Конь стальной победил коня живого

Обновлено: 02.05.2024

Поэма Есенина «Сорокоуст» была написана в 1920 г., отрывки (2 и 3 часть) напечатаны в № 7-10 журнала «Творчество». Полностью поэма вошла в сборник «Исповедь хулигана» (1921).

Сорокоуст – специальная церковная молитва, проводимая в течение 40 литургий. В это время человек, за которого молятся, не присутствуя в церкви (обычно из-за тяжёлой болезни), становится причастным крови и плоти Иисуса. Сорокоуст также заказывают об умерших, особенно часто – о недавно почивших. Так о ком же поэтическая молитва Есенина? О живом или о мёртвом она?

Ответ на вопрос можно найти в одном из писем Есенина, в котором он вспоминает, как видел жеребёнка, скачущего за паровозом и силящегося его обогнать. Жеребёнок бежал очень долго, пока его не поймали. В этом же письме Есенин объясняет, как понял этот жизненный образ: «Конь стальной победил коня живого». Жеребёнок стал для Есенина «наглядным дорогим вымирающим образом деревни».

Поэма посвящена Мариенгофу, товарищу Есенина в период увлечения имажинизмом (с 1918 г.).

Литературное направление и жанр

Есенин 1920 г. – убеждённый имажинист. Основная цель имажинистов – создание яркого и необычного, поражающего художественного образа, в основном с помощью метафор. Хотя «Сорокоуст» назван поэмой, формально он слишком мал для поэмы и распадается на цикл стихов, объединённых одной темой, показанной в её развитии. Зато поэме соответствует замысел «Сорокоуста» - молитва надежды на исцеление тяжелобольного, его приобщение к жизни народа. Этот больной, почти умерший – старая жизнь, патриархальный уклад, любимая Есениным деревня.

Тема, основная мысль и композиция

Тема поэмы – столкновение уходящего мира патриархальной деревни и нового железного мира города, промышленности. Сорокоуст по старому, тяжело больному и даже умирающему (или только что умершему) миру поёт Есенин. Основная мысль состоит в неизбежности умирания старого, но такого дорогого Есенину мира. Сам он определял идею произведения в том же письме к Лившиц: «Трогает меня. только грусть за уходящее милое родное звериное и незыблемая сила мёртвого, механического».

Поэма состоит из 4 частей. В первой части Есенин создаёт образ грандиозного мирового преобразования, конца света, начавшегося со звука погибельного рога, подобного архангельскому. Природу ожидает гибель, враг «с железным брюхом», которому соответствует библейский образ зверя. Обращение лирического героя к «любителям песенных блох», не желающим видеть перемены и наслаждающимся сентиментальными стихами прошлого, в своё время возмутило первых слушателей и читателей поэмы, так как содержало грубые слова, ругательства.

Во второй части наступление «стальной лихорадки» становится всё более заметным. Железному брюху города, цивилизации противопоставлен древенчатый живот изб, словно механическое живому.

Третья часть центральная в поэме. Поезд в ней уподобляется железному чудовищу, которое побеждает жеребёнка, воплотившего не только всё живое, но и прошлую эпоху.

Четвёртая часть обращена к скверному гостю – прогрессу, который большинство принимает с радостью, но лирический герой, певец старого мира, видит своё призвание в его отпевании. На стороне лирического героя природа и деревенские жители, скорбящие вместе с ним.

Герои и образы

Образы имажинизма – это яркие самобытные метафоры, превращающие привычные предметы и явления в грубоватые или трогательные картинки. К грубым и даже бранным образам относятся метафоры измызганные ляжки дорог, любители песенных блох, которые празднятся кротостью мордищ, которым дразнящиеся сумерки (олицетворение) всыпают в толстые задницы окровавленный веник зари.

Эпитет окровавленный сам по себе несёт трагическую окраску и перекликается с эпитетом первой строчки: погибельный рог. Метафорическое значение первой метафоры в зачине до конца не ясно. Что это за погибельный рог, который затрубил лирическому герою? Есть ли материальное воплощение этого звука, или это только символическое начало конца света, начало смерти всего живого, техногенное убийство?

В следующих двух строфах противопоставлена привычная живая картина русской деревни, природа которой олицетворяется (старая мельница водит ухом, острит мукомольный нюх), и враг с железным брюхом, который тянет к глоткам равнин пятерню. Это урбанизация, техническая революция, неизбежное зло, поглощающее посёлок и луга. Бык, чья работа тоже станет ненужной, - пророк умирающей деревни, который чует беду.

Первая часть начинается описанием глобальной катастрофы, которая к концу первой части сосредотачивается на конкретном посёлке и лугах, даже на конкретном дворе с быком. Во второй части взгляд лирического героя, наоборот, обращается от частного к общему. Звук плачущей гармоники (олицетворение) за селом повисает над белым подоконником в доме лирического героя (метафора). Казалось бы, гармоника привычно грустит с приходом осени, которая, будто скребницей с коней (сравнение), очёсывает с клёнов листья (метафора старости, когда человек теряет волосы). Осенний ветер называется жёлтым, этот метафорический эпитет описывает летящие по ветру листья и противопоставлен неподвижности белого подоконника.

Но не это причина плача гармошки. Её слёзы – о страшном вестнике с громоздкой пятой, которой он ломит чащи. Внимательный читатель уже в этом образе увидит паровоз, представленный здесь в виде одного из ангелов апокалипсиса. Природа ожидаемо реагирует на приход конца света. Тоскуют песни (олицетворение, возможно, метонимия, изображающая всё сильнее тоскующих людей). Страдания всех животных воплощены в образе библейского животного, предвещающего катастрофы, - лягушек, которые пищат от ужаса.

Вторая часть очень эмоциональна, в ней 2 междометия. В последнем четверостишье наступление технической революции приводит в ужас не только всё живое, но и одухотворённую, олицетворённую деревню. Метафора электрический восход, олицетворения глухая хватка ремней и труб, стальная лихорадка противопоставлены исконному, подчеркнутому устаревшим се. Это исконное – олицетворение и оживление деревни – древенчатый живот изб.

Манера повествования в третьей части меняется. Лирический герой задаёт несколько риторических вопросов, обращённых уже не к врагам или оппонентам, а к единомышленникам, с которыми он делится сокровенным. Паровоз символизирует зверя апокалипсиса, который храпит железной ноздрёй и бежит на чугунных лапах. Красногривый жеребёнок противопоставлен поезду. Это не только противопоставление старого и нового, механического и живого, природного и технического. Это плач по умирающей красоте, по меняющейся эстетике – чувстве прекрасного. Красота для лирического героя – в нелепости нерационального движения жеребёнка, закидывающего тонкие ноги к голове, в бессмысленности его бытия.

В конце третьей части лирический герой пытается рационально, но с горечью объяснить единомышленникам и самому себе неизбежность ухода старого и победы стальной конницы (метафора победы технического прогресса). Поля, по которым не скачут кони, Есенин называет бессиянными, а ценность коней превращена в ценность их кожи и мяса, то есть они ценятся только мёртвыми, и то невысоко.

Четвёртая часть – обращение к техническому прогрессу, который называется скверным гостем. Лирический герой грубо посылает его к чёрту и жалеет, что не утопил в детстве. Это распространённое олицетворение – признание лирическим героем процесса урбанизации как живого поступательного движения, как живого существа. Лирический герой видит жизнь во всём, даже в железе.

Следующие строчки показывают, что лирический герой всё же различает жизнь механическую, автоматическую и настоящую. Появляются «они», которые «стоят и смотрят», принимая все изменения, красят рты «в жестяных поцелуях». Это пророчество актуально и сегодня, когда даже любовь становится автоматической и механической.

Лирический герой противопоставляет себя остальным, называя себя псаломщиком, поющим славу родной стране. Как и во второй части, его единомышленниками становятся русская природа и крестьяне. Они тоже понимают неизбежность происходящего и каждый по своему приобщаются к отпеванию. Рябина, вокруг которой осенью рассыпаны красные ягоды, напоминает лирическому герою человека, размозжившего голову о плетень и облившего своей кровью сухой и холодный суглинок. Человек, как и природа, тоскует, выполняя обычные для него ритуальные действия: изливает «тужиль» в звуках тальянки или до смерти упивается лихой самогонкой (метафорический эпитет). Люди прошлого, как и природа, будто торопят собственную смерть, чтобы дать место наступающему прогрессу. Тоску подчёркивает естественное умирание осенней природы.

Художественное своеобразие

Есенин широко использует авторские неологизмы, часто метафорические: праздниться, осенница, древенчатый (от слова дерево по словообразовательной модели бревенчатый), тужиль (существительное от тужить), бессиянный, склень. Формально последнее слово является диалектным наречием и означает «налить в посуду вровень с краями». Но в стихотворении это существительное, очевидно, означающее дождливую, мокрую погоду.

Размер и рифмовка

Поэма написана дольником с разным количество слогов в первой и третьей части и трёхударным дольником во второй и четвёртой. Дольник свойственен народной поэзии.
Рифмовка в основном перекрёстная, женская рифма чередуется с мужской. В первой части дактилическая рифма чередуется с мужской, а рифмовка разнообразна. Если во втором (полном) пятистишье перекрёстная рифмовка сочетается со смежной (АбААб), то следующее четверостишье имеет перекрёстную рифмовку (ВгВг), а в последних двух перекрёстная рифмовка с выпадением одной строчки, остающейся незарифмованной: ДеДжзИзИ. При этом смысловую законченность имеют не четверостишья, а пяти- и шестистишья, что придаёт первой части речитативность, сходство с ритмической прозой.

Мой Есенин. Часть первая. Эпоха умерщвления

Трубит, трубит погибельный рог!
Как же быть, как же быть теперь нам
На измызганных ляжках дорог?

Вы, любители песенных блох,
Не хотите ль пососать у мерина?

Полно кротостью мордищ праздниться,
Любо ль, не любо ль - знай бери.
Хорошо, когда сумерки дразнятся
И всыпают нам в толстые задницы
Окровавленный веник зари.

Скоро заморозь известью выбелит
Тот поселок и эти луга.
Никуда вам не скрыться от гибели,
Никуда не уйти от врага.
Вот он, вот он с железным брюхом,
Тянет к глоткам равнин пятерню,

Водит старая мельница ухом,
Навострив мукомольный нюх.
И дворовый молчальник бык,
Что весь мозг свой на телок пролил,
Вытирая о прясло язык,
Почуял беду над полем.

Ах, не с того ли за селом
Так плачет жалостно гармоника:
Таля-ля-ля, тили-ли-гом
Висит над белым подоконником.
И желтый ветер осенницы
Не потому ль, синь рябью тронув,
Как будто бы с коней скребницей,
Очесывает листья с кленов.
Идет, идет он, страшный вестник,
Пятой громоздкой чащи ломит.
И все сильней тоскуют песни
Под лягушиный писк в соломе.
О, электрический восход,
Ремней и труб глухая хватка,
Се изб древенчатый живот
Трясет стальная лихорадка!

Видели ли вы,
Как бежит по степям,
В туманах озерных кроясь,
Железной ноздрей храпя,
На лапах чугунных поезд?

А за ним
По большой траве,
Как на празднике отчаянных гонок,
Тонкие ноги закидывая к голове,
Скачет красногривый жеребенок?

Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?
Неужель он не знает, что в полях бессиянных
Той поры не вернет его бег,
Когда пару красивых степных россиянок
Отдавал за коня печенег?
По-иному судьба на торгах перекрасила
Наш разбуженный скрежетом плес,
И за тысчи пудов конской кожи и мяса
Покупают теперь паровоз.

Черт бы взял тебя, скверный гость!
Наша песня с тобой не сживется.
Жаль, что в детстве тебя не пришлось
Утопить, как ведро в колодце.
Хорошо им стоять и смотреть,
Красить рты в жестяных поцелуях, -
Только мне, как псаломщику, петь
Над родимой страной аллилуйя.
Оттого-то в сентябрьскую склень
На сухой и холодный суглинок,
Головой размозжась о плетень,
Облилась кровью ягод рябина.
Оттого-то вросла тужиль
В переборы тальянки звонкой.
И соломой пропахший мужик
Захлебнулся лихой самогонкой.

Сергей Есенин. Собрание стихотворений. - Москва - Ленинград: Государственное Издательство, 1926. - Т. 2, с. 87 - 90.

С. А. ЕСЕНИН - Е. И. ЛИВШИЦ

11 августа 1920 г. Минеральные Воды

Милая, милая Женя! Ради Бога не подумайте, что мне что-нибудь от Вас нужно, я сам не знаю, почему это я стал вдруг Вам учащенно напоминать о
себе, конечно, разные бывают болезни, но все они проходят. Думаю, что пройдет и это.
Сегодня утром мы из Кисловодска выехали в Баку, и, глядя из окна вагона на эти кавказские пейзажи, внутри сделалось как-то тесно и неловко. Я здесь второй раз в этих местах и абсолютно не понимаю, чем поразили они тех, которые создали в нас образы Терека, Казбека, Дарьяла и вс проч. Признаться, в Рязанской губ. я Кавказом был больше богат, чем здесь. Сейчас у меня зародилась мысль о вредности путешествий для меня. Я не знаю, что было бы со мной, если б случайно мне пришлось объездить весь земной шар? Конечно, если не пистолет юнкера Шмидта, то, во всяком случае, что-нибудь разрушающее чувство земного диапазона. Уж до того на этой планете тесно и скучно. Конечно, есть прыжки для живого, вроде перехода от коня к поезду, но все это только ускорение или выпукление. По намекам это известно все гораздо раньше и богаче. Трогает меня в этом только грусть за уходящее милое родное звериное и незыблемая сила мертвого механического.
Вот Вам наглядный случай из этого. Ехали мы от Тихорецкой на Пятигорск, вдруг слышим крики, выглядываем в окно, и что же? Видим, за паровозом что есть силы скачет маленький жеребенок. Так скачет, что нам сразу стало ясно, что он почему-то вздумал обогнать его. Бежал он очень долго, но под конец стал уставать, и на какой-то станции его поймали. Эпизод для кого-нибудь незначительный, а для меня он говорит очень много. Конь стальной победил коня живого. И этот маленький жеребенок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни и ликом Махно. Она и он в революции нашей страшно походят на этого жеребенка, тягательством живой силы с железной.
Простите, милая, еще раз за то, что беспокою Вас. Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого. Ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал, а определенный и нарочитый, как какой-нибудь остров Елены, без славы и без мечтаний. Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений. Конечно, кому откроется, тот увидит тогда эти покрытые уже плесенью мосты, но всегда ведь бывает жаль, что если выстроен дом, а в нем не живут, челнок выдолблен, а в нем не плавают.
Вы плавающая и идущая, Женя! Поэтому-то меня и тянет с словами к Вам.
Растите такой, какой я Вас видел и слышал, слушайтесь Фриду, и благо Вам будет, ибо в Фриде доброе живет сознательно, поэтому она такая милая и такая хорошая будет даже в чем-нибудь дурном.
Люб Вас С. Есенин.

1. Е. И. Лившиц. 11 августа 1920 г. (с. 114). — Мариенгоф А. Воспоминания о Есенине. М.: Огонек, 1926, с. 48—49 (три начальных абзаца); Мариенгоф, с. 90—91 (четыре начальных абзаца); в обоих случаях без указания фамилии адресата. Полностью — Есенин 5 (1962), с. 139—141.
Печатается по фотокопии автографа (ИМЛИ). Подлинник хранился у сестры адресата — М. И. Бернштейн. Местонахождение его в настоящее время неизвестно.
Датируется по помете, предваряющей копию текста письма рукой неустановленного лица (РГАЛИ): «Почтовый штемпель: Минер. Воды — вокзал. 11 августа 20 г. На письме даты нет».

2. Я здесь второй раз в этих местах. — М. П. Мурашев вспоминал: «Сергей Есенин, вернувшись из штрафной поездки в качестве санитара в поезде Александры Федоровны (вместо дисциплинарного батальона), сразу приехал ко мне. Февральская революция застала его на Кавказе. » (цит. по статье В. Белоусова «Архив Мурашева». — «Учительская газ.», М., 1965, 2 окт., № 118). Однако это свидетельство мемуариста пока не нашло документального подтверждения.
В одном из стихотворных набросков 1917—1918 гг. поэт упоминает топоним «Аксайские долины» (местечко под Ростовом-на-Дону). Возможно, он связан с не известной пока исследователям поездкой Есенина и З. Н. Райх в сент. 1917 г. в Ростов-на-Дону и на Северный Кавказ.

3. . чем поразили они тех, которые создали в нас образы Терека, Казбека, Дарьяла. — Есенин имеет в виду в первую очередь классиков — А. С. Пушкина (стихотворения «Кавказ», «Обвал», «Монастырь на Казбеке», путевые записки «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» и др. произведения) и М. Ю. Лермонтова (стихотворения «Дары Терека», «Тамара», поэма «Измаил-Бей» и др.).

4. . пистолет юнкера Шмидта. — Здесь намек на стихотворение Козьмы Пруткова «Юнкер Шмидт», где первая строфа читается так:

Вянет лист. Проходит лето.
Иней серебрится.
Юнкер Шмидт из пистолета
Хочет застрелиться.

(«Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова. Изд. 12-е», Пг., 1916, с. 22). Его автором был А. К. Толстой (свидетельство А. М. Жемчужникова из газ. «Санкт-Петербургские ведомости», 1874, 6 февр., см. в кн.: Козьма Прутков. Полное собрание сочинений. М.; Л.: Сов. писатель, 1965, с. 379).

5. . за паровозом ~ скачет маленький жеребенок. ~ Конь стальной победил коня живого. — Ср.:

Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?

(Из поэмы «Сорокоуст»: наст. изд.,
т. 2, с. 83).

6. . жеребенок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни и ликом Махно. — Наступление эры механизации («железного гостя», по выражению Есенина) глубоко волновало поэта. В его творчестве в эти годы появились мотивы скорби по уходящей «деревянной Руси» («Хулиган», «Я последний поэт деревни. », «Мир таинственный, мир мой древний. » и др.). Военный коммунизм, ломка старого деревенского быта, крестьянских традиций вызвали у Есенина на какое-то время чувство протеста и сочувствия стихийным крестьянским выступлениям под руководством А. С. Антонова и др. Но особо его интересовала личность Н. И. Махно. К его образу поэт не раз обращался в своих произведениях — драматической поэме «Страна Негодяев» (наст. изд., т. 3), отрывке «Повстанцы» из поэмы «Гуляй-поле» (наст. изд., т. 2).

7. . идет совершенно не тот социализм, о котором я думал ~ нарочитый. — И в этих размышлениях, и в поэме «Сорокоуст» воплотились впечатления Есенина от увиденного им во время тогдашней поездки по югу России. В «Сорокоусте» есть места, очень близкие комментируемым по своему внутреннему пафосу:

Никуда не уйти от врага.
Вот он, вот он с железным брюхом
Тянет к глоткам равнин пятерню.

Черт бы взял тебя, скверный гость!
Наша песня с тобой не сживется.

Хорошо им стоять и смотреть,
Красить рты в жестяных поцелуях. ,
Только мне, как псаломщику, петь
Над родимой страной «аллилуйя».

(Наст. изд., т. 2, с. 81—83).

Ключевой для поэмы эпизод с жеребенком Есенин наблюдал, как он пишет в данном письме, на пути «от Тихорецкой на Пятигорск». Автограф «Сорокоуста» (ИМЛИ), кроме даты: «Август 20 г.», имеет помету «Кисловодск — Баку». Письмо к Е. Лившиц было опущено на вокзале станции Минеральные Воды (см. об этом текстологический коммент.) после того, как «сегодня утром» Есенин и его спутники «из Кисловодска выехали в Баку» (с. 115 наст. тома). К тому же А. Б. Мариенгоф свидетельствовал, что «Сорокоуст» был написан «в прогоне от Минеральных до Баку» (Восп., 1, 320). Судя по всем этим данным, комментируемое письмо было написано непосредственно перед (или уже во время) работы Есенина
над «Сорокоустом». Оно ярко демонстрирует, какие мысли и чувства владели в тот момент поэтом.

8. . остров Елены, без славы и без мечтаний. — Остров Святой Елены, владение Великобритании в южной части Атлантического океана. В 1815 г. туда был сослан отрекшийся от престола французский император Наполеон I Бонапарт, где и умер в 1821 г.
Не исключено, что промелькнувший здесь образ имеет одним из источников статью Д. С. Мережковского о Наполеоне в ссылке — «Св. Елена» (газ. «Русское слово», М., 1913, 20 сент. (3 окт.), № 217, с. 2-3): в 1912—1913 гг. Есенин читал эту газету регулярно (см. пп. 13 и 18 и коммент. к ним). Ср. также с названием одного из песенников 1910-х гг. («Наполеон на острове св. Елены / Новые песни», М., 1911).

9. Вы плавающая и идущая. — Отзвук православной молитвы («О плавающих и путешествующих <. >Господу помолимся»), возможно, опосредованный названием романа М. А. Кузмина «Плавающие путешествующие» (Пг., 1915).

Есенин С. А. Письмо Лившиц Е. И., 11 августа 1920 г. Минеральные Воды // Есенин С. А. Полное собрание сочинений: В 7 т. — М.: Наука; Голос, 1995—2002. - Т. 6. Письма. — 1999. — С. 114—116.

Другие статьи в литературном дневнике:

30.09.2015. На говне сметану собираете?
29.09.2015. Мой Есенин. Часть третья. Родные мои! Хорошие.
28.09.2015. Мой Есенин. Часть вторая. Больно и тошно
27.09.2015. Мой Есенин. Часть первая. Эпоха умерщвления
26.09.2015. Это был золотой век
25.09.2015. Многие люди называли себя его друзьями
24.09.2015. Погасло дневное светило
23.09.2015. Вот пишу, а слезы душат и капают
22.09.2015. И словно жар - по угольку
18.09.2015. Человеческая жизнь начинается и кончается слезами
17.09.2015. Памяти Юрия Визбора
09.09.2015. Произведение искусства равно своему создателю
08.09.2015. Еще не смерть, а упражненье в смерти
06.09.2015. Вещичка
05.09.2015. Живи по привальному, дверь отворя
04.09.2015. Поэты военной поры. Георг Тракль
03.09.2015. А как на речке был он на Фонтанке
02.09.2015. Не отнимайте у женщин сигареты.
01.09.2015. Арчибальд Арчибальдович, водочки бы мне.

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Сорокоуст

Трубит, трубит погибельный рог!
Как же быть, как же быть теперь нам
На измызганных ляжках дорог?
Вы, любители песенных блох,
Не хотите ль
Полно кротостью мордищ праздниться,
Любо ль, не любо ль — знай бери.
Хорошо, когда сумерки дразнятся
И всыпают нам в толстые задницы
Окровавленный веник зари.
Скоро заморозь известью выбелит
Тот поселок и эти луга.
Никуда вам не скрыться от гибели,
Никуда не уйти от врага.
Вот он, вот он с железным брюхом,
Тянет к глоткам равнин пятерню,
Водит старая мельница ухом,
Навострив мукомольный нюх,
И дворовый молчальник бык,
Что весь мозг свой на телок пролил,
Вытирая о прясло язык,
Почуял беду над полем.

Видели ли вы,
Как бежит по степям,
В туманах озерных кроясь,
Железной ноздрей храпя,
На лапах чугунных поезд?
А за ним
По большой траве,
Как на празднике отчаянных гонок,
Тонкие ноги закидывая к голове,
Скачет красногривый жеребенок?
Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?
Неужель он не знает, что в полях бессиянных
Той поры не вернет его бег,
Когда пару красивых степных россиянок
Отдавал за коня печенег?
По-иному судьба на торгах перекрасила
Наш разбуженный скрежетом плес,
И за тысчи пудов конской кожи и мяса
Покупают теперь паровоз.

Черт бы взял тебя, скверный гость!
Наша песня с тобой не сживется.
Жаль, что в детстве тебя не пришлось
Утопить, как ведро в колодце.
Хорошо им стоять и смотреть,
Красить рты в жестяных поцелуях, —
Только мне, как псаломщику, петь
Над родимой страной аллилуйя.
Оттого-то в сентябрьскую склень
На сухой и холодный суглинок,
Головой размозжась о плетень,
Облилась кровью ягод рябина.
Оттого-то вросла тужиль
В переборы тальянки звонкой.
И соломой пропахший мужик
Захлебнулся лихой самогонкой.
[1920]

© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.

Что сближало Сергея Есенина и Нестора Махно

Милый, милый, смешной дуралей,
Ну, куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?

Сергей Есенин (Из поэмы "Сорокоуст")

Где-то в кубанских степях привиделась Есенину эта трогательная картинка: жеребенок бежал за поездом. Поэт вспоминает об этом и в письме любимой девушке.

И - жеребенок неожиданно предстает батькой Махно!

"Ехали мы из Тихорецкой в Пятигорск, вдруг слышим крики, выглядываем в окно и что же видим, за паровозом, что есть силы, скачет маленький жеребёнок, так скачет, что нам сразу стало ясно, что он вздумал почему-то обогнать его. Бежал он долго, но под конец стал уставать и на какой-то станции его поймали. Эпизод для кого-нибудь незначительный, а для меня он говорит многое. Конь стальной победил коня живого, и этот маленький жеребёнок был для меня наглядным, дорогим, вымирающим образом деревни и ликом Махно. Она и он в революции нашей страшно походит на этого жеребёнка тягательством живой силы с железной. ".

Стихи и стихия бунта

Об этом человеке написаны тома. Но есенинские строчки, пожалуй, лучшее из того, что довелось мне прочитать о Несторе Ивановиче Махно. Особая им цена в том, что Есенин и сам погиб потому, что был таким же обессилевшим жеребенком. И его, поэта, очень многое роднит с атаманом. Прежде всего - боль за трагедию деревни. Но и тяга к прекрасному. Известно, что Махно тоже писал стихи. И они далеко не графоманские:

Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.

За тебя, угнетённое братство,
За обманутый властью народ.
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной заодно пулемёт.

И тачанка, летящая пулей,
Сабли блеск ошалелый подвысь.
Почему ж от меня отвернулись
Вы, кому я отдал свою жизнь?

В моей песне ни слова упрёка,
Я не смею народ упрекать.
Отчего же мне так одиноко,
Не могу рассказать и понять.

Вы простите меня, кто в атаку
Шёл со мною и пулей сражён,
Мне б о вас полагалось заплакать,
Но я вижу глаза ваших жён.

Вот они вас отвоют, отплачут
И лампады не станут гасить.
Ну, а батько не может иначе,
Он умеет не плакать, а мстить.

Есенин жил стихией народного бунта в поэме "Пугачев".

Махно осуществлял стихию этого бунта в жизни.

Увидеть Париж и умереть

3наменитый писатель русского зарубежья Марк Алданов видел Махно в Париже. Недолго уже оставалось Нестору Ивановичу ходить по земле. И он уже ничем не напоминал некогда грозного атамана:

Несколько лет тому назад мне показали Махно на кладбище, в Париже, где "жесточайших приказаний" он отдавать не мог. Он шел за гробом старого политического деятеля, который с ним поддерживал добрые личные отношения. Я минут десять шел в двух шагах от него, не сводя с него глаз: ведь об этом человеке сложились легенды. Ничего замечательного в его наружности не было. У Махно был вид очень слабого физически, больного, чахоточного человека, вдобавок живущего под вечной угрозой нападения. Здесь, было бы уместно клише: "озирался, как зверь". Махно быстрым подозрительным взором оглядывал всякого, кто к нему подходил. Этим он напомнил мне одного знаменитого русского террориста, - тот в Париже, давно порвав с революцией, не любил ходить по тротуару; держался по мостовой, точно на него из подворотни бросятся люди. Глаза у него были злые, но выражения "всё знающего", "раз навсегда покончившего со всеми сомнениями" и т. д. я в них не видел. Самые слова тут эти не подходят совершенно. Нет, ничего демонического в наружности Махно не было: всё это литература".

Можно легко представить, чем он занялся, придя с кладбища. Из мирных дел Махно знал лишь сапожное. В Париже научился из цветной тесьмы и бечевок плести легкомысленную обувку для дешевых девиц соседнего с ним заведения мадам Телье - нечто среднее между ветхозаветными сандалиями Суламифи и русским лаптем. Беспечные девицы и не предполагали, насколько знаменит их сумрачный кутюрье.

Жестокая ирония судьбы: последние годы он прожил в большом городе.

Города Махно ненавидел.

Крестьянское царство справедливости

Город - враг. Вся беда, свалившаяся на сирого крестьянина, вышла из города. Город ненасытен. Тысячью длинных, жадных железных рук он шарит по подклетям и амбарам. От него - гибель. Город грабит. Вся власть, которая не дает крестьянину жить божескими правилами на земле, придумана в городе, и она ненастоящая, чужая, гибельная. С городом крестьянину не по пути. Он страшнее чумы, его колокольным звоном не отгонишь. Значит, его надо убить.

Вот отношение Махно, жестокого практика гражданской войны, к городу и горожанину. Вид и сущность интеллигенции, которая живет в городе и придумывает законы, как обобрать и унизить деревню, инстинктивно враждебны батьке Махно и его черноземному воинству.

Вот наблюдение некой Н. Сухогорской за поведением махновца, заметившего на городской улице человека в шляпе:

- Ишь, в шляпе. интеллигент видно, прикончить бы.

Позже эту фразу на свой лад повторит известный испанский генерал, воевавший на стороне Франко: "Когда я слышу слово "интеллигент", моя рука тянется к кобуре".

Не думаю, что нынешняя крестьянская Россия, в очередной раз замордованная городским реформаторством, много лучше думает о своей интеллигенции. И в этом - печальное для нас бессмертие махновского наследия.

Но он был и теоретиком. Наивным и неожиданно трогательным. Раз города не дают настоящей свободы, бросайте города. Их песенка спета, и настоящему вольному человеку там не место. Идите весело в сёла, степи и леса. Идите к батьке Махно - и мы вместе будем строить новую, лучшую, осмысленную крестьянскую жизнь. Жизнь, обеспеченную земными плодами, которые добудем вместе. Сами и придумаем, какая у нас будет власть.

Советские историки дружно осмеяли детскую батькину политграмоту. При том что европейская мысль, задохнувшаяся в городском угаре, давно провозглашает нечто подобное. О духовном бесплодии городов говорили Макс Нордау и Освальд Шпенглер, и им при этом заглядывали в рот. А батько Махно ничего нового не придумал. В своей идеальной республике "Махновия" он просто хотел воплотить давнюю крестьянскую мечту о Беловодье - вольном справедливом царстве. Множество неспокойных русских людей разбрелись когда-то по земле, чтобы отыскать это крестьянское царство окончательной справедливости. А некоторые захотели построить его там, где живут, и батька относился к последним.

Только вот строил он свое царство справедливости силой.

Жестокость его также была наивна, а значит, тем более страшна.

Жизнь против портсигара

Махно винят в том, что он не обладал убеждениями - ни красными, ни белыми, ни зелеными, ни даже анархистскими, хотя к ним, анархистам, формально себя причислял.

Это неверно. У него была постоянная мысль о крестьянской республике в Гуляй-Поле, и с теми, кто мешал этой мысли или сбивал с нее, он поступал люто.

Сначала это были немцы, отнимавшие у его народа хлеб и другие плоды вольного труда. "У всякой силы, которая несправедлива, нет права быть", - лозунг батьки Махно, ставшего народным мстителем. Началась партизанщина, грубая и бесшабашная, жестокая до животной низости и благородная до святости. Дерзость батьки Махно, наконец, вывела окончательно из себя немецкое командование в Киеве. Дабы уничтожить бунтаря, оно отрядило значительные силы. Махно отступил, сплоховал тактически, оказался в кольце. Методичные немцы долго долбили окруженных из артиллерии.

Но батька уже сумел просочиться сквозь железное кольцо и невиданным маршем на своих тачанках, проделав в одну ночь шестьдесят верст, ушел от расправы.

Дальше это будет повторяться. Сделает Махно неуловимым, невидимым, нигде не существующим и присутствующим везде. "Бандит Махно уничтожен", - успели порадоваться в объявлениях немецкие киевские власти, но на пятый день после того Махно уже играл в карты у себя в штабе с плененными командирами, отправленными на его поимку. Сам отряд был уничтожен самым свирепым мужицким способом - врукопашную и под корень. А ставка в карточной игре - жизнь против батькиного серебряного портсигара. С каждым из немцев играл сам Махно. Выиграл - иди с портсигаром на все четыре стороны. Не выиграл - путь до ближайшей стенки.

Играли двое суток. Батька отчаянно передергивал карты, выиграть жизнь не смог никто. Один раз батька сыграл честно, проиграл. И расстрелял офицера за то, что тот осмелился его обыграть.

А в другой раз, захватив отряд австрийцев, обезоружил пленных, выдал всем по пятьдесят рублей, по бутылке самогона, и отпустил.

Псевдоним Скромный

Фигура у батьки мелкая, хлипкая. Дунь - и переломится. Но его взгляда - он смотрел не в глаза, а куда-то поверх голов - пугались когда-то отпетые урки в Орловском централе, в каторге Акатуя. А каторжный псевдоним Скромный, сохранившийся за ним до конца, говорят, вполне соответствовал внутреннему облику Махно.

Он был совершенно бескорыстным человеком. Умел оценить мужской поступок. Вот правая рука его, ужасный Кийко, страдающий болезненными припадками ярости, рубит безоружных пленных. Один вдруг изворачивается отчаянным ударом, палач падает и долго не может прийти в себя. Махно молчит некоторое время, пораженный этой картиной, потом говорит:

- Вот так и надо драться за жизнь, освободить его.

И даже то, что тот отказывается служить у него, не меняет настроения Махно. Он отпускает пленного, а чтобы тот не попался опять в партизанские руки, дает ему "бессрочный" пропуск: "Пропустить Охрименку, как хорошего человека. Объявляю. Всякий, кто тому не поверит, - подлец. Батька Махно".

И в то же время жизнь человеческая мало чего стоит в его глазах. Снаряд, удачно разворотивший городской квартал, доставляет болезненное наслаждение. Из города исходит смертная угроза. Город мерзок и страшен ему.

Красно-белая вольница

Одно время батька Махно пошел за красными.

Командовать четвертой украинской советской армией к лету 1919 года назначен был матрос Павел Дыбенко. Первым делом он потребовал к себе в ставку Махно. Вручил ему пачку приказов.

- Это для чего, - не понял Махно.

- Выполнять, - кратко сказал Дыбенко. - А если что непонятно, я, товарищ, уже послал вам спецов.

Спецов Махно для начала посадил в казематку. Потом допросил каждого. Из всех ему понравился только бывший капитан царского Генерального штаба Васильев. Тот не дурак был выпить, а кроме того, замечательно показал себя в практической стрельбе из махновской артиллерии. Васильев остался в гуляйпольской армии начальником штаба.

Остальные после недельного ареста были пешком отправлены в Симферополь с суровым приказом больше никогда не возвращаться под страхом смерти.

Так неоднозначно началось сотрудничество Махно с советской властью. Но воевал он за красных достойно. Был награжден орденом Красного Знамени N4 за рейд по тылам Белых армий, что дало красным возможность собрать силы и перейти в осеннее контрнаступление 1919 года. Деникин бросал в бой против Махно своих лучших генералов, но безуспешно. Генерал Яков Слащёв, талантливый военачальник (прототип генерала Хлудова в пьесе М. Булгакова "Бег"), признавался своим соратникам, что его мечта - воевать как Махно. Именно конница Махно помогала Фрунзе штурмовать Крым. При взятии Перекопа его войска были брошены на самый тяжелый участок и выбиты почти полностью (они брали "в лоб" Турецкий вал).

Но Махно воевал и против красных. Как воевал за четыре окаянных российских года против немцев, против гетмана, против Петлюры, против белых.

Он мечтал о вольных Советах, которые должны регламентировать осмысленную жизнь махновской коммуны. О народном самоуправлении без всякого партийного влияния. Однажды, отвоевав у красных Александровск, крупный в стратегическом отношении центр, издал листовку: "Ваш город занят революционной повстанческой армией махновцев. Эта армия не служит никакой политической партии, никакой власти, никакой диктатуре. Напротив, она стремится освободить район от всякой политической власти, от всякой диктатуры. Её задача охранять свободу действий, свободную жизнь трудящихся от всякого неравенства и эксплуатации".

Да, наивно. Но ведь наивность - всего лишь другое название чистоты. Политика становится грязным делом, если в ней не остается места наивной вере в то, что правда лучше выгоды.

Кем же вошел Нестор Махно в историю? Партизаном? Мстителем? Неоцененным пророком справедливой власти?

"Я в бой бросался с головой. "

Четыре года борьбы батьки Махно, этого "тягательства живой силы с железной", могут показаться бессмысленными. Как бег жеребенка за бездушной махиной поезда. Однако та "государственная пустота", в громадном диаметре до шестисот километров, на которой происходила драма махновщины, все-таки утомила и железо. Прогнулась несгибаемая дотоле большевистская власть. Ленин первый почуял - если теперь не дать народу передышки, авторитет власти, настоянный на большой крови, обернется прахом. Нестор Махно и многие главари крестьянских восстаний по всей России - главные из тех, кто вырвал у Ленина НЭП. История осторожно, как бы зажмурившись, нащупывала иные пути.

Нестор Иванович Махно умер в 1934 году от гриппа, усугубившего застарелый туберкулез, в парижском лазарете для неимущих. Ушел, оставив потомкам вопросы без ответа и несколько стихотворений.

Я в бой бросался с головой,
Пощады не прося у смерти,
И не виновен, что живой
Остался в этой круговерти.

Мы проливали кровь и пот,
С народом откровенны были.
Нас победили. Только вот
Идею нашу не убили.

Пускай схоронят нас сейчас,
Но наша Суть не канет в Лету,
Она воспрянет в нужный час
И победит. Я верю в это!

Есенинская душа Батьки Махно

Что сближало с поэтом самого непредсказуемого командира Гражданской войны, расскажет "Российская газета".

Нестор Иванович Махно. 1919 год

Милый, милый, смешной дуралей,
Ну, куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?

Сергей Есенин (Из поэмы "Сорокоуст")

Со второй супругой Галиной и дочерью Леной. 1923 год

Стихи и стихия бунта

Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.

За тебя, угнетённое братство,
За обманутый властью народ.
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной заодно пулемёт.

И тачанка, летящая пулей,
Сабли блеск ошалелый подвысь.
Почему ж от меня отвернулись
Вы, кому я отдал свою жизнь?

В моей песне ни слова упрёка,
Я не смею народ упрекать.
Отчего же мне так одиноко,
Не могу рассказать и понять.

Вы простите меня, кто в атаку
Шёл со мною и пулей сражён,
Мне б о вас полагалось заплакать,
Но я вижу глаза ваших жён.

Вот они вас отвоют, отплачут
И лампады не станут гасить.
Ну, а батько не может иначе,
Он умеет не плакать, а мстить.

С дочерью. 1928 год

Увидеть Париж и умереть

Несколько лет тому назад мне показали Махно на кладбище, в Париже, где "жесточайших приказаний" он отдавать не мог. Он шел за гробом старого политического деятеля, который с ним поддерживал добрые личные отношения. Я минут десять шел в двух шагах от него, не сводя с него глаз: ведь об этом человеке сложились легенды. Ничего замечательного в его наружности не было. У Махно был вид очень слабого физически, больного, чахоточного человека, вдобавок живущего под вечной угрозой нападения. Здесь, было бы уместно клише: "озирался, как зверь". Махно быстрым подозрительным взором оглядывал всякого, кто к нему подходил. Этим он напомнил мне одного знаменитого русского террориста, - тот в Париже, давно порвав с революцией, не любил ходить по тротуару; держался по мостовой, точно на него из подворотни бросятся люди. Глаза у него были злые, но выражения "всё знающего", "раз навсегда покончившего со всеми сомнениями" и т. д. я в них не видел. Самые слова тут эти не подходят совершенно. Нет, ничего демонического в наружности Махно не было: всё это литература".

Соратники. В центре правая рука Махно - бывший матрос линкора "Иоанн Златоуст" Федор Щусь. Рядом с ним черногвардейцы Фома Кожин (справа) и Александр Тарановский

Крестьянское царство справедливости

Командир Заднепровской дивизии П.Е.Дыбенко и комбриг Н.И.Махно. Мариуполь. 1919 год

Отряды Махно использовали черные флаги - цвет анархии

Махновцы в Бердянске. 1919 год

Жизнь против портсигара

На груди Нестора знак командира РККА (рабоче-крестьянской красной армии)

Псевдоним Скромный

Красно-белая вольница

"Я в бой бросался с головой. "

Я в бой бросался с головой,
Пощады не прося у смерти,
И не виновен, что живой
Остался в этой круговерти.

Мы проливали кровь и пот,
С народом откровенны были.
Нас победили. Только вот
Идею нашу не убили.

Пускай схоронят нас сейчас,
Но наша Суть не канет в Лету,
Она воспрянет в нужный час
И победит. Я верю в это!

Читайте также: