
Раздавишь напрочь на куски!

-А, наша где ни пропадала!
Живем однова! Заверни
Мне штуку эту в одеяло,
Подарок будет для родни!

О Русь, немытая Россия
Покорных душ и пьяных слез!
Кто твой спаситель, кто мессия,
Ужели блоковскй Христос?!

Или холеная прослойка?
Незримой делится чертой
Народ в пивной у грязной стойки
От той элиты золотой.

Кому-то жить до колик сложно:
Имеешь все, чего велишь,
А кто-то тянет односложно
Всю жизнь в поту : "Шумел камыш. "

В лад с продовольственной программой,
Купив детишкам кренделей,
Герои целены и БАМа
Спешат взглянуть на мавзолей,

На милицейские кордоны,
На весь парадный блеск и шик,
В авоськах-мерзлые батоны,
В мошне дырявой-полный пшик.

-Ой, батюшки, часы-куранты!
-Ой, господи, какой собор!
А мы-то, мы-то, арестанты!
Сымайте головной убор!

-Ой, где мы только ни бывали,
Но чтоб такие вот часы.
-Мы в "Елисеевском" достали
Копченой нонче колбасы!

Кассирша плюнула мне в рожу,
Я килограмм у ней просил!
В другой бы раз спустил ей кожу
И голой в Африку пустил!

Но мне сказали: тут столица
И надобно себя блюсти!
-Ой, батюшк, какие лица!
Где их успели нагрести?!

Снуют партийные машины,
В них, выгнув царственно кадык,
По-женски томные мужчины,
И женщины, что твой мужик!

Здесь в государстве-госудорство,
Вельможи, голубая кровь.
Советское, родное чванство,
Коммунистическая новь.

Глазеют парни удивленно
На выезд чопорных господ:
-Начальство, брат! Определенно!
-Их леший сам не разберет!

-Гляди-ка! Баба, а с усами!
Никак, ребята, генерал!?
-Да не ори, все видим сами!
Аль баб с усами не видал?!

-Гутарют, есть у них прислуга,
Навалом разные харчи!
-А душат, брат, они друг друга,
Однако, старые хрычи!

-Машина-что твоя квартира!
Садись хоть вдоль, хоть поперек!
А зад какой у командира!-
Мужик задумчиво изрек.

Дивится люд единодушно:
Сильна у Родины броня!
И гнутся робко и послушно
Коленки даже у меня.

Вивает, советская элита,
Тебе от вековых корней!
Ты у цековского корыта
Вновь перебрала желудей!

Так стань удобней на колени,
И рыло в патоку упри!
О если б знал великий Ленин,
К кому идет в поводыри.

Устав жевать и вечно хапать,
От несварения в поту,
Ты давишь задом, брюхом, лапой
Всю остальную мелкоту.

Так неужели, Русь святая,
Ты все с улыбкою снесешь:
И бред похмельный краснобая,
И с правдой смешанную ложь?

Знакомый силуэт кремлевский,
Играет солнышко в звезде.
Почтительно мужик тамбовский
Скребет в косматой бороде.

-Москва! Ты-голубая птица!
Ты-трепет сердца под ребром!
Пусть Рейган, гад, не сволочится-
Мы все за Родину умрем!

И пусть на Западе кретины
Запомнят крепко навсегда:
Народ и партия едины!
Сучок вам в зубы, господа!

Я злюсь как идол металлический среди фарфоровых игрушек

Анна АХМАТОВА запись закреплена

.
Я злюсь, как идол металлический
Среди фарфоровых игрушек.

И видит, горестно-смеющийся,
Всегда недвижные качели,
Где даме с грудью выдающейся
Пастух играет на свирели.
(1913)
Отсылка к картине «Качели» Фрагонара и в целом пастушечьей теме опошлившихся за многие века пасторалей и идиллий, к античному периоду которой обращался и сам Гумилёв:
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
(из стихотворения «Современность», 1911)
"И Гумилёв, и Ахматова, вспоминая обаятельные подробности возникновения их любовного романа, рисуют полудетскую идиллию, единодушно обращаясь к трогательным образам наивных античных пастушков, созданных некогда фантазией Лонга" [роман «Дафнис и Хлоя»].

«Я ПРИШЕЛ ИЗ ИНОЙ СТРАНЫ»
«"Он был бы на своем месте в средние века. Он опоздал родиться лет на четыреста! Настоящий паладин, живший миражами великих подвигов", – так сказал о Гумилеве писатель и журналист Василий Иванович Немирович-Данченко, сам не раз бывавший на полях сражений и повидавший в жизни немало героев. Действительно, казалось, не было в среде предреволюционной творческой интеллигенции человека, более чуждого своему веку.

"Он был совершенно не модный человек и несомненно чувствовал себя лучше где-нибудь в Эритрее на коне, чем в автомобиле в Париже или в трамвае в Петербурге", – писал о нем немецкий поэт, переводчик русских поэтов, вращавшийся в кругах акмеистов, Иоганнес фон Гюнтер.

Гумилев и сам это чувствовал:
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам –
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
[. ]
Я люблю – как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет…

"В обществе товарищей республиканцев, демократов и социалистов он, без страха за свою репутацию, заявлял себя монархистом . В обществе товарищей атеистов и вольнодумцев, не смущаясь насмешливыми улыбками, крестился на церкви и носил на груди большой крест-тельник"» (А.Амфитеатров)

. Наше бремя – тяжелое бремя:
Труд зловещий дала нам судьба,
Чтоб прославить на краткое время,
Нет, не нас, только наши гроба
[. ]
Но, быть может, подумают внуки,
Как орлята, тоскуя в гнезде —
Где теперь эти крепкие руки,
Эти души орлиные где!

«. он всегда помнил о Божием Суде. Далеко не во всем будучи образцом для подражания, он готов был держать ответ перед Богом по всей строгости, ставя себя в ряд с разбойником, мытарем и блудницей.

…И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще.

Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: "Вставай".
(«Я и Вы», 1917)
[. ]
. мужественная цельность этого сурового учителя поэзии, неисправимого романтика, рыцаря и героя, доброго, искреннего, верующего человека – чистейшей воды "пассионария", если пользоваться терминологией его сына, известного историка Льва Николаевича Гумилева, – как воздух необходима нашему задыхающемуся в "субпассионарности", потребительстве, или, говоря по-старому, в обывательщине и мещанстве, времени».

Читайте также: