Баронесса де сталь о россии
Обновлено: 16.05.2024
…Жизнь человеческая устроена так, что чем ближе её конец, тем больше начинаешь понимать предопределенность пути каждого человека кем-то высшим. Поэтому, как мне кажется, люди, встречающиеся в жизни, не случайны, книги, попадающие тебе в руки, тоже. Всё появляется в своё время…
Так, совсем неожиданно мне в руки попал сборник воспоминаний участников далеких событий - «Россия первой половины XIX века глазами иностранцев» под редакцией Ю.А. Лимонова. Смирившись со встречей, я начала чтение. И не пожалела об этом: удивительно, что Россия времен Александра I не могла не интересовать современников-иностранцев. Хочу поделиться с читателями воспоминаниями известной французской писательницы и критика Жермены де Сталь (1766-1817), которая волей случая оказалась в России летом 1812 года в период нашествия Наполеона.
Чтобы было понятней, напомню читателю, кто такая мадам де Сталь. В эпоху Великой французской революции и империи Наполеона это имя гремело по всей Европе. Успешная светская дама и красивая женщина, хозяйка политического салона и умный собеседник, она была теоретиком идеи национальной самобытности европейских литератур. Но не только это принесло ей известность. Мадам де Сталь была одной из немногих, кто прямо и открыто выступил против диктатуры Наполеона. Горячо любя Францию, она понимала, какие страдания несет диктатор не только своей стране, но и всей Европе. Статьи писательницы доводили Наполеона до бешенства, он издает Указ о высылке писательницы из Парижа, о запрещении жить ей в радиусе 200 км от столицы. Так был подавлен один из очагов оппозиции во Франции, зато появилась первая диссидентка нового времени.
В эмиграции де Сталь создаст свои лучшие произведения, в их числе и путевые записки «1812 год. Баронесса де Сталь в России». Именно сюда занесла её судьба волей случая в середине мая 1812 года, где она стала свидетельницей нашествия Наполеона в Россию. Мне кажется, что заинтересованному читателю будут интересными впечатления этой необыкновенной женщины о нашей стране тех лет.
«Наше путешествие было спокойно и безопасно: так сильно в России гостеприимство и у знати, и у простого народа». Де Сталь рассказывает, как проезжала через Волынь, часть Русской Польши: «Русские и поляки – народы славянского племени: они прежде были врагами, но они уважают друг друга, между тем как немцы, опередившие славян в европейском просвещении, не относятся к ним справедливо».
Какими современными кажутся слова писательницы: «…а все-таки покорение одного народа другим явление весьма печальное: должно пройти много веков, пока водворится единение и изгладятся из памяти имена побежденного и победителя». Не изгладились, не забылись! Далее де Сталь описывает победное шествие французов: «Тем не менее французская армия делала быстрые успехи. Французов, которые дома не могли сопротивляться никакому игу, привыкли повсюду видеть победителями, и я имела основание бояться, что встречу их уже на пути к Москве. Странная моя судьба: сначала бежать от французов, среди которых я родилась, которые прославили моего отца, и бежать от них до пределов Азии! Неужели судьба не может низвергнуть человека, которому выпало на долю унижать род человеческий»?
Оказавшись в Киеве, де Сталь познакомилась с русским гостеприимством и тамошним губернатором генералом Милорадовичем, неустрашимым адъютантом самого Суворова: «Он вселил в меня больше веры в военные успехи России. Такой веры у меня до той поры не было».
«Почти девятьсот верст отделяют Киев от Москвы. Русские возницы мчали меня с быстротой молнии; они пели песни и этими песнями, как уверяли меня, подбадривали и ласкали своих лошадей. «Ну, бегите, голубчики, - говорили они. Я не нашла ничего дикого в этом народе; напротив, в нем есть много изящества и мягкости, которых не встречаешь в других странах. Русский возчик не пройдет мимо женщины, какого она бы не была возраста или сословия, чтобы не поклониться, а она отвечает наклонением головы, полным грации и благородства… Для того, чтобы узнать воинственный народ, надо узнать солдата и тот класс, из которого выходит он, - земледельцев-крестьян».
Интересно описывает француженка посещения русских дворян, когда она проезжала Орловскую и Тульскую губернии: «Многие дворяне из окрестностей приезжали повидаться со мною, сказали много приятного о моих произведениях, и, признаюсь, мне было очень лестно узнать о моей литературной известности в таком отдалении от родины… Сами вельможи, в палатах которых вы найдете все, что есть блестящего и роскошного во всех странах и у всех народов, питаются в пути гораздо хуже французского поселянина и способны переносить не только на войне, но и во многих житейских случаях физическое существование очень стесненное. Суровость климата, болота, леса и пустыни, покрывающие значительную часть страны, заставляют человека бороться с природой… Обстановка жизни, в которой находится французский крестьянин, возможна в России лишь при больших затратах. Необходимое можно получить только в роскоши; отсюда происходит, что когда роскошь невозможна, отказываются даже от необходимого… Они, подобно людям Востока, выказывают необычайное гостеприимство иноземцу; его осыпают подарками, а сами часто пренебрегают обыкновенными удобствами личной жизни. Всем этим надо объяснять то мужество, с которым русские перенесли пожар Москвы, соединенный со столькими жертвами… В народе этом есть что-то исполинское, обычными мерами его не измерить… у них все более колоссально, чем соразмерно, во всем более смелости, чем благоразумия; и если они не достигают цели, которую себе поставили, то это потому, что они перешли её».
И еще: «Любопытно отметить, как проявляется в России общественное самосознание. Слава победоносности, которую доставили этому народу бесчисленные успехи его войск, горделивое самомнение знати и способность самопожертвования, которая так сильна в народе, вера, влияние которой велико и могуче, ненависть к иноземцам, которую старался искоренить Петр I, желая сделать страну просвещенной, но которая все же осталась в крови русских и пробуждается при всяком случае, - все это, вместе взятое, делает народ могучим… Надо хорошо вглядеться в этот народ, чтобы узнать его: мне пришлось наблюдать его при обстоятельствах, в которых он представился весь, в пору несчастий и воодушевления, время самое удобное для наблюдения…»
Ах, какая умница мадам де Сталь! Как же сумела она так правильно понять душу русского человека, его менталитет? Вот бы все, кто хает и поносит Россию, не побоялись и отправились в путешествие по нашей стране, пообщались бы с разными людьми! Но нет, для этого надо напрягать себя, тратить силы, время и средства, которых у современного западного политика нет, а главное, нет желания понять друг друга… А жалко! Ведь могла бы случиться совсем другая история!
С интересом прочитал Ваше произведение о мадам де Сталь.Приятно её отношение к нашему народу.Но ещё приятнее,что Вы с радостью за русского человека, за народ наш делитесь прочитанным.Народ наш действительно в основе своей и добр и отзывчив вопреки мнению не желающим делить с ним судьбу его и ищущим прежде всего жирный кусок.
Желаю Вам творческих успехов. С Новым годом!
Сергей Иванович, большое спасибо! За прочтение, отзыв и русский народ!
С теплом:
Россия глазами Жермены де Сталь
Французские мемуары о России первой трети XIX века
Бурные события во Франции в конце XVIII и начале XIX веков поставили страну перед необходимостью осмысления новой реальности и в том числе своего окружения. Великая Французская революция, а затем приход к власти Наполеона отразились не только на всей Европе, но и на России.
В 1799–1800 г. в Россию приезжает Жан–Франсуа Жоржель. Его дневники(1) написаны еще в стиле, традиционном для XVIII века, но призваны представить современную русскую историю постреволюционной Франции.
В 1808–1809 гг. по Южной России совершает путешествие Мари Гутри(2). В мемуарах подробно описаны города Крыма – Симферополь, Бахчисарай, Севастополь, быт крымских татар. Далее путешественница отправляется в Одессу, Таганрог, Черкесск, Ростов, подробно описывая историю и быт этих городов, жизнь караимов, греков, донских и кубанских казаков.
В 1807 г., когда Александр I и Наполеон заключают Тильзитский мир, в Россию прибыл посол Франции Арман–Огюстен Луи де Коленкур. Здесь он пробыл до начала русско–французской войны, в которой он непосредственно участвовал. Коленкур многократно предупреждал Наполеона об опасности русской кампании, именно с ним вдвоем бежал Наполеон из России, называясь по дороге – в целях безопасности – его именем. Времени 1808–1811 гг. посвящены «Записные книжки Армана де Коленкура. Это краткие записи, отражающие повседневные события, большинство из них начинается со слов «говорят», предназначались эти записи для Наполеона, то есть
были своеобразным отчетом о шпионаже. Шпионаж этот преследовал цель воспроизведения настроения в России и был отражением событий петербургской жизни, отношения русского двора к политике Наполеона, отношения к планам Наполеона о бракосочетании с великой княжной Екатериной Павловной, а позже – слухов о подготовке Франции к войне с Россией, порядков в русской армии, перемещения по службе в министерствах и посольствах(3).
Потом появятся мемуары А. де Коленкура о походе Наполеона в Россию(4). Автор расширенно представляет внешнюю политику Франции 1807–1812 гг. и подробно описывает весь поход Наполеона.
В это время наряду с традиционными мемуарами путешественников, дипломатов появляются и мемуары французских эмигрантов, которые искали в России убежища.
В 1802 г. в Россию приезжает враг Революции и Наполеона Жозеф де Местр. Намереваясь просить здесь помощь в пользу Пьемона, он посещает Двор и салоны Петербурга. В России он надеется обрести вторую родину и оплот борьбы с революционными идеями. Здесь известный французский философ, иезуит, граф де Местр становится послом Сардинии, здесь он проводит пятнадцать лет. К 1809 г. относится написание одной из самых известных книг де Местра «Санкт–Петербургские вечера»(5). Как это ни парадоксально, но самыми известными страницами этой философской книги стало описание петербургского пейзажа, его же описание белых ночей во Франции было признано новацией(6). В книге философа белые ночи, "великолепие, коему ни образца, ни подражания не найти"(7), описание города, архитектуры, жителей и даже солнца, которое «здесь движется медленно, касаясь земли, – как будто покидая ее с сожалением», когда «Его окруженный красноватой дымкой диск катится, подобно огненной колеснице, над сумрачными лесами, замыкающими горизонт, и лучи его, отражаясь в окнах дворцов, кажутся зрителю огромным пожаром»(8).
Такое вступление служит созданию спокойного, умиротворенного состояния, настроения, настраивающего на философские беседы, которым и посвящена книга. Примечательно, что именно Санкт–Петербург де Местр выбирает как убежище спокойствия, гармонии и разума. Противник революции, философ принимает существующие в России порядки и даже крепостное право. В своем письме к графу Н. П. Румянцеву в 1911 г. он пишет: «Дадим свободу мысли тридцати шести миллионам людей такого закала, каковы русские и – я не устану это повторять – в то же самое мгновение во всей России вспыхнет пожар, который сожжет ее дотла»(9).
Впрочем, такие утверждения де Местра не стоит рассматривать как реакционные, скорее это его стремление учитывать реальное положение вещей. Его замечания о России, русском характере весьма порою язвительны. В 1812 г. он пишет о порядках в России графу де Фрону: «Взбреди – как это ни невероятно – российскому императору на ум сжечь Санкт-Петербург, никто не скажет ему, что деяние это сопряжено с некоторыми неудобствами, что даже при холодном климате нет нужды в столь большом костре, что этак, пожалуй, из домов вылетят стекла, закоптятся ковры, а дамы перепугаются и проч.; нет, все промолчат; в крайнем случае подданные убьют своего государя (что, как известно, нимало не означает, чтобы они не питали к нему почтения) – но и тут никто не проронит ни слова(10).
Обобщая образ России – и оканчивая известные «Вечера» – Ж. де Местр пишет: «Россия состоит из разнородных элементов – слепой веры и грубой обрядности, духа свободы и нерассуждающей покорности, изб и дворцов, утонченной роскоши и дикой суровости»(11). Самой яркой чертой русского характера философ видит страсть к новизне, постоянную устремленность навстречу новым предметам, явлениям. Он считает это недостатком, следует более внимательно относиться к тому, чем человек уже обладает. Но в целом автор уверен – Россия страна
молодая и ее время, «если ему суждено наступить, придет само собой и без всяких усилий»(12). Философ не призывает к воздействию на Россию, давлению, как это делали его предшественники, единственным влиянием, которое допустимо, он видит благожелательное отношение. «До последнего вздоха я буду помнить Россию и возносить за нее молитвы»(13), так заканчивает он свою книгу.
Такое отношение к России во Франции назвали русофилией. Русофилом назвали и Жермен де Сталь. Мадам де Сталь провела в России только два месяца, время, которое потребовалось для преодоления пути от Киева до Финляндии. Политик и литератор, де Сталь открыто выступила против диктатуры Наполеона, его деспотизма. Поскольку имя ее было широко известно, то выступление приобрело большой резонанс. Резкие и острые выступления Наполеону не понравились, и он выслал ее в 1803 г. из страны. Переезжая по всей Европе, де Сталь скрывалась от догоняющей ее армии Бонапарта и 23 мая 1812 г. она пересекла границу Австрии и России. Своему изгнанию она посвятила книгу(14), последняя, небольшая часть этой книги посвящена России. Во Франции эти путевые записки довольно известны и считаются, как выразился Ш. Корбе, «реальным прогрессом в представлении русского народа»(15).
воспитании», возражениях на «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева.
Описание России в книге «Десять лет изгнания» Ж. де Сталь структурно напоминает традиционные французские мемуары о пребывании французов в нашей стране, автор обращается к тем же темам, но, возможно, более кратко. Она безусловно знакома с мемуарами своих предшественников, знакома с полемикой просветителей. Де Сталь много раз обращается к оценке роли Петра I и Екатерины II, она согласна с оценкой их Вольтером, но добавляет какие–то уточнения. Продолжателем дела своих предшественников де Сталь видит Александра I. В императоре ее поразила «выражение необычайной доброты и величия, которым озарено его лицо; эти два качества казались нераздельными в нем»(18). В сравнении с русским императором Наполеон безусловно проигрывал. Обращается де Сталь и к русской истории, особенно эпохе Ивана IV, хотя обращения эти кратки.
Русский народ де Сталь описывает как жителей Востока или Юга, и это она неоднократно подчеркивает. Но, замечает автор, «народ этот создан из противоположностей поразительно резких. Рыть может совмещающаяся в нем европейская культура и азиатский характер тому причина»(19). Однако, европейский лоск виден на русских только в комфортной обстановке. Де Сталь описывает свою встречу с Кутузовым, который оказался весьма любезным старцем, и глядя на него, она сомневается, что он сможет выстоять в борьбе «с людьми суровыми и молодыми, устремившимися на Россию со всех концов Европы». Но – «русские, изнеженные царедворцы в Петербурге, в войсках становятся татарами»(20).
Де Сталь проезжает через всю Россию, и некоторые ее замечания описывают природу страны, ее климат, ее пространства. Автор убегает от Наполеона и старается двигаться как можно быстрее. Однако, «хотя двигалась я с большой быстротой, но мне казалось, что стою на месте:
настолько природа страны однообразна. Песчаные равнины, редкие березовые леса да крестьянские поселки… вот все, что встречается на пути. Меня охватил своего рода кошмар, который приходит иногда ночью, когда кажется, что делаешь шаги и в то же время не двигаешься с места»(21) . Климат, особенно петербургский, как и природа, представляются француженке объектами непрерывной борьбы: «Природа окрестностей Петербурга представляется мне вечным неприятелем, который захватывает свои права, как только человек перестает с ним бороться»(22) .
Более всего внимание уделяет де Сталь русскому характеру. Продиктовано это прежде всего ее страстным желанием поражения Наполеона, ведь если Россия потерпит поражение и подпишет мир с тираном, беженке будет совсем трудно. Русский народ, который встречает автор на своем пути, будь то дворяне, или крестьяне относятся к ней с симпатией, и это поражает де Сталь, ведь она – представитель врагов России. Дворяне провинциальных городов устраивают известному литератору пышные – «азиатские» – приемы. Но суровость климата, болота, леса, покрывающие страну, лишают русских понимания «необходимой роскоши». Вельможи в палатах питаются хуже французских крестьян. «Необходимое можно получить только в роскоши, отсюда происходит, что когда роскошь невозможна, отказываются даже от необходимого»(23) . Обстановка жизни в России такова, что русским незнакомо понятие «комфорт». «Они, подобно людям Востока, выказывают необычайное гостеприимство иноземцу: его осыпают подарками, а сами часто пренебрегают обыкновенными удобствами личной жизни»(24) . Поэтому, – делает вывод де Сталь, – русские так мужественно смогли пережить московский пожар, который повлек жертвы, ведь они не изнежены роскошью. А в целом – «В народе этом есть что–то исполинское, обычными мерами его не измерить… отвага, пылкое воображение русских не знают предела, у них все более
колоссально, чем соразмерно, во всем более смелости, чем благоразумия; и если они не достигают цели, которую себе поставили, то это потому, что они перешли ее»(25) .
Рассуждая о способности русских к подражанию, де Сталь полемизирует со своими предшественниками. Она вспоминает, что русских часто сравнивают с французами, что – по ее мнению – глубоко ошибочно. Гибкость позволяет русским подражать англичанам, французам, немцам, «но никогда они не перестают быть русскими, т.е. пылкими и в то же время осторожными, более способными к страсти, чем к дружбе, более гордыми, чем мягкими, более склонными к набожности, чем к добродетели, более храбрыми, чем рыцарски–отважными, и такими страстными в своих желаниях, что никакие препятствия не в состоянии удержать их порыва»(26) .
Обращаясь к популярной во Франции теме русского варварства, де Сталь высказывает довольно оригинальное суждение. По ее мнению, из всех образованных народов русские ближе всего к дикарям, но это происходит из их способности на великие подвиги, силы, необузданности природы. «Многие восхваляли знаменитые слова Дидро: «Русские сгнили прежде, чем созрели». Я не знаю мнения более ошибочного: даже их пороки… мы должны приписать не их испорченности, а силе их нравственного закала»(27) . Непосредственно варварство русских де Сталь видит в том, что русскими «управляет чутье, подчас благородное, но всегда непроизвольное, которое допускает размышления лишь при выборе средств, но отнюдь не цели»(28) .
Ярко отмечает де Сталь свойство русских к неустойчивости эмоционального состояния. Ее беспокоит известие о том, что взят Смоленск, а, вместе с тем, она видит вокруг себя только уныние. «Я не замечала народного воодушевления, непостоянство характера у русских мешало мне наблюдать его. Уныние сковало все чувства, и я не знала,
что у людей с сильной впечатлительностью после этого уныния последует потрясающее возбуждение… когда народ пробудился, перестали существовать для него все преграды и опасности, и он, не страшась, пошел вперед на неравную борьбу с людьми и стихиями»(29) .
Рассуждая о ежедневном времяпрепровождении петербургской знати, де Сталь описывает ее склонность к активности, катанию с горок, подобно зимнему. «Это был какой–то сплошной праздник». Но никакого восхищения это у автора не вызывает: «У них, как видно, не может быть речи о каком-нибудь собеседовании, и польза учения в таком обществе незаметна»(30) . Но может ли быть в таком обществе и любовь? – спрашивает себя автор, такое количество шума делают ее невозможной, да и сентиментальная любовь в России – большая редкость. Русские пылки в любви, но «по непостоянству характера они легко изменяют. Подобная неустойчивость их мысли делает счастье для них непродолжительным. Усовершенствование духа поэзией и искусствами – весьма редкое явление у русских, и при характерах необузданных и пылких любовь есть скорее прихоть и вред, нежели глубокое разумное чувство»(31) .
Сравнивая Москву и Петербург – «один из самых красивых городов мира», де Сталь говорит, что Москва – более русский город, он стоит среди равнины, но ведь и вся Россия – «не что иное как огромная равнина». В Москве живется свободнее, чем в Петербурге, где на все наложил отпечаток Двор. Но хотя знатные москвичи за местом и положением не гоняются, «но большими пожертвованиями доказывают свою любовь к Отечеству»(32) .
В записках мадам де Сталь образ России обретает новое звучание – это единственная страна, способная противостоять злу. Это страна оригинальная, своеобразная, она справедливо заслуживает
благожелательного внимания и уважения. Но эта страна чужда автору и мадам де Сталь с облегчением покидает ее, перебираясь в Англию.
Воспоминаниям о войне 1812 года посвящено огромное количество французских мемуаров, но включать их в данное исследование представляется и нецелесообразным, и невозможным. Совершенно справедливо пишет французский историк К. де Грев: «Было бы неприлично включать в число путешественников по России Наполеона и военных его армии»(33) . Это совершенно справедливо и при взгляде из России. Кроме того, подобным мемуарам должно быть посвящено отдельное исследование, оно было бы несомненно и нужным, и интересным. Возможно вспомнить, что отечественным историком Тартаковским было проведено монументальное исследование русских мемуаров, посвященных войне 1812 года(34) . Тем более было бы интересно дополнить этот труд исследованием французских военных мемуаров(35) .
Среди мемуаров послевоенного времени можно отметить книгу Дюпре де Сен–Мора(36) . Автор был в России в 1815–1820 гг., он подробно описал карнавалы, обычаи русских, большая часть посвящена анекдотам из светской жизни. В 1823 г. вышла его «Антология русской поэзии».
С целью активизации русско–французской коммерции совершил путешествие по Южной России, Кавказу, Дону Жан–Франсуа Гамба. Вместе с генералом Ермоловым они посетили Одессу, Николаев, Херсон, Астрахань, Кизляр, Моздок(37) .
В 1829 г. в Россию приехал франк–масон Жан–Батист Мей. Поклонявшийся только свободе, этот своеобразный предшественник де Кюстина, в своей книге «Санкт–Петербург и Россия в 1829 году» описал порочность царского режима, его безнравственность и русский народ, деформированный этим режимом(38) .
После кругосветного путешествия в 1834 г. приехал в Россию французский литератор Поль де Жульвекур. Здесь он женился на Л. Н. Всеволожской и обрел вторую родину. Французам, враждебным к России, он предпослал свою книгу «Балалайка. Русские народные песни и некоторые фрагменты поэзии, переведенные стихами и прозой»(39) .
В 1826 г. в качестве секретаря делегации, сопровождавшей маршала Мармона, прибывшего на коронацию Николая I, в Россию приехал французский драматург Жак Ансело. Здесь он оставался около полугода. Его книга(40) , посвященная этому пребыванию весьма лояльна по отношению к России. Кроме повторения известных характеристик русских, у Ансело есть и довольно оригинальные наблюдения. Рассуждая о русском характере, он замечает: «из всех человеческих слабостей русским наиболее свойственно тщеславие, оно у них в крови. Говоря с иностранцем о памятниках своей страны, русский никогда не скажет: «Какая прекрасная вещь!»; он скажет: «Это лучшая вещь в мире!»(41) . В оказании помощи русские разительно отличаются от французов: «Движетелем и воздаянием первому (французу. – Т. П.) служит честь, сия добродетель цивилизованных стран, второй (русский. – Т. П.) не помышляет о благородстве своих действий, он просто не допускает мысли, что кто–то, кто бы он ни был, мог бы на его месте поступить иначе»(42) .
Наконец, Ансело провозглашает – русские «Отважные люди, которым не страшна опасность… узнав о иной жизни в теплых краях, они устремятся туда»(43) .
Баронесса де сталь о россии
Исторический калейдоскоп запись закреплена
"В России все тайна и ничто не секрет. "(Мадам де Сталь)
История мадам де Сталь, которая дружила с Гете, внушала страх Наполеону и восхищала Пушкина.
«Три великие силы борются с Наполеоном за душу Европы: Англия, Россия и мадам де Сталь» — говорила знакомая Бонапарта графиня Викторина де Шастене. Кем же была женщина. удостоившаяся такой характеристики в 1814 году? Вы можете предположить, что как минимум личностью неординарной. И будете совершенно правы: влияние мадам де Сталь на искусство и политику было так велико, что ею восхищались Гете, Байрон и Пушкин, а Наполеон считал ее своим личным врагом.
Кем была мадам де Сталь.
Полное имя мадам де Сталь — баронесса Анна-Луиза Жермена де Сталь-Гольштейн. Она родилась в Париже в 1766 году в семье швейцарцев. Ее отец Жак Неккер стал министром финансов при короле Луи XVI, а мать Сюзанна была хозяйкой литературного салона. Девочка росла живой и любознательной, получила блестящее образование и уже в 15 лет написала замечания к финансовому отчету своего отца.
Жермене довелось жить во времена Французской революции и эпохи Наполеона. Она стала известна как остроумная хозяйка литературного салона, талантливая писательница и публицист (ее считают родоначальницей французской романтической школы). Ее отличали ум, красноречие и энтузиазм — благодаря этим качествам она не только заняла высокое место в высшем свете Парижа, но и оказала большое влияние на развитие литературы и политики Европы начала XIX века.
Из-за своих политических взглядов мадам де Сталь большую часть жизни провела в изгнании, подвергалась преследованию и тем не менее не прекращала своей деятельности.
Историк А. Сорель писал: «Жермена Неккер так же жаждала мысли, как и счастья.Её ум отличался ненасытной алчностью все познать, способностью все обнять. Он обладал даром проникновения в чужие идеи и даром моментального вдохновения собственными своими идеями; и то, и другое не было следствием продолжительного размышления, а рождалось во время беседы в виде вдохновенной импровизации».
Мадам де Сталь не отличалась классической красотой, но это не помешало ей дважды выйти замуж. Ее первым мужем стал барон Эрих Магнус Сталь фон Гольштейн — этот брак был, устроен родителями, о взаимных чувствах не было и речи. Зато второй брак баронессы был по любви — она тайно обвенчалась с офицером Альбером де Рокка. который был младше ее на 23 года. На протяжении жизни у Жермены было много поклонников, причем она никогда не прекращала романов (однажды с нею жили пять любовников)
Главной же страстью мадам де Сталь был писатель Бенжамен Констан, и их 12-летний роман оставил след в ее литературной деятельности.
Когда во Франции вспыхнула революция, мадам де Сталь использовала свое влияние, чтобы, спасать людей от казни, часто сама рискуя жизнью. Она была возмущена жестоким обращением с королевой Марией Антуанеттой и опубликовала брошюру в ее защиту. Кроме того, ее салон был влиятельным литературным и политическим центром. Например, в своем сочинении «О литературе» баронесса говорит о том, что литература должна выражать общественные идеалы и защищать политическую и нравственную свободу.
Наполеон начал кампанию против публикации сочинения мадам де Сталь. Ему не нравилось, что в широком кругу общения Жермены были иностранные дипломаты, оппозиционеры, а также члены правительства и даже родственники Бонапарта.
У писательницы были не только политические, но и личные причины противостоять Наполеону: он вынудил уйти в отставку члена трибуната и любовника баронессы Бенжамена Констана, потому что считал, что речи Констану пишет мадам де Сталь.
В 1803 году Бонапарт без суда выслал Жермену с детьми из Парижа и на 10 лет запретил ей селиться ближе чем на 200 км к столице.
Однако даже в ссылке Жермена вела активную жизнь и, стараясь избежать преследования Наполеона, уезжала в Германию, Италию, Англию, Швецию и Россию, а наблюдения из каждой поездки превращала в литературные труды.
В Германии мадам де Сталь познакомилась с Шиллером и Гете, первый делал комплименты ее уму и красноречию, а последний в своих письмах называл ее «экстраординарной женщиной». А в Англии ее ждала встреча с лордом Байроном, и хотя тот был сторонником Наполеона, он считал баронессу лучшим писателем Европы того времени.
В России де Сталь было оказано настоящее гостеприимство — она дважды встречалась с Александром I. В. Л. Боровиковский написал ее портрет, а К. Н. Батюшков характеризовал ее так: "Дурна как черт и умна как ангел" Генерал Кутузов слал ей письма из Тарутино, где проходило сражение между русскими и французскими войсками.
Писательница очень впечатлила и Александра Пушкина. Он одобрительно отзывался о ней и писал. что, баронесса вызывала уважение всей Европы. О ее высоком положении в России свидетельствует и предостережение Пушкина одному из критиков:"Мадам де Сталь наша, не трогайте её"
Когда Наполеон был сослан на остров Эльба, Жермена наконец смогла вернуться в Париж после 10-летнего изгнания. Она продолжала выпускать свои политические и литературные труды и в 1817 году в возрасте 51 года умерла в день начала Великой французской революции
Дело «баронессы де Сталь»
«Бацилла большевизма»
Всего за день до этого на заседании политбюро ЦК ВКП (б) с разгромным докладом «О кампании за границей о советском шпионаже» выступил Сталин. Причиной гнева вождя послужил грандиозный скандал во Франции, где полиция ликвидировала разведывательную сеть советской военной разведки. Заместителю наркома иностранных дел СССР Николаю Крестинскому было поручено в тот же день «представить текст опровержения ТАСС для опубликования в печати».
Успехи резидентуры IV Управления штаба РККА во Франции выглядели неоднозначно с самого начала её работы в феврале 1921 года. Первого резидента французы арестовали уже в 1922 году. Работу восстановил новый, но его задержали в 1924-м. В апреле 1927-го взяли сразу около 100 (!) человек, а в декабре 1933-го французская полиция арестовала 17 человек и ещё 15 объявила в розыск. Среди них были разные люди, но самой известной стала женщина, которую именовали «баронессой де Сталь».
И тогда, и сейчас исследователи путаются в её фамилии (Сталь, Шталь, де Сталь, Чкалова, Шкалова), но уверенно награждают даму её незаслуженным титулом, к тому же приписывают ей никогда не имевшие места приключения. Во-первых, раз советская шпионка, значит, проститутка. Во-вторых, если баронесса, стало быть, окрутила престарелого аристократа (вроде как его звали Роберт). Ах, на момент ареста ей было уже 48? Тогда содержательница притона. В-третьих, с её биографией после ареста всё ещё запутаннее. Выйдя на свободу, «баронесса де Сталь» то ли вернулась в Советский Союз, то ли работала во Франции на гестапо. Или на абвер. Пишут, что в 1940-м немцы искали её по всем тюрьмам Франции (зачем?), нашли. Перевербовал её лично адмирал Канарис (?!), потом она уехала в Южную Америку и после войны жила в Аргентине.
Чтобы хоть немного разобраться в этой истории, я открываю дело N19897, заведённое ГУГБ НКВД СССР на ШТАЛЬ Лидию Георгиевну, арестованную в Москве 25 июня 1938 года по ст. 58 п. 10 УК РСФСР.
Лидия Чекалова родилась 12 ноября 1885 года в Ростове-на- Дону в семье винодела и дочери священника. Получила домашнее образование, позже поступила в гимназию и с 7-го класса начала подрабатывать уроками французского, который обожала с детства. Причина проста: «Уже с 12 лет, начитавшись книг о Франции, я создала себе мечту поехать учиться в Париж». Накопила 1000 франков и уехала. Поступила в Сорбонну, репетиторствовала русским студентам, получила диплом преподавателя французского языка, но университет не оставила. В 1907 году Лидия Чекалова поступила в Школу физики, химии и естественных наук, где в 1911-м познакомилась со студентом из Петербурга. Он был моложе Лидии на два года, звали его Борис-Иоганн-Александр, или просто Борис Фёдорович Шталь. Бароном он не был. Его отец относился к купеческому сословию, владел роскошным домом на Малой Морской, 14 в Петербурге, виноградниками в районе Бахчисарая и кирпичным заводом близ Севастополя. Скоро дети виноделов поженились, но учёбу в Париже не бросили. Отдыхали дома и в Европе (Лидия стала заядлой мотоциклисткой и колесила по Северной Италии). Получив естественно-научное образование, собрались писать диссертации, но началась Первая мировая война.
Штали вернулись в Рос-сию. Лидия вспоминала потом: «Война произвела на меня удручающее впечатление, и я не нашла ничего лучше, как заболеть острой неврастенией». В мае 1915 года её отправили на лечение в санаторий под Гельсингфорсом. Муж навещал её, и в октябре 1917-го у них родился сын. Но отношения в семье к тому времени уже разрушились, тем более что на возможности выхода из войны муж и жена смотрели по-разному. «Война — это экзамен. Мой муж этого экзамена не выдержал», — писала Лидия, которую тесное общение с финскими социалистами привели к марксистским идеям. Борис её взглядов не разделял, в итоге он «разочаровался в революции и решил бежать» через Константинополь в Америку.
Лидия осталась в Гельсингфорсе, и когда в 1920 году оформила развод, лидер финских социалистов Отто Куусинен предложил ей поработать на советскую разведку. Шталь удивилась: «Но что же я буду делать? Ведь я даже Маркса не читала!». Куусинен рассмеялся: «Ничего. Вам пока и не надо. Достаточно того, что вы — бацилла большевизма».
«ТАСС уполномочен заявить…»
В 1921 году заработала резидентура, и Шталь узнала, что нелегалам тоже платят. Ей поручили техническую работу. Она научилась профессионально фотографировать, много переводила, выполняла функции связной, периодически привлекалась к операциям сугубо разведывательного характера. Особенностью работы французской резидентуры была текучка кадров: малоценные агенты приходили на несколько месяцев, а затем бесследно исчезали, сохраняя в памяти адреса явок и имена кураторов. Это не могло не приводить к провалам, в 1927 году это случалось дважды. Лидию Шталь успели спрятать в США.
Там она поступила в Колумбийский университет. Ещё в Париже увлеклась Китаем, а в Америке получила степень магистра синологии, написав диссертацию на тему «Русское влияние на китайскую революцию». Заслужила уважение у нового шпионского начальства, хотя звёзд с неба не хватала. В служебной характеристике 1931 года советский резидент в Нью-Йорке отзывался о ней так: «Ценный работник. Романтична и работает искренне. Старается делать всё лучше, но часто у неё не получается. Надёжна. Для аппарата безусловно полезна».
Годом позже в характеристике Лидии Шталь снова отмечалась не вполне нормальная для обычного человека и абсолютно ненормальная для разведчика наивность. Так, при оформлении для неё документов прикрытия на другую фамилию «она совершенно серьёзно спрашивала… допустимо ли обманывать чиновника, говоря, что её фамилия та, которая написана в бумаге». При этом, сообщая об этом казусе в центр, резидент уверенно добавил: «Для нас она работала, работает и будет работать».
В начале 1930-х на след Шталь вышла американская полиция, и в Москве решили вернуть её на работу в парижскую нелегальную резидентуру. Весной 1930-го Лидия снова оказалась во французской столице, где у неё появилась фотостудия. Но вскоре и в Париже за Шталь обнаружилась слежка. Учитывая образование разведчицы, её решили перевести в Китай (Шанхай только что покинул резидент «Рамзай», Рихард Зорге, и там шла активная перестройка работы), но сначала вернули её в США. В декабре 1930 года Шталь прибыла в Нью-Йорк, но в мае следующего года агенты ФБР «сели на хвост» вечной студентке, заодно составив её словесный портрет: рост около 170 см, вес — 63−65 кг, волосы тёмные, короткие, прямые, кожа светлая, похожа на еврейку. Многие из контактов Лидии Шталь оказались «под колпаком у Гувера», но ордер на её арест не был выписан.
В Китай Лидии не суждено было уехать. Из-за очередного провала резидентуры во Франции Москва вернула её в Париж. Она снова оказалась в Сорбонне и возобновила тесные отношения со своим давним другом профессором Луи Мартеном, ранее служившим переводчиком в руководстве Национальных военно-морских сил Франции. По-прежнему специализировалась на технической работе резидентуры, хотя, видимо, однажды была привлечена к вербовке журналиста Бранко Вукелича, отправившегося после этого в Токио, в помощь Зорге.
19 декабря 1933 года Лидия Шталь была задержана французской контрразведкой. На следствии и суде, искренне улыбаясь, она всё отрицала и обращала внимание на абсурдность обвинений: «оклеивала стены комнаты секретными чертежами французских фортов» — кто это будет делать в здравом уме? Не признавала знакомства ни с кем из арестованных. Пресса, жаждавшая создания образа новой Маты Хари, была в бешенстве.
Процесс оказался не только долгим, но и оглушительно громким. На шум пришлось отреагировать даже Москве. Тогда и появилась та самая формулировка: «ТАСС уполномочен заявить».
«Товарищ понял неправильно
На суд это, конечно, не повлияло, но французская Фемида не отличалась суровостью. Большинство участников советской разведывательной сети получили тюремные сроки в три-пять лет и крупные денежные штрафы. Шталь приговорили к пяти годам тюрьмы за «предоставление технического оборудования, использовавшегося в шпионской работе», выплате трёх тысяч франков в пользу французского государства и высылке из страны по истечении срока наказания. Услышав приговор, она заплакала.
Не отсидев полного срока, в августе 1937-го она была освобождена, попыталась задержаться в Париже и села за это ещё на три месяца, а в декабре 1937-го вернулась на родину — в самый неподходящий момент. Лидию Георгиевну приняли на службу в разведку в качестве преподавателя иностранных языков, но она оказалась, по её собственному признанию, «очень мало знакома с действительной жизнью СССР, вела себя исключительно доверчиво, смотря на каждого гражданина, как на какого-то товарища, который поймёт меня». «Товарищ» понял неправильно: ученица Шталь, член австрийской компартии Елизавета Г., бравшая у неё уроки французского, написала на преподавательницу донос. То ли дело было в трудностях перевода, как настаивала на том Шталь во время следствия, то ли она по наивности позволила себе лишнего, рассуждая о популярности Гитлера в Германии: «Фашизм — это необходимый этап, через который должны пройти обязательно капиталистические страны… Эта экономическая система вполне идеологически обоснована национально-расовой программой. Должен родиться ещё Маркс или Ленин, которые могли бы научно опровергнуть фашистскую идеологию». Этого было достаточно. Следователь дважды подчеркнул последнюю фразу красным карандашом, отметив, что подследственной Шталь явно недостаточно разоблачений фашизма, выполненных товарищами Сталиным и Димитровым.
На суде в Москве Лидия Георгиевна, как и в Париже, всё отрицала, каялась только в болтливости. Других свидетельств вины найти не удалось, и приговор оказался на удивление мягким: три года ссылки в Казахстан. Срок закончился 25 июня 1941 года, когда возвращаться в Москву стало бессмысленно. Лидия Шталь осталась в Семипалатинске, поступила на работу преподавателем английского языка в местный геолого-разведочный техникум. В 1949-м там произошёл какой-то инцидент, суть которого пока не известна. Возможно, Лидия Шталь опять не взвесила должным образом свои слова и была арестована. Снова три года — то ли высылки, то ли лагерей, но так или иначе «баронесса» из Ростова выжила.
29 сентября 1954 года Лидия Георгиевна подала на реабилитацию, ждать ей пришлось долго. Все официальные обвинения были сняты в октябре 1956 года. Справка о реабилитации пришла на новый адрес: Сухуми, улица Сталина. Не Аргентина и не Лазурный Берег, но пальмы и море тоже есть.
Автор — сотрудник Центра японских исследований Института востоковедения РАН
Читайте также: