Снова сон и солнце над кабулом расплавляет металл брони
Обновлено: 04.10.2024
На шаг от смерти
В Афганистане советских солдат, служивших водителями бензовозов, называли смертниками. И никто это не оспаривал. Все понимали, что кабина машины, как и цистерна, которую она перевозит, не закрыты броневыми листами. А значит пуля, осколок, не говоря уже о выстреле из гранатомета, прошивали машину насквозь. Водителя в таком случае мог спасти только бронежилет, если пуля не пробивала его. А от огня загоревшейся машины – только случай, если водитель вовремя успевал спрыгнуть с нее.
Николай Михайлович Смирнов – один из них. 4 апреля 1982 года призван на службу в армии. После двухмесячной общевойсковой подготовки в Ташкенте направлен в автомобильный батальон, расположившийся в городе Шинданде провинции Герат Демократической Республики Афганистан. Профессию водителя он получил перед призывом в армию в ДОСААФ. То, что будет направлен в Афганистан знал заранее, в учебной части, но никто из ребят его роты, как и он сам, не струсил, не написал рапорта, чтобы его оставили служит в Советском Союзе.
Автоцистерны первого батальона части, в которой служил он, доставляли авиационное топливо в Шинданд из Кушки, расположившейся на границе Советского Союза. Задача второго батальона, в котором служил Николай Смирнов, перевезти это горючее на аэродром города Кандагар, находившийся на границе с Пакистаном. Это одно из самых неспокойных мест в Афганистане. Машина, которой управлял Смирнов – КАМАЗ с 14 тонной цистерной. Расстояние от Шинданда до Кандагара 550 км.
На вопрос, запомнился ли ему первый выезд, Николай ответил не сразу. Глубоко вздохнув, сильно сжал губы, отвернувшись от меня смотрел куда-то вдаль и только потом, успокоившись, тихо что-то сказал. Но слов его не расслышал.
- Погибли люди? – догадался я.
- Все было, - ушел от ответа Николай.
Я не смотрел ему в глаза, чтобы не раздражать человека. Знал о нем мало. Всю свою после армейскую жизнь он работал водителем, перевозил трубы, строительные грузы на компрессорные станции за тысячу километров - в Ямбург, Новый Уренгой (Ямал), в Нижнюю Туру, Лялю, Краснотурьинск (Свердловская область).
Через год службы Николая назначили командиром отделения, он стал младшим сержантом. В подчинении у него девять солдат, каждый из них – водитель автоцистерны, Смирнов управлял десятой.
Во второй командировке снова произошли потери. Автоколонна батальона попала в засаду моджахедов, одна машина из его отделения сгорела, ее водителя удалось спасти. В следующем выходе на Кандагар ситуация повторилась, когда проходили одно из ущелий, впереди идущая машина от Смирнова, прошитая из крупнокалиберного пулемета, загорелась. Раненого водителя он вытащил из нее и доставил на ближайший блокпост.
Младшего сержанта Николая Смирнова за этот поступок наградили медалью «За службу Родине». Через некоторое время он был назначен заместителем командира взвода.
- Все происходило как-то автоматически, - вспоминает Николай, - ранили командира отделения – я сменил его, был назначен на эту должность, потом – заместителя командира взвода ранили, я был назначен на его должность. Понимал, что в любую минуту могут и меня убить или ранить, поэтому из личного состава готовил смену как себе, так и моим заместителям – командирам отделений.
За два года службы Николая в его автороте погибло 5 человек, 8 – тяжело ранены.
4 апреля 1984 года думал, как вернется из очередной командировки – 44 рейса, соберет товарищей и отпразднует два года своей службы в армии. Без спиртного, конечно, чаем со сгущенным молоком.
Но эта мечта отпраздновать свой мини-юбилей, у него не сбылась. Когда их батальон вошел в Кандагарскую провинцию, на душе что-то защемило. Первое небольшое ущелье автоколонна прошла нормально, а вот второе, одно из длиннейших – полтора километра, чуть не оказалось для всего автомобильного батальона роковым. Душманы в нем устроили засаду, и начали обстреливать машины из пулеметов и гранатометов.
Сначала в автоколонне загорелась первая автоцистерна, за ней - вторая, третья. Николай ехал на четвертой машине, которую тоже прошила пулеметная очередь, и цистерна вспыхнула как факел.
Понимая, что останавливаться нельзя, а то запрет выход своим автомобилем из ущелья другим. Объехав горевшие машины по обочине, двинулся вперед.
Через лопнувшие стекла кабины на одежду Смирнова попал горевший керосин. Она воспламенилась, как и волосы, его лицо. Николай спрыгнул с машины. Подбежавшие к нему сослуживцы затушили на нем огонь, и доставили своего командира на ближайший блокпост. Оттуда на вертолете Николая доставили в Шиндандский госпиталь, потом – в Ташкентский.
За смелость, проявленную при обстреле колонны, Смирнов был награжден орденом Красной звезды.
КАК ПРЕКРАСНО, ЧТО ТАКИЕ ЛЮДИ ЕСТЬ
Сергей Аркадьевич Шибайло всегда был и остается человеком с активной жизненной позицией. И в юности был заводилой: все уличные мальчишки бежали за ним на спортивную площадку играть в футбол, волейбол. В армии, участвуя в боевых операциях в Афганистане, обучал молодых солдат военному делу, делился с ними опытом, поддерживал их духовно и защищал. В Таежном ЛПУМГ за 29 лет своей работы машинистом технологических установок Сергей Аркадьевич пользовался уважением и как профессионал, и как наставник, и как спортсмен. И сегодня, будучи на пенсии, работая преподавателем кадетского класса, много лет является бессменным руководителем Унъюганского отделения «Боевое братство», пользуется у школьников большим авторитетом, как и у своих боевых товарищей, участвовавших в локальных войнах.
Афганистан
Сергею Шибайло так и не удалось закончить учебу на первом курсе Волгоградского техникума нефтяной и газовой промышленности. В апреле 1983 года был призван в армию на срочную службу. Попал в учебный мотострелковый полк, расположенный в Туркмении. А всего через три месяца - 16 июня, освоив специальность пулеметчика, продолжил службу в Афганистане, в гвардейской краснознаменной воинской части, расположенной в г. Кундуз.
Одной из основных задач полка была охрана автомобильной дороги и сопровождение автоколонн, идущих из Советского Союза в центр Афганистана и обратно. Дорога в этом регионе была очень сложной, пересекала горную местность и равнину, покрытую садами и лесными массивами, что давало возможность душманам скрытно подбираться к ней и уничтожать колонны советской техники, грабить частных местных извозчиков, население в близлежащих кишлаках.
БЫТЬ ТАМ, ГДЕ ПОЛЕЗНЕЕ
В 1982 году, после призыва в армию и попав в Чирчикский учебный полк спецназа, находившийся в Туркестанском военном округе, Сергей Гордеев знал, что дальнейшая его служба продолжится в Афганистане.
«В первую неделю весь наш батальон написал рапорта на дальнейшую службу в ДРА, - вспоминает Сергей Алексеевич.
– И никто нас это сделать не заставлял. Мы были патриотами! В «учебке» мы познавали военное ремесло: прыгали с парашютом, преодолевали многокилометровые марш-броски, учились рукопашному бою и бесстрашию.
…А вот когда в Афганистане я отправился на свою первую боевую операцию, было страшно. Боковым зрением следил за поведением «дембелей». Их улыбки, похлопывания по плечу успокаивали меня, но только внешне.
А вот внутри было беспокойно, когда видел развороченные и сгоревшие остовы машин.
Первого боя не помню. Была перестрелка, укрывались за камнями и шли вперед, потом ворвались в укрытие душман…
Вторые, третьи, …пятые боевые прошли как первые прыжки с парашютом. Страшнее и страшнее, а вот какой-то после них выход спокойно воспринял. Боязнь перестал ощущать, не гнулся под пулями. А все потому, что потерял своего товарища и мысли больше были заняты переживанием. Такое мое поведение не осталось без внимания нашего командира, отругал. Он говорил, что солдат без испуга – это робот, в бою - чистая мишень».
В 1982 году, после призыва в армию и попав в Чирчикский учебный полк спецназа, находившийся в Туркестанском военном округе, Сергей Гордеев знал, что дальнейшая его служба продолжится в Афганистане.
«Всякое бывало, - вздыхает Сергей Алексеевич. - Не раз душманы нападали на кишлаки, расправлялись там с людьми, которые поддерживали новую демократическую власть. Убивали старост, учителей, медиков, семьи тех, кто служил в народной армии. Мы пытались их защищать, но не всегда успевали приходить к ним на помощь».
Сергей Алексеевич немногословен. В конкретные воспоминания старается не вдаваться. И понятно почему. За полтора года службы в Афганистане его батальон понес большие потери: погибло больше 30 человек, и очень много солдат получило ранения разной тяжести. Не раз Сергею приходилось на себе выносить из боя убитых товарищей. После чего еще тяжелее было приходить в себя. Единственное, что облегчало душу, когда писал родителям «правду», которая им нужна была: «У нас все спокойно, несем спокойную службу, занимаемся спортом. Завтра будут соревнования по футболу. Надеемся победить».
…А завтра снова бой где-то в районах Пули-Хумри или Панджшера. Разведка доложила о скоплении бандформирований, душманы готовятся напасть на уездный город (кишлак).
Когда их батальон был передислоцирован в Джелалабад, его задача не изменилась: охрана, разведка, плюс, проверка караванов, шедших в глубину Афганистана из Пакистана.
«За полгода нами было захвачено очень много стрелкового оружия, гранатометов, мин и различных наркотических веществ, - вспоминает Сергей Алексеевич. - Такие караваны просто так не сдавались, они сопровождались вооруженными отрядами душман, а значит, предстояло вступать в бой, который, как всегда, начинался неожиданно».
Когда Гордеев вернулся домой, в Советский Союз, то первоначально не мог надышаться покоем. Часто снились бои, погибшие друзья. И когда появилась возможность уехать на Север, на строительство газопроводов, устроился в трест «Надымстройгаздобыча». 10 лет работал за штурвалом трубоукладчика.
Потом перевелся в Надымское УАВР Общества «Газпром трансгаз Югорск» на ту же должность - машиниста трубоукладчика, где несет свою службу уже более 11 лет, трудясь на Заполярном участке.
«Свою работу очень люблю, - признается Сергей Алексеевич Гордеев. – Рядом со мною работают настоящие мужчины, которым все трудности нипочем. Тундра - место непростое: кругом трясины, ветра, морозы.
Если бы была у меня возможность вернуться в свою молодость, зная, что меня ждет впереди, то скажу так: без промедления пошел бы по тому же пути, - признается Гордеев. – Так же поступил бы и выбирая место службы. Ведь у каждого человека своя судьба, и он должен быть там, где принесет больше пользы».
МОЙ ПАПА – ВЕТЕРАН
Сайт Ксюши Поповой, жительницы поселка Лонгъюган, посвященный своему отцу Юрию Михайловичу (работнику Лонг-Юганского ЛПУМГ), меня поразил. По своему стилю он больше напоминает литературный фотоочерк.
Юрий родился 10 апреля 1967 г. в Красноуральске. С детства занимался в хоккейной секции, участвовал в соревнованиях Свердловской области. Он гордился своим отцом, Михаилом Григорьевичем, участником Великой Отечественной войны, награжденным медалями «За отвагу», «За оборону Ленинграда», орденом Отечественной войны третьей степени.
Перед призывом в армию Юрий совершил 3 прыжка с парашютом, и его мечта служить в воздушно-десантных войсках сбылась. Сначала попал в учебное подразделение, расположенное в Литве. Потом, в октябре 1985 года, в составе группы из 12 человек был направлен в Афганистан, в отдельный зенитно-артиллерийский дивизион 103-й гвардейской Витебской воздушно-десантной дивизии.
«Нас распределили на «точки», - вспоминает Юрий Михайлович. – Моя застава располагалась на горе Мухмандгар, охраняли горную часть аэропорта Кабул. Неспокойная служба была… Когда нас на точке заменяло другое подразделение, мы в составе дивизии принимали участие в боевых операциях. Я был стрелком зенитной установки, установленной на борту машины. Нелегкая работа», - вздыхает Попов.
Слушая его короткий рассказ, невольно вспоминаю некоторые случаи. Когда душманы с гор открывали по колоннам огонь, зенитчики выдвигались к месту обстрела, чтобы вести прямой огонь по противнику.
У них не было возможности прикрыться броней, в этой дуэли они были открытыми мишенями для душманских пуль и осколков снарядов.
Все полтора года взвод Юрия был востребованным, и не только в боевых операциях, на «заставе», но и при сопровождении колонн. Чего только не испытал парень.
«Да все нормально было, братан, - вздохнул Попов. – Когда возвращались с боевых «домой» и слышал от встречавших тебя друзей приветствие: «Салам, бача!», большего и не нужно было. Это значит - вернулся живым».
Пули-Хумри, Чарикар, Саланг, Хайратон… Дорога жизни. Он видел мост через реку Амударью и за ним границу Советского Союза. С щемящей тоской смотрел на берег Родины, на который даже пройти было нельзя, а только назад, чтобы сопроводить колонну в Кабул с продовольствием, горючим, медикаментами и боеприпасами.
И все это под дулами автоматов и пулеметов, гранатометов и минометов душман.
«Снова сон и солнце над Кабулом
Расплавляет металл брони,
Снова сон и чую сзади дуло,
И молю: «Бог, меня храни…»
Звучащий отрывок из песни Юрий слушает, пряча глаза, как и этот:
«Раскаленное солнце,
температура под 60 градусов…
Палящим солнцем песок раскален…
И струйки пота в ХБ стекают, глаза ест,
Воды осталось в пробитой фляге
на полглотка…»
Все это он не раз пережил со своими боевыми товарищами. А один раз повезло: слушал песни Иосифа Кобзона. Певец выступал перед сотнями собравшихся бойцов, его сценой был бронетранспортер, он смотрел на яркие блики солнечных лучей, отражающихся от слез солдат.
Самыми страшными были оставшиеся сто дней до приказа, которые у Юрия проходили через перевал Саланг, через долину Чарикар, через горы Панджшера. Молился про себя, чтобы пуля не пробила каску и бронежилет, а когда начинался бой, припадал к прицелу своей зенитки, забывая о страхе. И это понятно: он должен спасти своих товарищей. Когда бой закончился, кто-то из расчета показал ему рукой на раскуроченный крупнокалиберными пулями борт машины. Одна из этих пуль могла попасть и в него.
«10 мая 1987 года я вылетел из Кабула в Ташкент. Меня одолевало чувство пьянящей радости.… Открыли рампу самолета, и родной воздух ударил в лицо. Я дома!» - до сих пор со слезами на глазах этот момент из своей жизни вспоминает не только Юрий, а каждый воин-интернационалист.
«Показался мой город родной,
Он встречает своей добротой,
Здесь два года назад провожала нас мать,
Желторотых еще салажат…»
А через 4 года, 15 февраля 1991 года, в день вывода Советских войск из Афганистана, родилась у него дочь Ксения.
«Работая над дневником об отце, я перелистала много литературы об Афганистане, - говорит Ксюша, - о тех событиях, пересмотрела семейный фотоархив, прочитала письма. Перед моими глазами пронеслись картины молодости моего отца и его ровесников, которые были чуть старше меня и моих одноклассников. …Увидеть ту войну глазами очевидцев, почувствовать ту боль и те страдания, которые ощущали восемнадцатилетние парни, только что вступившие во взрослую жизнь, нелегко.
Теперь я понимаю, почему отец любит песни афганской войны. Они вновь и вновь возвращают его в те далекие тяжелые, и дорогие для него годы. »
Снова сон и солнце над кабулом расплавляет металл брони
'' Снова сон, и солнце над Кабулом
Расплавляет металл брони.
Снова сон, и чую — сзади дуло,
И молю — Бог меня храни!
Снова сон, и перевалом горным
Мы идём в наш последний бой.
Снова сон, и вот «Тюльпаном чёрным»
Едет к маме Андрей домой. ''
(Виктор Третьяков «Сон»)
735 высоту накрыли массированным обстрелом. Грохот пулеметов, разрывы гранат, гранатометы засыпают землей, и не дают поднять головы.
Они отстреливаются в ответ, но силы неравны. Отряд в десять человек был атакован превосходящими силами противника. Рожки пристегиваются и пустеют с невероятной скоростью, но этого мало – боевики неуклонно поднимаются, засыпая их свинцом.
- Китиж, левый фланг – окружают, сволочи! – заорал капитан, расстреливая прячущихся за камнями бандитов. – Кот, Мих – справа. Потапыч – где ''вертушка''?
- Десять минут! – стараясь перекричать шум, кричал Потапов.
- Да что же они делают гады?! – боевики открыли минометный огонь, на время, прекратив вспахивать высоту автоматными очередями. – Прицельно бьют уроды… Рохин, хватит в окуляры пялиться – работай! – зря прикрикнул капитан на снайпера.
Александр знал свое дело, и уже положил больше бандитов, чем весь отряд вместе взятый.
Винтовка привычно уперлась в плечо.
Время замедлилось.
Палец лег на спусковой крючок.
Главное теперь не спешить, ведь на выстрел есть полстука сердца.
Выстрел… и Саню разнесло на куски. Снаряд угодил точно в ''гнездо'', разметав его на сотни метров и покрывая остатки отряда камнем, пылью и кровью…
- Потапыч, стой! – закричал он, но было поздно.
Потапов – двадцатипятилетний пацан, ринулся с горы на врага, стараясь отвлечь огонь на себя. От отряда осталось три человека и все трое ранены. Ему – капитану Молохову пробило ноги. Быстро замотав их, он стрелял в приближающихся боевиков. Шансов на жизнь – не оставалось, но сдаваться никто не собирался.
До вертолета с подкреплением не более трех минут, и они проживут эти минуты как войны. Время, жизнь, слава потеряли смысл, и каждый думал не о том, как выжить, а о родных, любимых, близких.
У Китижа жена и двое сыновей заканчивают школу.
Сержант Михеев – Мих – вспоминал свою Оленьку и дочку, которая должна родиться через месяц.
А Молохов думал о матери, которая ждет его на день рождения – он обещал приехать.
Грохот выстрелов слился в унисон, закладывая уши и не позволяя слышать собственное дыхание и стук сердца. Автомат выплюнул патрон и зашелся пустым ''кашлем''.
- Рожок, - завопил он, а в ответ на него смотрели уставшие глаза ребят.
- Извини, Олег - нету, - отбросил автомат Мих и достал оставшиеся гранаты. – Ты был хорошим командиром, - выдернул он чеку, зажимая скобы.
- Нет. Не смей. Я приказываю! – он поздно понял, что собирается сделать сержант.
- Извини, капитан, - горько улыбнулся Михеев.
Он погиб через десять метров, успев унести с собой троих бандитов и ранить еще пятерых.
- Прут как тараканы, - устало привалился к мешкам Китиж. – Не сдюжим, командир, - ответил он на автоматную очередь, двумя выстрелами из пистолета.
- Держись. Надо продержаться. Сейчас ''вертушка'' будет, - приказал Молохов, схватив солдата за рукав. – Ты слышишь – надо! – орал он. - Потерпи… Немного осталось.
- Поздно, - тяжело вздохнул Китиж. – Не успеют.
Бандиты, почувствовав, что им ничего не угрожает, полезли вверх, стараясь захватит солдат живыми. За живого больше давали.
- У тебя жена. Дети, - покатились по щекам слезы. – Не смей! Это приказ.
- Все будет хорошо, - похлопал его по плечу Китиж.
Вертолет накрыл 735 высоту плотным огнем, срезая боевиков как гнилую траву. Через пару минут над горой гулял бродяга-ветер, разгоняя запахи крови и боли. Два года спустя ничто не будет напоминать, что здесь когда-то шел ожесточенный бой, в котором погибли девять солдат российской армии, защищая высоту от превосходящих сил противника.
Лазарет – приговор врача: «вы не сможет ходить, хорошо живы остались».
Больница – полгода в операциях и желание встать на ноги.
Похороны матери и бутылка-подруга.
Затем был Кремлевский дворец. Пафос, апломб, чины, ордена, медали, грамоты. Его поздравлял президент, вручив медаль и наградной пистолет с гравировкой «За подвиг». Потом была речь о том, как много делают солдаты на кордонах и еще много ненужных слов. А он сидел в инвалидном кресле и плакал: тихо и без слез.
Каждая ночь возвращала его на ту высоту: вновь крики, стрельба, горькая улыбка Михеева и смерть Китижа… Потапыча… Кота… Рохина… остальных ребят, которые полегли из-за него. Из-за него они приняли смерть, вернувшись, домой в гробах.
В мокром поту и с рвущимся криком он вскакивал в постели, судорожно пытаясь пристегнуть рожок. День не приносил облегчения, тревожа память и старые раны.
Время не стирало память, не смазывало ее, а губительно напоминало о тех событиях. Он боялся ночи, сна, но каждый раз засыпал, в надежде оказаться на 735 высоте. Только там он расстреливал ''бородатых''. Лишь там его ребята снова были живы, рядом. Там, под свинцовым дождем, он был счастлив.
Но приходило утро, возвращая его в реальность, где он… майор Молохов, бывший спецназовец, ныне инвалид, который с трудом выезжает на улицу, чтобы увидеть, как завидев его, отворачиваются люди, или скорбно глядят, сочувственно кивая головой. Неужели он этого хотел? Разве за эту жизнь бились его ребята: за жалкие подачки пенсии, за поздравления раз в год, за хмурые лица пассажиров, которым мешает его коляска.? Нет, не этого он хотел.
А потом наступала ночь и он… был счастлив.
''За подвиг'' отливала на заходящем солнце гравюра. Однако он не чувствовал, что совершил подвиг, геройский поступок или то, чем стоит гордиться. Скоро ночь и он понимал, что еще одного пробуждения не выдержит. Он не позволит своим ребятам умирать каждый раз, просыпаясь. Прохладный металл тихо щелкнул, отводя курок.
- Я иду к вам, братья.
735 высоту накрыло массивным огнем. Рядом лежал Китиж, Потапыч по рации вызывал подкрепление и Молохов знал, что они удержат высоту, и никто не умрет. Он этого больше не допустит.
Каждая ночь возвращала его на ту высоту: вновь крики, стрельба, горькая улыбка Михеева и смерть Китижа… Потапыча… Кота… Рохина… остальных ребят, которые полегли из-за него. Из-за него они приняли смерть, вернувшись, домой в гробах.
В мокром поту и с рвущимся криком он вскакивал в постели, судорожно пытаясь пристегнуть рожок. День не приносил облегчения, тревожа память и старые раны.
Время не стирало воспоминания, не смазывало их, а губительно напоминало о тех событиях. Он боялся ночи, сна, но каждый раз засыпал, в надежде оказаться на 735 высоте. Только там он расстреливал ''бородатых''. Лишь там его ребята снова были живы, рядом. Там, под свинцовым дождем, он был счастлив.
Но приходило утро, возвращая его в реальность, где он… майор Молохов, бывший спецназовец, ныне инвалид, который с трудом выезжает на улицу, чтобы увидеть, как отворачиваются люди, или скорбно глядят, сочувственно кивая головой. Неужели он этого хотел? Разве за эту жизнь бились его ребята: за жалкие подачки пенсии, за поздравления раз в год, за хмурые лица пассажиров, которым мешает его коляска? Нет, не этого он хотел.
А потом наступала ночь и он… был счастлив.
Читайте также: