Стальное горло краткое содержание

Обновлено: 19.05.2024

Итак, я остался один. Вокруг меня — ноябрьская тьма с вертящимся снегом, дом завалило, в трубах завыло. Все двадцать четыре года моей жизни я прожил в громадном городе и думал, что вьюга воет только в романах. Оказалось: она воет на самом деле. Вечера здесь необыкновенно длинны, лампа под синим абажуром отражалась в черном окне, и я мечтал, глядя на пятно, светящееся на левой руке от меня.

Мечтал об уездном городе — он находился в сорока верстах от меня. Мне очень хотелось убежать с моего пункта туда.

Там было электричество, четыре врача, с ними можно было посоветоваться, во всяком случае не так страшно. Но убежать не было никакой возможности, да временами я и сам понимал, что это малодушие. Ведь именно для этого я учился на медицинском факультете…

«…Ну, а если привезут женщину и у нее неправильные роды? или, предположим, больного, а у него ущемленная грыжа? Что я буду делать? Посоветуйте, будьте добры.» Сорок восемь дней тому назад я кончил факультет с отличием, но отличие само по себе, а грыжа сама по себе. Один раз я видел, как профессор делал операцию ущемленной грыжи. Он делал, а я сидел в амфитеатре. И только холодный пот неоднократно стекал у меня вдоль позвоночного столба при мысли о грыже. Каждый вечер я сидел в одной и той же позе, налившись чаю: под левой рукой у меня лежали все руководства по оперативному акушерству, сверху маленький Додерляйн. А справа десять различных томов по оперативной хирургии, с рисунками. Я кряхтел, курил, пил черный холодный чай…

И вот я заснул: отлично помню эту ночь — 29 ноября, я проснулся от грохота в двери. Минут пять спустя я, надевая брюки, не сводил молящих глаз с божественных книг оперативной хирургии. Я слышал скрип полозьев во дворе: уши мои стали необычайно чуткими. Вышло, пожалуй, еще страшнее, чем грыжа, чем поперечное положение младенца: привезли ко мне в Никольский пункт-больницу в одиннадцать часов ночи девочку. Сиделка глухо сказала:

— Слабая девочка, помирает… Пожалуйте, доктор, в больницу…

Помню, я пересек двор, шел на керосиновый фонарь у подъезда больницы, как зачарованный смотрел, как он мигает. Приемная уже была освещена, и весь состав моих помощников ждал меня уже одетый и в халатах. Это были: фельдшер Демьян Лукич, молодой еще, но очень способный человек, и две опытных акушерки — Анна Николаевна и Пелагея Ивановна. Я же был всего лишь двадцатичетырехлетним врачом, два месяца назад выпущенным и назначенным заведовать Никольской больницей.

Фельдшер распахнул торжественно дверь, и появилась мать. Она как бы влетела, скользя в валенках, и снег еще не стаял у нее на платке. В руках у нее был сверток, и он мерно шипел, свистел. Лицо у матери было искажено, она беззвучно плакала. Когда она сбросила свой тулуп и платок и распутала сверток, я увидел девочку лет трех. Я посмотрел на нее и забыл на время оперативную хирургию, одиночество, мой негодный университетский груз, забыл все решительно из-за красоты девочки. С чем бы ее сравнить? Только на конфетных коробках рисуют таких детей — волосы сами от природы вьются в крупные кольца почти спелой ржи. Глаза синие, громаднейшие, щеки кукольные. Ангелов так рисовали. Но только странная муть гнездилась на дне ее глаз, и я понял, что это страх, — ей нечем было дышать «она умрет через час», — подумал я совершенно уверенно, и сердце мое болезненно сжалось…

Ямки втягивались в горле у девочки при каждом дыхании, жилы надувались, а лицо отливало из розоватого в легонький лиловый цвет. Эту расцветку я сразу понял и оценил. Я тут же сообразил, в чем дело, и первый раз диагноз поставил совершенно правильно, и главное, одновременно с акушерками — они-то были опытны: «У девочки дифтерийный круп, горло уже забито пленками и скоро закроется наглухо…»

— Сколько дней девочка больна? — спросил я среди насторожившегося молчания моего персонала.

— Пятый день, пятый, — сказала мать и сухими глазами глубоко посмотрела на меня.

— Дифтерийный круп, — сквозь зубы сказал я фельдшеру, а матери сказал: — Ты о чем же думала? О чем думала?

И в это время раздался сзади меня плаксивый голос:

— Пятый, батюшка, пятый!

Я обернулся и увидел бесшумную, круглолицую бабку в платке. «Хорошо было бы, если б бабок этих вообше на свете не было», — подумал я в тоскливом предчувствии опасности и сказал:

— Ты, бабка, замолчи, мешаешь — Матери же повторил: — О чем ты думала? Пять дней? А?

Мать вдруг автоматическим движением передала девочку бабке и стала передо мной на колени.

— Дай ей капель, — сказала она и стукнулась лбом в пол, — удавлюсь я, если она помрет.

— Встань сию же минуточку, — ответил я, — а то я с тобой и разговаривать не стану.

Мать быстро встала, прошелестев широкой юбкой, приняла девчонку у бабки и стала качать. Бабка начала молиться на косяк, а девочка все дышала со змеиным свистом. Фельдшер сказал:

— Так они все делают. На-род — Усы у него при этом скривились набок.

— Что ж, значит, помрет она? — глядя на меня, как мне показалось, с черной яростью, спросила мать.

— Помрет, — негромко и твердо сказал я.

Бабка тотчас завернула подол и стала им вытирать глаза. Мать же крикнула мне нехорошим голосом:

— Дай ей, помоги! Капель дай!

Я ясно видел, что меня ждет, и был тверд.

— Каких же я ей капель дам? Посоветуй. Девочка задыхается, горло ей уже забило. Ты пять дней морила девчонку в пятнадцати верстах от меня. А теперь что прикажешь делать?

— Тебе лучше знать, батюшка, — заныла у меня на левом плече бабка искусственным голосом, и я ее сразу возненавидел.

— Замолчи! — сказал ей. И, обратившись к фельдшеру, приказал взять девочку. Мать подала акушерке девочку, которая стала биться и хотела, видимо, кричать, но у нее не выход уже голос. Мать хотела ее защитить, но мы ее отстранили, и мне удалось заглянуть при свете лампы-молнии девочке в горло. Я никогда до тех пор не видел дифтерита, кроме легких и быстро забывшихся случаев. В горле было что-то клокочущее, белое, рваное. Девочка вдруг выдохнула и плюнула мне в лицо, но я почему-то не испугался за глаза, занятый своей мыслью.

— Вот что, — сказал я, удивляясь собственному спокойствию, — дело такое. Поздно. Девочка умирает. И ничто ей не поможет, кроме одного — операции.

И сам ужаснулся, зачем сказал, но не сказать не мог. «А если они согласятся?» — мелькнула у меня мысль.

— Как это? — спросила мать.

— Нужно будет горло разрезать пониже и серебряную трубку вставить, дать девочке возможность дышать, тогда, может быть, спасем ее, — объяснил я.

Мать посмотрела на меня, как на безумного, и девочку от меня заслонила руками, а бабка снова забубнила:

— Что ты! Не давай резать! Что ты? Горло-то?!

— Уйди, бабка! — с ненавистью сказал я ей. — Камфару впрысните, — сказал я фельдшеру.

Мать не давала девочку, когда увидела шприц, но мы ей объяснили, что это не страшно.

— Может, это ей поможет? — спросила мать.

— Нисколько не поможет.

Тогда мать зарыдала.

— Перестань, — промолвил я. — Вынул часы и добавил: пять минут даю думать. Если не согласитесь, после пяти минут сам уже не возьмусь делать.

— Не согласна! — резко сказала мать.

— Нет нашего согласия! — добавила бабка.

— Ну, как хотите, — глухо добавил я и подумал: «Ну, вот и все! Мне легче. Я сказал, предложил, вон у акушерок изумленные глаза. Они отказались, и я спасен». И только что подумал, как другой кто-то за меня чужим голосом вымолвил: — Что вы, с ума сошли? Как это так не согласны? Губите девочку. Соглашайтесь. Как вам не жаль?

— Нет! — снова крикнула мать.

Внутри себя я думал так: «Что я делаю? Ведь я же зарежу девочку». А говорил иное:

— Ну, скорей, скорей соглашайтесь! Соглашайтесь! Ведь у нее уже ногти синеют.

— Ну, что же, уведите их в палату, пусть там сидят.

Их увели через полутемный коридор. Я слышал плач женщин и свист девочки. Фельдшер тотчас же вернулся и сказал:

Внутри у меня все окаменело, но выговорил я ясно: — Стерилизуйте немедленно нож, ножницы, крючки, зонд!

Через минуту я перебежал двор, где, как бес, летала и шаркала метель, прибежал к себе и, считал минуты, ухватился за книгу, перелистал ее, нашел рисунок, изображающий трахеотомию. На нем все было ясно и просто: горло раскрыто, нож вонзен в дыхательное горло. Я стал читать текст, но ничего не понимал, слова как-то прыгали в глазах. Я никогда не видел, как делают трахеотомиию. «Э, теперь уж поздно», — подумал я, взглянул с тоской на синий цвет, на яркий рисунок, почувствовал, что свалилось на меня трудное, страшное дело, и вернулся, не заметив вьюги, в больницу.

В приемной тень с круглыми юбками прилипла ко мне, и голос заныл:

— Батюшка, как же так, горло девчонке резать? Да разве же это мыслимо? Она, глупая баба, согласилась. А моего согласия нету, нету. Каплями согласна лечить, а горло резать не дам.

— Бабку эту вон! — закричал я и в запальчивости добавил: — Ты сама глупая баба! Сама! А та именно умная! И вообще никто тебя не спрашивает! Вон ее!

Акушерка цепко обняла бабку и вытолкнула ее из палаты .

— Готово! — вдруг сказал фельдшер.

Мы вошли в малую операционную, и я, как сквозь завесу, увидал блестящие инструменты, ослепительную лампу, клеенку… В последний раз я вышел к матери, из рук которой девочку еле вырвали. Я услыхал лишь хриплый голос, который говорил: «Мужа нет. Он в городу. Придет, узнает, что я наделала, — убьет меня!»

— Убьет, — повторила бабка, глядя на меня в ужасе.

— В операционную их не пускать! — приказал я.

Мы остались одни в операционной. Персонал, я и Лидка — девочка. Она, голенькая, сидела на столе и беззвучно плакала. Ее повалили на стол, прижали, горло ее вымыли, смазали иодом, и я взял нож, при этом подумал «Что я делаю?» Было очень тихо в операционной. Я взял нож и провел вертикальную черту по пухлому белому горлу. Не выступило ни одной капли крови. Я второй раз провел ножом по белой полоске, которая выступила меж раздавшейся кожей. Опять ни кровинки. Медленно, стараясь вспомнить какие-то рисунки в атласах, я стал при помощи тупого зонда разделять тоненькие ткани. И тогда внизу раны откуда-то хлынула темная кровь и мгновенно залила всю рану и потекла по шее. Фельдшер тампонами стал вытирать ее, но она не унималась. Вспоминая все, что я видел в университете, я пинцетами стал зажимать края раны, но ничего не выходило. Мне стало холодно, и лоб мой намок. Я остро пожалел, зачем пошел на медицинский факультет, зачем попал в эту глушь. В злобном отчаянии я сунул пинцет наобум, куда-то близ раны, зашелкнул его, и кровь тотчас же перестала течь. Рану мы отсосали комками марли, она предстала передо мной чистой и абсолютно непонятной. Никакого дыхательного горла нигде не было. Ни на какой рисунок не походила моя рана. Еще прошло минуты две-три, во время которых я совершенно механически и бестолково ковырял в ране то ножом, то зондом, ища дыхательное горло. И к концу второй минуты я отчаялся его найти «Конец, — подумал я, — зачем я это сделал? Ведь мог же я не предлагать операцию, и Лидка спокойно умерла бы у меня в палате, а теперь умрет с разорванным горлом, и никогда, ничем я не докажу, что она все равно умерла бы, что я не мог повредить ей…» Акушерка молча вытерла мой лоб. «Положить нож, сказать: не знаю, что дальше делать», — так подумал я, и мне представились глаза матери. Я снова поднял нож и бессмысленно, глубоко и резко полоснул Лидку. Ткани разъехались, и неожиданно передо мной оказалось дыхательное горло.

— Крючки! — сипло бросил я.

Фельдшер подал их. Я вонзил один крючок с одной стороны, другой — с другой, и один из них передал фельдшеру. Теперь я видел только одно: сероватые колечки горла. Острый нож я вколол в горло — и обмер. Горло поднялось из раны, фельдшер, как мелькнуло у меня в голове, сошел с ума: он стал вдруг выдирать его вон. Ахнули за спиной у меня обе акушерки. Я поднял глаза и понял, в чем дело: фельдшер, оказывается, стал падать в обморок от духоты и, не выпуская крючка, рвал дыхательное горло «все против меня, судьба, — Подумал я, — теперь уж, несомненно, зарезали мы девочку, — и мысленно строго добавил: — Только дойду домой — и застрелюсь…» Тут старшая акушерка, видимо, очень опытная, как-то хищно рванулась к фельдшеру и перехватила у него крючок, причем сказала, стиснув зубы:

Фельдшер со стуком упал, ударился, но мы не глядели на него. Я вколол нож в горло, затем серебряную трубку вложил в него. Она ловко вскользнула, но Лидка осталась недвижимой. Воздух не вошел к ней в горло, как это нужно было. Я глубоко вздохнул и остановился: больше делать мне было нечего. Мне хотелось у кого-то попросить прощенья, покаяться в своем легкомыслии, в том, что я поступил на медицинский факультет. Стояло молчание. Я видел, как Лидка синела. Я хотел уже все бросить и заплакать, как вдруг Лидка дико содрогнулась, фонтаном выкинула дрянные сгустки сквозь трубку, и воздух со свистом вошел к ней в горло, потом девочка задышала и стала реветь. Фельдшер в это мгновение привстал, бледный и потный, тупо и в ужасе поглядел на горло и стал помогать мне его зашивать.

Сквозь сон и пелену пота, застилавшую мне глаза, я видел счастливые лица акушерок, и одна из них мне сказала:

— Ну и блестяще же вы сделали, доктор, операцию.

Я подумал, что она смеется надо мной, и мрачно, исподлобья глянул на нее. Потом распахнулись двери, повеяло свежестью. Лидку вынесли в простыне, и сразу же в дверях показалась мать. Глаза у нее были как у дикого зверя. Она когда я услышал звук ее голоса, пот потек у меня по спине, я только тогда сообразил, что было бы, если бы Лидка умерла на столе. Но голосом очень спокойным я ей ответил:

— Будь поспокойнее. Жива. Будет, надеюсь, жива. Только, пока трубку не вынем, ни слова не будет говорить, так не бойтесь.

И тут бабка выросла из-под земли и перекрестилась на дверную ручку, на меня, на потолок. Но я уж не рассердился на нее. Повернулся, приказал Лидке впрыснуть камфару и по очереди дежурить возле нее. Затем ушел к себе через двор. Помню, синий свет горел у меня в кабинете, лежал Додерляйн, валялись книги. Я подошел к дивану одетый, лег на него и сейчас же перестал видеть что бы то ни было; заснул и даже снов не видел.

Прошел месяц, другой. Много я уже перевидал, и было уже кое-что страшнее Лидкиного горла. Я про него и забыл. Кругом был снег, прием увеличивался с каждым днем. И как-то, в новом уже году, вошла ко мне в приемную женщина и ввела за ручку закутанную, как тумбочка, девчонку. Женщина сияла глазами. Я всмотрелся — узнал.

Лидке распутали горло. Она дичилась и боялась, но все же мне удалось поднять подбородок и заглянуть. На розовой шее был вертикальный коричневый шрам и два тоненьких поперечных от швов.

— Все в порядке, — сказал я, — можете больше не приезжать.

— Благодарю вас, доктор, спасибо, — сказала мать, а Лидке велела: — Скажи дяденьке спасибо!

Но Лидка не желала мне ничего говорить. Больше я никогда в жизни ее не видел. Я стал забывать ее. А прием мой все возрастал. Вот настал день, когда я принял сто десять человек. Мы начали в девять часов утра и кончили в восемь часов вечера. Я, пошатываясь, снимал халат. Старшая акушерка-фельдшерица сказала мне:

— За такой прием благодарите трахеотомию. Вы знаете, что в деревнях говорят? Будто вы больной Лидке вместо ее горла вставили стальное и зашили. Специально ездят в эту деревню глядеть на нее. Вот вам и слава, доктор, поздравляю.

— Так и живет со стальным? — осведомился я.

— Так и живет. Ну, а вы доктор, молодец. И хладнокровно как делаете, прелесть!

— М-да… я, знаете ли, никогда не волнуюсь, — сказал я неизвестно зачем, но почувствовал, что от усталости даже устыдиться не могу, только глаза отвел в сторону. Попрощался и ушел к себе. Крупный снег шел, все застилало. Фонарь горел, и дом мой был одинок, спокоен и важен. И я, когда шел, хотел одного — спать.

Кратко «Стальное горло» М. А. Булгаков

⭐⭐⭐⭐⭐ «Стальное горло» за 1 минуту и подробно за 3 минуты.

«Стальное горло» — автобиографический рассказ М.А. Булгакова о спасении умирающей девочки молодым врачом, о переживаниях и тяжёлой внутренней борьбе страха и чувства долга.

Очень краткий пересказ рассказа «Стальное горло»

Молодой человек сразу после окончания медицинского факультета становится единственным врачом в деревенской больнице-пункте. Отсутствие опыта и наставников пугает его. Первым серьёзным испытанием становится случай с трёхлетней девочкой, которую ночью в больницу привозят мать и бабка. Девочку звали Лидка, она задыхалась, доктор определил запущенный дифтерийный круп. Жить больной оставалось не более часа и помочь могла только немедленная трахеотомия.

Доктор убеждает мать и бабушку девочки в необходимости операции, несмотря на личные страхи и сомнения, ведь она становится первой в жизни молодого врача. Наконец мать Лидки соглашаются на операцию.

Полное отсутствие опыта, колоссальная разница между теорией и практикой, а также обморок фельдшера осложняют процесс. К счастью, операция проходит успешно. Благодаря решительности доктора, девочка смогла дышать и жить.

А слава о враче, вставившем Лидке «стальное горло» вскоре обошла все деревни вокруг.

Главный герой и его характеристика:

Доктор — заведующий Никольской больницей – пунктом. Молодой человек двадцати четырёх лет, окончивший медицинский факультет с отличием, при этом ещё не имеющий никакого опыта в работе. В произведении показал себя как человек, верный своему долгу и призванию, решительный и целеустремлённый.

Второстепенные герои и их характеристика:

Пелагея Ивановна — старшая коллега Анны Николаевны, акушерка. Проявила себя как собранный, профессиональный работник.
Лидка — девочка трёх лет невероятной красоты: золотистые вьющиеся волосы, большие синие глаза. Поступила в больницу к доктору с запущенной инфекционной болезнью.
Демьян Лукич — фельдшер, молодой специалист больницы, которой заведовал доктор. Способный работник.
Бабка Лидки — пожилая круглолицая женщина, тихая и бесшумная, живущая суевериями. В рассказе олицетворяет необразованность и невежество деревенского народа.
Мать Лидки — молодая деревенская женщина, тяжело переживающая болезнь дочери. Проявила смелость и мудрость, дав согласие на операцию ребёнка.
Анна Николаевна — опытная акушерка Никольской больницы.

Краткое содержание рассказа «Стальное горло» подробно

Юноша двадцати четырёх лет, всю жизнь проживший в шумном городе, сразу после окончания медицинского факультета назначен заведующим больницы-пункта в глухой провинции. Молодой человек волновался из-за отсутствия опыта, понимая пропасть между теорией и практикой врачебного дела. Вечерами он мечтал убежать в уездный город, где работают опытные врачи, но тут же ругал себя за малодушие.

В ночь на 29 ноября доктор столкнулся с проблемой пострашнее грыжи, которой он так боялся. В пункт привезли девочку, которая задыхалась от последней стадии дифтерита. Её сопровождали мать и бабка. Девочка трёх лет по имени Лидка была очень красивой, как с картинки.

Убитая горем мать сообщила, что дочь больна уже пять дней, отчего молодой врач пришёл в ярость. Женщина умоляла спасти Лидку и требовала «дать ей капель», как будто они могли теперь помочь. Было слишком поздно и через час девочка должна умереть.

Собрав волю и подавив внутренний страх, доктор твёрдо предложил «разрезать горло пониже» и вставить серебряную трубочку, чтобы девочка могла дышать. Женщины мгновенно отказались от операции. И доктор облегчённо выдохнул, ведь ранее не делал ничего подобного, только видел в книгах. Но совесть и верность призванию не позволили отступить от единственно верного решения.

Он дал пять минут на раздумье, после чего мать Лидки дала согласие, опасаясь гнева мужа, который должен вернуться из города. Не обращая внимания на раздражающие причитания бабки, доктор приказывает подготовить операционную и приступает к операции вместе с персоналом. Фельдшер Демьян Лукич и акушерки Анна Николаевна и Пелагея Ивановна работали в Никольской больнице задолго до его приезда.

Руководствуясь только знаниями, молодой человек разрезает «пухлое белое горло» Лидки, но ничего не происходит. То, что он видит перед собой, далеко от понятных рисунков в учебниках. В один момент юношу охватывает паника, в нём отчаянно борются желание бросить, сдаться и необходимость спасти жизнь маленькой девочке.

Он делает ещё один надрез и обнаруживает дыхательное горло. Самое страшное уже позади, но вдруг Демьян Лукич от духоты и волнения теряет сознание. Старшая акушерка успела вовремя среагировать и быстро сменила фельдшера, который рухнул на пол. Доктор вставил в разрез серебряную трубку, и пациентка резко выдохнула, прочищая горло от плёнок.

Первая в жизни врача трахеотомия прошла успешно. Лидке зашили горло и показали спасённое дитя матери. А измотанный доктор тут же ушёл к себе и заснул.

Спустя два месяца счастливая мать привела Лидку на осмотр и поблагодарила доктора. С тех пор у него было много пациентов, появился приличный опыт. Слава о нём ходила во всех окрестных деревнях, люди приезжали посмотреть на девочку, которой доктор вставил стальное горло вместо своего.

Коллеги хвалили и восхищались хладнокровием, с которым он работал. «Я, знаете ли, никогда не волнуюсь.» — говорил доктор, но это, конечно, было очень далеко от правды.

Кратко об истории создания произведения

Рассказ «Стальное горло» стал одним из первых произведений писателя. События, описанные в тексте, имеют под собой реальную основу. В 1917-1918 гг. М. А. Булгаков работал земским доктором в деревне Никольское Смоленской области. А в 1925 году рассказ был опубликован в ленинградском журнале «Красная панорама».

В 1963 году в журнале «Библиотека Огонька» рассказ «Стальное горло» был напечатан под названием «Серебряное горло», а события в произведении датированы 1916 годом, а не 1917 как в оригинале.

В цикл «Записки юного врача» вошли семь произведений, включая рассказ «Стальное горло», все произведения о периоде жизни Булгакова-доктора. Примечательно, что при жизни великого писателя, этот цикл полностью не издавали.

Кратко «Дни Турбиных» М. А. Булгаков

⭐⭐⭐⭐⭐ «Дни Турбиных» за 3 минуты и подробно по действиям и картинам за 10 минут.

Произведение, позволяющее увидеть жизнь и трагедию семьи русских офицеров в хаосе гражданской войны. История о трудном выборе между жизнью и честью на стыке двух эпох.

Очень краткий пересказ пьесы «Дни Турбиных»

В квартиру Турбиных прибыл друг семьи штабс-капитан Виктор Мышлаевский с известием о переломном этапе в ходе гражданской войны. Украинский народ поддержал Петлюру, и офицеры белогвардейцев должны теперь воевать с ним. В тот же вечер полковник артиллерии Алексей Васильевич Турбин, его брат Николай и сестра Елена (в замужестве Тальберг) гостеприимно приняли у себя кузена Лариона Суржанского, который приехал учиться в Киев из Житомира.

Вернувшись с опозданием, муж Елены Васильевны, Владимир Робертович Тальберг сообщил супруге, что должен на время скрыться в Берлине под видом «командировки». Положение гетманской Украины стало плачевным, и немцы отказались её защищать. Однако, жену Владимир с собой брать не собирается. Не предупредив Алексея и Николая Турбиных, Тальберг бежит в Германию, будто крыса с тонущего корабля.

За ужином, у офицеров Турбиных, собрались капитаны Мышлаевский и Судзинский, а также личный адъютант гетмана Шервинский, давно и серьёзно влюблённый в Елену Тальберг. Но даже в кругу близких Алексея Васильевича не оставляло дурное предчувствие перед завтрашним выступлением его дивизии.

Утром Леонид Шервинский во дворце гетмана узнаёт о том, что командование русской армии оставило свои позиции. Кроме того, он становится свидетелем позорного бегства гетмана с немецкими генералами. Шервинский тоже покидает дворец, скрыв следы своего положения и предупредив полковника Турбина о случившемся.

В это время в штабе петлюровской конной дивизии полковник Болботун получает известие о взятии подступов к Киеву. Командир сейчас же ведёт свою армию в наступление.

Не желая жертвовать своими военными, которых предало отечество, Алексей Васильевич принимает решение распустить вверенный ему дивизион. Поступок командира вызывает бунт среди солдат, но, узнав подробности, юнкера и офицеры исполняют приказ полковника Турбина. Сам Алексей, не в силах предаться позорному бегству, принял удар петлюровцев и погиб, сохранив честь офицера. В этот трагический момент рядом со старшим братом находился Николай, который смог уйти от врага, чудом оставшись в живых.

Спустя два месяца в гражданской войне наметилась уверенная победа большевиков над Петлюрой. Елена Васильевна приняла решение о разводе с предателем Тальбергом и дала согласие стать женой Леонида Юрьевича Шервинского. А её супруг Владимир Робертович, неожиданно вернувшийся, с позором был выставлен из дома Турбиных. Крещенский сочельник ознаменовался салютом победы, который извещал о начале новой исторической эпохи.

Главные герои и их характеристика:

Турбин Николай — младший брат Елены и Алексея, юноша восемнадцати лет. Оптимист по натуре, добрый, смелый и самоотверженный молодой человек. Унтер-офицер дивизии под командованием полковника Турбина.
Тальберг Елена Васильевна — сестра Николая и Алексея Турбиных, жена Владимира Робертовича Тальберга. Молодая красивая женщина двадцати четырёх лет с рыжими волосами. Прекрасная хозяйка, владеет английским языком и играет на фортепиано. Окружена вниманием мужчин, в Елену влюблены поручик Леонид Шервинский и её кузен Лариосик.
Турбин Алексей Васильевич — старший брат Елены и Николая, полковник, командир добровольческой армии. Тридцатилетний мужчина, мудрый и рассудительный, человек чести, эталон русского офицера.

Галаньба — сотник петлюровской конной дивизии, в прошлом ротмистр уланского полка, мужчина с холодным бесстрастным лицом, каратель.
Мышлаевский Виктор Викторович — артиллерист, штабс-капитан, сослуживец Алексея и друг детства семьи Турбиных. Мужчина тридцати восьми лет, убеждённый холостяк, имеет пристрастие к водке.
Студзинский Александр Бронеславович — капитан дивизии Алексея Турбина, друг семьи. Самоотверженный офицер в возрасте двадцати девяти лет.
Шервинский Леонид Юрьевич — личный адъютант гетмана, поручик. Очень красивый и видный молодой мужчина, обладающий данными оперного певца. Единственный его недостаток – склонность преувеличивать и лгать по пустякам. Влюблён в Елену Васильевну Тальберг.
Гетман — правитель всея Украины, генерал, мужчина примерно сорока пяти лет с седеющими усами, всегда роскошно одетый. Малодушный и трусливый человек, бросивший отечество ради спасения жизни.
Тальберг Владимир Робертович — муж Елены Васильевны, полковник генерального штаба, для которого личные интересы превыше чести и семьи, изворотливый и хитрый. Мужчина тридцати восьми лет невысокого роста в пенсне и с острым носом, внешне похожий на крысу.
Суржанский Ларион Ларионович (Лариосик) — кузен Турбиных из Житомира, молодой человек в возрасте двадцати одного года, интеллигентный, добрый и эмоциональный, но при этом ужасно неуклюжий. Безответно влюблён в Елену Васильевну.
Болботун — полковник конной петлюровской дивизии. Жестокий беспринципный человек.
Фон Шратт — генерал, представитель немецкого командования, длиннолицый мужчина в монокле и серой форме.
Фон Дуст — майор армии Германии, седой мужчина в монокле на багровом лице, вместе с генералом фон Шраттом организовавший побег гетмана из страны.
Фёдор — камер-лакей во дворце гетмана.
Новожильцев Сергей Николаевич — князь, адъютант при дворце его светлости гетмана всея Украины.
Максим — престарелый мужчина шестидесяти лет, сторож Александровской гимназии, в которой располагался дивизион Алексея Турбина.
Белоруков — князь, командующий русской армии. Одним из первых сбежал в Германию под прикрытием немецких офицеров.
Сапожник — человек с корзиной, ремесленник, работающий на магазин. Задержан Ураганом за то, что пробирался ночью по льду мимо штаба.
Ураган и Кирпатый — гайдамаки армии петлюровцев, служащие в штабе дивизии полковника Болботуна. При взятии Киева ранили Николая Турбина в Александровской гимназии.
Дезертир — молодой человек с окровавленным лицом и обмороженными ногами. Служащий второго сечевого полка петлюровской армии, арестованный по пути в лазарет.

Краткое содержание пьесы «Дни Турбиных» подробно по действиям и картинам

Действие первое

Картина первая

В квартире Турбиных Алексей и Николай (Николка) обсуждают наличие музыкального слуха у Николая, который поёт песни собственного сочинения. Николай старается отвлечь брата от тяжёлых раздумий о разгоревшейся гражданской войне. Их сестра Елена с волнением ожидает мужа, который задерживается уже слишком долго.

Звонок в дверь, к разочарованию женщины, известил о прибытии друга семьи штабс-капитана Виктора Мышлаевского. Виктор попросил разрешения остаться на ночь, так как замёрз настолько, что не в силах добраться до дома. Николай помог другу раздеться, пальцы ног Виктора сильно пострадали от мороза.

Виктор доложил полковнику Турбину, что вопреки ожиданиям, мужики встали на сторону Петлюры, против белогвардейцев, и теперь офицерам приходится воевать с народом. Выслушав товарища, Алексей Васильевич пообещал перевести Мышлаевского к себе на службу и тот, выпив водки отправился в горячую ванну.

После очередного звонка в дверь Николай впустил молодого человека, который тут же передал привет от своей мамы и вручил письмо Елене Васильевне. После некоторых объяснений Турбины узнали в госте своего кузена из Житомира, знаменитого Лариосика, который прибыл в Киев учиться. Елена и Алексей решают разместить Лариона Суржанского (Лариосика) в пустующей библиотеке.

Наконец, домой возвращается полковник Тальберг. Только ступив через порог, Владимир Робертович выразил недовольство наличием посторонних в доме и сообщил жене о плачевном положении гетмана. Ради сохранения положения и жизни он должен бежать в Берлин, Елене же нет места в его «командировке». Она должна «беречь комнаты» и постараться «не бросить тень на фамилию Тальберг», общаясь с мужчинами.

Прощание Алексея и Владимира прошло на повышенных тонах. Полковник Турбин догадался об истинных намерениях мужа своей сестры, которого позже в беседе с Николаем сравнил с крысой, бегущей с корабля.

Картина вторая

Накрыв на стол к ужину, Елена погрузилась в мысли об уехавшем супруге. Внезапно появившийся поручик Леонид Шервинский с громадным букетом роз, прервал и слегка испугал её. Осыпая женщину комплиментами, поручик поинтересовался, о чьём отъезде она говорила. Получив ответ, воодушевлённый Леонид рассказывает возлюбленной о своих успехах в оперном пении.

Постепенно комната заполнилась людьми. Вернулись Николай и Алексей с очередным гостем капитаном Александром Студзинским. Ларион и Виктор Мышлаевский также не заставили себя долго ждать. Закончив разговор, Елена Васильевна пригласила всех к столу, богато накрытому по случаю утреннего выступления дивизии под командованием Алексея Васильевича. За ужином офицеры много выпивали, чествуя прекрасную хозяйку Елену Тальберг. Лариосик, прежде незнакомый с водкой, под руководством опытного Мышлаевского быстро стал совершенно пьяным. Не пил только полковник Алексей Турбин, мысли о будущем страны не оставляли его даже во время застолья. Он предчувствовал беду, ещё не зная о бегстве немцев.

После насыщенного вечера мужчины разошлись отдыхать, в гостиной остались Елена Васильевна, Леонид и Лариосик, умудрившийся напиться до беспамятства. Шервинский снова и снова признавался в любви к Елене, уверяя, что ей не о чем теперь волноваться, ведь её муж больше не вернётся. Опьянённая вином и красивыми речами, госпожа Тальберг признаётся, что не испытывает к супругу ни любви, ни уважения и, наконец, отвечает взаимностью горячо влюблённому поручику.

Действие второе

Наутро Шервинский, по обыкновению, приходит на службу во дворец гетмана и узнаёт от лакея Фёдора, что адъютант князь Новожильцов оставил пост без присмотра и, собрав свои вещи, выбыл из дворца. Это случилось после получения им «неприятного известия». Пытаясь понять причины поступка князя, Леонид Юрьевич обнаруживает отсутствие штаба командования русской армии.

Гетман появляется в кабинете роскошно одетый в ожидании немецких командиров, с которыми назначил совещание. И сразу узнаёт от Шервинского о побеге адъютанта Сергея Новожильцева, а также князя Белорукова со своим штабом после того, как конница петлюровской дивизии под командованием полковника Болботуна вошла в прорыв на подступах к городу.

В это время лакей известил о прибытии германских командиров генерала фон Шратта и майора фон Дуста. Обращаясь с просьбой о защите Украины от войск Петлюры, гетман получает решительный отказ, так как численный перевес сил и весь украинский народ на стороне врага. Ввиду «катастрофического положения» германское командование предлагает последовать примеру Белорукова и эвакуироваться в Германию.

Генерал фон Шратт напоминает, что времени на раздумье у гетмана нет, вражеская конница будет в Киеве уже утром и непременно исполнит приговор о повешении его светлости. После согласия гетмана немцы действуют по заранее продуманному сценарию. Из богатого наряда правитель переодевается в форму германского офицера и вместе с гостями отбывает из дворца через боковой ход.

Оценив ситуацию, Шервинский сжигает список адъютантов и, захватив забытый гетманом золотой портсигар, звонит в дивизион полковнику Турбину. Леонид быстро вводит Алексея в курс дела и просит предупредить Елену, а затем переодевается в штатское и, попрощавшись с лакеем, уходит.

Вечером в штаб конной дивизии к полковнику Болботуну доставили пойманного дезертира. Разъярённый полковник немедленно вызвал сотника Галаньбу для допроса беглеца. В ходе допроса выяснилось, что этот человек лишь пытался добраться до лазарета, его ноги были сильно обморожены. Проверив правдивость слов, запуганного «дезертира» в сопровождении Урагана и Кирпатого отправили к лекарю. А его место быстро занял человек с корзиной, схваченный на улице. Судя по правильной русской речи, сотник решает, что этот несчастный коммунист. Задержанный объясняет, что он всего лишь сапожник, который доставлял товар хозяину лавки. Оценив качество сапог в корзине, Болботун раздаёт их своим хлопцам. Сапожника прогоняют, угрожая расправой.

В штаб поступает известие о взятии подступов к городу и все четыре полка немедленно отправляются в наступление.

Действие третье

В здании Александровской гимназии готовится выступить дивизион полковника Турбина. Добровольческую армию, вверенную Алексею Васильевичу, составляют в основном юнкера. Мышлаевский и Студзинский подсчитывают сбежавших студентов. Офицеры ожидают командира, который утром уехал во дворец гетмана. Чтобы немного прогреть холодное здание, Виктор Викторович распоряжается ломать парты и топить ими печи. Престарелый сторож гимназии Максим безрезультатно пытается спасти казённое имущество и взывать к совести белогвардейцев, никто не обращает внимания на причитания старика.

Алексей Турбин появляется внезапно, быстро отдаёт приказ вернуть свою заставу и объявляет о решении распустить дивизион, требуя немедленного выполнения приказа. Шокированные офицеры не только отказались выполнять распоряжение, но и назвали полковника продажным предателем, кто-то желал арестовать командира, а кто-то даже расстрелять на месте. Николка убедил сослуживцев дать слово Алексею Васильевичу. Полковник пристыдил своих офицеров за то, что они не смогли понять его и вынуждают теперь произносить позорную правду о побеге гетмана и всего командования русской армии. Народ поддержал Петлюру, а заставлять свой дивизион драться со своим народом и вести их на убой Алексей отказывается.

Прислушавшись к его словам, юнкера спешно расходятся. За окном раздаются близкие пушечные удары, Турбин приказывает штабс -капитану Мышлаевскому сейчас же возвращаться домой к Елене. В одиночестве ожидая прибытия заставы, Алексей Васильевич замечает Николку, который наотрез отказался уходить без своего командира и старшего брата. Юноша понимал, что полковник не собирался бежать, честь русского офицера не позволяла ему уйти, он предпочёл бы смерть позорному бегству.

Юнкера заставы едва успели уйти запасным ходом, как в гимназию попал снаряд. Алексей упал, а в здание вбежали Ураган и Кирпатый. Понимая, что командир убит, Николка, охваченный злостью и отчаянием, бросается с перил гимназии вниз.

В квартире Турбиных Елена и Ларион не находили себе места, пребывая в неведении. Госпожа Тальберг уже собиралась пойти на поиски братьев, когда пришёл Леонид Шервинский с известием о взятии Киева бандитами Петлюры. Следом за поручиком в доме появились Виктор Викторович и Александр Брониславович. Мышлаевский успокоил Лену, сказав, что Алексей и Николка скоро будут. Елена Васильевна отправляется ставить самовар, а мужчины обсуждают сложившуюся ситуацию. Виктор и Леонид вступают в перепалку. Обвиняя друг друга во лжи и хамстве. Стук в окно насторожил присутствующих, они заметили раненого и обессилевшего Николая. Юношу с разбитой головой и покалеченными ногами забрали в дом. Только взглянув на младшего брата, Елена догадывается о смерти Алексея, в отчаянии она обвиняет капитанов в том, что они бросили командира. Собравшись с силами, Николай подтверждает, что полковник убит.

Действие четвёртое

Спустя два месяца стрельба за окном стала привычным явлением, но жизнь продолжалась. Наряжая ёлку, Лариосик рассказывает Елене о своём детстве в Житомире. Зная, что Суржанский пишет стихи, Лена просит его прочесть что-нибудь из последнего. Молодой человек, смущаясь, говорит, что стихи посвящены ей. А затем, набравшись храбрости, признаётся в любви мадам Тальберг. Ларион уверяет, что сможет стать хорошим мужем для одинокой Елены Васильевны, ведь её супруг, отрезанный большевиками за границей, уже никогда не вернётся. Жалея наивного юношу, женщина рассказывает о своём романе с Леонидом Шервинским, но обещает быть другом Лариосику. Новость эта расстроила Суржанского и он сейчас же отправился за водкой, столкнувшись в дверях с соперником.

Одетый в «беспартийное пальтишко», позаимствованное у дворника, чтобы скрыть роскошный костюм, Леонид Юрьевич сообщает возлюбленной, что с Петлюрой покончено. Большевики взяли верх, а сам он сегодня успешно дебютировал на сцене.

С позволения Елены Васильевны Шервинский объясняется ей в любви и верности и умоляет начать новую жизнь в качестве его жены. Лена соглашается, взяв с кавалера обещание избавиться от привычки лгать и выдумывать на каждом шагу. Известить Тальберга о разводе было решено телеграммой, а портрет Владимира Робертовича был снят со стены и сожжён в камине.

Лариосик вернулся с бутылкой, которую из-за своей неуклюжести разбил в гостиной на глазах у Николки. За ним в квартиру Турбиных пришли Мышлаевский и Студзинский, капитаны сообщили об установлении советской власти, из-за чего между офицерами произошёл конфликт. Виктор устал бороться и готов поддерживать большевиков, не желая больше быть преданным отечеством. Он верит в создание новой великой державы. Александр же готов продолжать сопротивление.

Елена и Леонид прервали спор радостным известием о своей помолвке, и во время душевных поздравлений в квартире появляется Владимир Тальберг, совершенно недовольный увиденным. Елена Васильевна просит оставить её наедине с супругом и, выслушав его планы о совместном отъезде на Дон, объявляет ему о разводе. На помощь подруге детства приходит Виктор Викторович, который быстро выставляет вон подлого предателя.

Радость и тёплая атмосфера снова наполняют гостиную Турбиных, Лариосик говорит красивую праздничную речь, а за окном вместо стрельбы звучит салют. Идут красные.

М. А. Булгаков приступил к написанию пьесы на основе событий романа «Белая гвардия» в январе 1925 года, а спустя три месяца получил предложение написать драму по мотивам произведения. Весь следующий год Булгаков непрерывно вносил изменения в текст произведения и менял его название, которое то было «слишком вызывающим», то не соответствовало событиям, то не нравилось самому писателю. Премьера постановки состоялась в октябре 1926 года в МХАТе. А вот издана пьеса впервые была в Германии ещё год спустя.

На заверения критиков о вымышленности многих событий, Булгаков отвечал, что «был в Киеве во время гетманщины и петлюровщины, видел белогвардейцев в Киеве изнутри за кремовыми занавесками». Кроме того, у многих героев пьесы есть реальные прототипы из окружения Михаила Афанасьевича. Например, Владимир Тальберг скрывал образ Л.С. Карума, мужа сестры писателя. Даже фамилия Турбиных позаимствована у бабушки автора.

Постановки пьесы Булгакова «Дни Турбиных» до сих пор собирают полные аншлаги в московских театрах.

Краткое содержание Стальное горло Булгакова

И вот к нему привели девочку Лиду 3-х лет. Ребёнок всё больше задыхался, и доктор сразу определил дифтерит. Он понимал, что вскоре девочка совсем не сможет дышать и её ожидает смерть. Врач возмутился безответственности матери, которая за 5 дней не подумала привести больного ребёнка к нему, а теперь, скорее всего, уже было поздно. Требовалась трахеотомия, но мать и бабушка Лиды отказались о неё. Больших усилий стоило врачу убедить их в необходимости операции, и родители сдались. Мужчина сам был напуган, ведь он никогда ранее не делал подобного, даже не присутствовал на трахеотомии, и он побежал листать свою книгу. Слова прыгали у него перед глазами, от волнения он ничего не понимал и, поняв, что уже поздно что-либо менять, поплёлся в операционную.

Впервые проводящий подобную операцию мужчина долго не мог найти дыхательные пути девочки. Врач понимал, что он сейчас просто убьёт ребёнка и в отчаянии ковырялся в ране ножом. Сумев сделать глубокий надрез на горле, доктор наконец нашел дыхательное горло. Но тут фельдшер, падая в обморок, потянул за собой горло из раны. Акушер успела перехватить у него инструменты. В горло вставили серебряную трубочку, которая помогла Лиде свободно вдохнуть. Трубку нельзя было вынимать первое время, но, главное, удалось спасти ей жизнь.

Молодой врач сразу стал знаменитым в округе: все говорили, что он умирающей Лидочке заменил горло на стальное. Люди даже ездили посмотреть на девочку.

Автор в рассказе «Стальное горло» описывает, как главный герой в своих мыслях боится и не желает брать на себя ответственность, но внезапно для самого себя начинает говорить «будто не своим голосом» совершенно другое. Это объяснимо, ведь он здесь – единственный врач, от него зависит жизнь пациента, и у него нет права признаться в своей неопытности и трусливо бросить его умирать. Важно быть профессионалом своего дела, особенно если от этого зависит жизнь других людей.

Без врачей не было бы нашей цивилизации в том виде, который мы знаем.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Булгаков. Все произведения

Стальное горло. Картинка к рассказу

Сейчас читают

Владимир Короленко родился в Житомире. Отец по национальности, был честным чиновником, работающем в суде. На то время это был чуть ли не один такой человек, так как чиновники того времени не дружили с честностью.

Произведение «Гаврош», написанное французским писателем Виктором Гюго, рассказывает о тяжёлой жизни бедных детей во Франции и их участии в революционном движении восемнадцатого века.

Роман «Жестяной барабан», созданный немецким писателем Гюнтером Вильгельмом Грассом, повествует о жизни Оскара Мацерата — психически больного мужчины. Он всегда имеет под рукой свой талисман

В далекие времена, когда мир был наполнен лешими и русалками, правил царь Горох. Была у него красавица-жена – Анастасия и три сына.

Сева Щеглов вместе с мамой жил в алтайском совхозе очень давно, еще со дня его основания. Тогда вместо совхоза стояли 3-4 палатки, а вокруг были целинные земли

Читайте также: