Как снимали как закалялась сталь
Обновлено: 02.05.2024
Фильм патетичен, публицистичен. Мащенко не боится прямого обращения героев к зрителям. Исповедническая интонация и интонация присяги, клятвы здесь выведены на высшую точку. Не потому ли в фильме даже высокие раритеты – революционные лозунги – звучат как-то по-новому.
Но есть у режиссёра порой срывы и в т.н. ложную патетику, условную романтику, красивость. Так, например, объяснение Павла с Таей на берегу моря под рокот волн и в пене прибоя – кадры, чуждые своей «специальной» красивостью эстетике картины, суровой, строгой и правдиво человечной.
Доводилось слышать и читать, что в эпизодах на Боярке ощущается надрыв, что есть некоторое преувеличение, «нажим» и страдание. В этих упрёках, по-видимому, доля истины имеется: можно понять и тех, кого «ужаснули» такие кадры, как, скажем, мечущийся в тифозной горячке парень, которого с трудом удерживают несколько товарищей, а он исходит разрывающим душу криком: «Жарко! Жарко!» С тем же воплем падает в снег, корчится в судорогах и сам Павел. Смотреть на это тяжело. Но кто скажет, что… «надо бы с лёгкостью»?
Выдающийся мхатовский актёр Л. Леонидов как-то сказал в своей беседе с театральной молодёжью того времени: «Без слов, без волнений, без смеха, без потрясений нет театра». Попробуйте представить себе, что Мащенко в эпизодах, о которых шла речь, притушил краски, умерил ярость и боль. Останется та же сила впечатления, воздействия, и не скажет ли тогда-то иной молодой зритель, равнодушно созерцая картинки прошлого, что оно «придумано».
Умение Мащенко и в патетическом, публицистическом быть правдивым, человечным обрело в его последней работе новое качество, подлинно образную силу. И это, по своей вероятности, не вызывает ни у кого из рецензирующих картину сомнений и споров.
А вот по поводу изображения быта высказываются упрёки: фильм, мол, очищен от быта.
Такой упрёк, однако, нельзя считать справедливым. В нём надо разобраться.
В таких картинах, как «Комиссары» и «Иду к тебе», второй план действия – быт, детали которого иногда оставались непрописанными. В этом фильме Мащенко преодолевает «знакомый» недостаток. Он точен, лаконичен и не теряет образности и в эпизодах, где требуется внимание к бытовому окружению. Вспомним прекрасные образы врачей, один за другим осматривающих Павла, или, с другой стороны, поднимание быта до философии.
Именно так, философски масштабно передан художником мещанский быт семьи Кюцам. В романе же сказано, что старик Кюцам, «ограниченный, узколобый, придирчивый до мелочей, держал семью в вечном страхе и этим снискал себе глубокую неприязнь детей и глубокую ненависть жены, все двадцать лет боровшейся против его деспотизма».
Мащенко делает небольшую переакцентировку. Он показывает Кюцама не стариком, полным сил, а энергичным мужчиной с хищными усами. Во время разговора с семьёй и Павлом Кюцам-старший пьёт чай. Но если в книге сказано, что он «сосредоточенно размешивал сахар в стакане и зло поглядывал поверх очков», то на экране Кюцам пьёт чай вприкуску. И как! Он сильно, хищно захватывает зубами большой кусок сахарной головки и шумно хрупает. Этот хруп, как хруп костей, как пулемётная очередь, убивающая невидимыми пулями. Следовательно, жвачно агрессивный – вот образ мещанства, выступающий в лице папаши Кюцама. С этим врагом революции Павел сражается с той же яростью, с какой рубил в кавалерийской атаке палачей-петлюровцев.
■ Огонь разгорающийся.
Шесть серий телевизионного фильма «Как закалялась сталь» позволили перелистать бессмертную книгу. Перед нами не буквальное постраничное перенесение романа на экран, а попытка выразить самое главное в нём, передать дух книги и образ её героя средствами уже иного искусства. Повторение, буквализм были бы здесь гибельны. И не правы те, кто упрекает сценаристов и постановщиков в отступлении от книги, в отказе от воспроизведения тех или иных её эпизодов. Всё, что добавлено, развито на телеэкране по сравнению с книгой – иногда создатели фильма строят целые сцены, опираясь на т.н. деепричастный оборот в романе, – в высшей степени убедительно. Фактически вся «болезненная» последняя серия – болезнь героя и создание его книги – создана по крупицам из различных источников.
Парадокс биографии и личности Корчагина заключается в том, что по мере того как природа сковывала его физические силы, всё ярче и ярче разгорался огонь его души. Краснозвёздный боец Павел Корчагин, превращённый даже в «мумию», не только остался в строю, но и умножал армию своих единомышленников и соратников.
Известный французский режиссёр Луи Малль в начале семидесятых создал фильм под названием «Огонь затухающий». В нём он рассказал историю буржуазного интеллигента, который задыхается и гибнет в обществе корысти и индивидуализма. Ему не хватает кислорода человечности, участия, эссенции смысла жизни.
«Огонь разгорающийся» – так можно было назвать фильм о Павле Корчагине.
Огонь этот не гаснет даже со смертью героя, ибо последний – искра от великого пламени нашей революции.
Почта фильма, что и говорить, была безудержной, экспрессивной, прочувствованной. Людей можно понять – они хотели выплеснуть на листах бумаги те чувства, которые переполняли, не давали спокойно жить, рвались из глубины сердец.
Я приведу только одно письмо Валентины Мазанка из Днепропетровщины:
«После фильма я потеряла покой. Я плакала, я мучилась, я жалела, я переживала вместе с Корчагиным, я не находила себе места, когда Павка попадал в трудные ситуации, я готова была броситься на помощь. Я прочла письма Н. Островского. И особенно взволновало меня письмо его к Харченко. Она писала, что писатель очень жестоко обошёлся с судьбой героя романа. Н. Островский ответил: «Если бы это был выдуманный герой, то я бы показал его примером богатырского здоровья. Но дело в том, что я сейчас гость у Корчагина. Он уже шестой год лежит в постели и пишет новый роман «Рождённые бурей». Я не могла удержаться, чтобы не заплакать. Как он мог так писать о себе, не представляю!
Меня поразил упрямый взгляд Павки. Сердце моё сжалось, потому что я увидела человека, который будет авангардом в моей жизни» /ист. указ./.
Говорят, женщины чересчур эмоциональны. Однако так думали миллионы искренних советских граждан, не понимая, по-видимому, того, что, когда уходит жизнь, хочется Вечной Памяти о том, кто сгорел в этой жизни.
Самое поразительное здесь – убедить своей исключительной жертвенностью в ненапрасности горения.
■ Авторское резюме я начну с того, что передо мной на рабочем столе 3-й том Н.А. Островского, именуемый «Письма» /М.: Молодая гвардия, 1990. – 670 с./. Всего за свою жизнь Николай Алексеевич написал (очень многое, конечно же, под диктовку) шестьсот тридцать четыре письма.
Да, я физически не мог видеть первой экранизации «Стали» 1942 военного года.
Да, я опять-таки физически не мог видеть фильма «Павел Корчагин» с Василем Лановым в главной роли. Родился в год создания фильма – и затем, если его повторяли в отечественном кинопрокате, откровение «фанатика» Ланового прошло мимо меня.
Да, мне посчастливилось увидеть Владимира Конкина с плеядой честных советских актёров, воссоздавших то время, в котором наши корни и подсознательные ответы на, казалось бы, вечный вопрос: почему такое случилось именно с нами??
Нет-нет, можно и нужно уважать историю Отечества, зная болевые точки последней. Можно и нужно уважать историю Отечества, понимая эффект Зеркала, показывающего и светлое, и тёмное.
Можно и нужно, наконец, уважать историю Отечества, не… повторяя тёмных пятен, идя дальше – от тоталптаристской жертвенности к демократической свободе, не приводя это к распущенности и вседозволенности.
Впрочем, такова цена за тот самый «особый путь» России. На кого же нам, собственно, пенять? Правильно: на самих себя.
Учитывая временУю данность, фильмы не могли быть иными.
Не рождается сразу гений, который может за свой век, отведённый ему Всевышним, выработать какое-то «сказочное» противоядие против вселенского зла.
И Отечество наше развивается вверх по спирали . Трудно, но развивается, вопреки досужим сплетням о «конце света».
Конец второго тысячелетия от Рождества Христова не конец света, – убеждён я стопроцентно.
Шестисерийная телеверсия «Стали» 1973 года – опять-таки не последняя попытка понять автора книги, потому что на самом деле он совершенно другой в эпистолярии.
Понимаете!?
И, если мы будем по-чеховски выдавливать в себе раба и меньше ностальгировать по социалистическому прошлому, нам будет неизмеримо легче «вытаскивать себя за волосы» по-мюнхгаузенски.
Другого-то нам не дано вообще. Потому что жизнь не жертва ради «красной идеи».
Даже если она – жизнь – даётся только один раз.
ЛИТЕРАТУРА. БИБЛИОГРАФИЯ. СЛОВАРИ.
1. Островский Н.А. Собрание сочинений: в 3-х т. Т. 3: Письма. – М.: Молодая гвардия, 1990. – 670 с.
2. В. Гужева, А. Крыжановский, И. Малишевский. Вся жизнь – атака. //Портреты и диалоги. – Киев, 1974. – Изд-во «Мистецтво». – 143 с.
3. //Искусство кино, 1974. – № 4.
4. З. Ефимова. Василий Лановой. – М.: Союз кинематографистов СССР, Всесоюзное творческое объединение «Киноцентр», 1990. – 35 с.
5. //Искусство кино, 1957. – № 2.
6. Н.М. Зоркая. Советский историко-революционный фильм. – М.: АН СССР, 1962. – 218 с.
7. Марк Донской. Мастера советского кино. – М.: Искусство, 1973. – 270 с.
8. ЛЭС /Под общ. ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. – М.: Советская энциклопедия, 1987. – 752 с.
Г.Ш. 06 07 2014. [Подлинная дата работы – Челябинск, 09 02 1999.]
Фильм "Как закалялась сталь": история создания
Роман Н. Островского «Как закалялась сталь» был экранизирован несколько раз. Каждая киноверсия произведения своеобразна и по-своему уникальна. Но самое большое впечатление на зрителей, без сомнения, произвел образ Павла Корчагина, созданный актером Владимиром Конкиным. Фильм с его участием стал культовым сериалом советского кинематографа.
- Фильм "Как закалялась сталь": история создания
- Кошелева Маргарита Николаевна: биография, карьера, личная жизнь
- Как создавался роман "Как закалялась сталь"
Первый фильм, повествующий о нелегкой судьбе комсомольца Павки Корчагина, вышел на экраны в разгар войны с фашистской Германией. Вторая киноверсия романа Николая Островского увидела свет в 1957 году. Еще через шестнадцать лет режиссер Н. Мащенко задумал создать новый шестисерийный фильм «Как закалялась сталь», главную роль в котором сыграл молодой и талантливый актер Владимир Конкин. На съемки сериала ушло полтора года.
Перед Николаем Мащенко стояла трудная задача. Ему приходилось создавать свой фильм для зрителей, которые уже успели познакомиться с другими версиями истории про Павла Корчагина. Да и сам роман в СССР был настольной книгой не одного поколения молодых людей, которые старались сверять свою жизнь с поступками любимого героя. Популярность Корчагина и стала одной из причин неоднократного обращения сценаристов к сюжету книги. Фильм, вышедший в прокат в 1975 году, по мнению критиков, оказался самой удачной экранизацией этого произведения.
Николай Мащенко считался одним из самых сильных режиссеров украинского кинематографа. Он знал, что успех картины во многом определяется верным выбором актеров. Поначалу на роль Корчагина предполагалось утвердить Николая Бурляева. Но однажды во время пробных съемок кто-то из ассистентов режиссера указал на Владимира Конкина, который участвовал в сцене в качестве второстепенного персонажа. В этот момент Мащенко понял, что нашел настоящего Павку Корчагина. Этот молодой человек с открытым лицом и горящими глазами как нельзя лучше подходил на роль отважного героя фильма.
Сам актер признавался позднее, что книгу Островского полностью прочитал только по окончании съемок фильма, хотя знаменитый монолог Корчагина о том, что «самое дорогое у человека – это жизнь», знал еще со школьной скамьи. Но в работу над созданием образа Павки Корчагина Владимир Конкин окунулся с головой. Съемки фильма стали для актера первой серьезной работой в кино, поскольку он только что окончил театральное училище.
Серии фильма снимали не в строгой очередности, а вразбивку. Поэтому актерам приходилось часто перестраиваться, переходя от одной сцены к другой. К примеру, в один и тот же день Конкин мог играть молодого парнишку, который только встретил свою первую любовь, и закаленного боями красноармейца, прошедшего через суровые испытания гражданской войны. Подобные переходы требовали определенной гибкости и перестройки с одного уровня актерской работы на совершенно иной.
Режиссер был всецело поглощен съемками фильма, постоянно находясь на эмоциональном подъеме. В отдельных эпизодах было задействовано до трех тысяч человек. И каждому нужно было объяснить, в чем заключалась его роль. При этом Николаю Мащенко приходилось торопиться, поскольку фильм должен был выйти в прокат в четко обозначенные сроки.
Во время работы над фильмом режиссеру часто требовалось направлять актеров, доводя до них свой творческий замысел. Павлу Корчагину в исполнении Конкина в этом отношении повезло больше других. Актер на лету схватывал режиссерские идеи и воплощал их в образе героя. Павел Корчагин в итоге получился очень достоверным, отличаясь от своих кинематографических предшественников интеллигентностью, романтичностью и лиризмом.
Эта работа сразу после выхода фильма в прокат сделала Конкина и других актеров знаменитыми не только в СССР, но и в братских социалистических странах. В современную эпоху революционный романтизм советского времени угас. Но картину Николая Мащенко с благодарностью вспоминают представители старшего поколения, для которых образ Корчагина стал символом непреклонной решимости, мужества и стойкости.
владимир конкин " как закалялась сталь"
Сначала его пригласили на эпизодическую роль Лещинского, друга Тони Тумановой, которому по фильму Корчагин должен был, попросту говоря, набить морду. А на роль Корчагина собирались взять Николая Бурляева. Это был мой выбор. Я потратил на уговоры Коли весь подготовительный период фильма. Он соглашался сниматься, но за такую сумму, которую тогда получал только Сергей Бондарчук, -- 550 рублей за съемочный день. Это были колоссальные деньги, но руководство все же пошло на это. Таким образом, после фильма Бурляев мог стать первым актером, который получил бы 100 тысяч рублей! Коля хорошо играл. Но когда я ему говорил, что не вижу в его глазах веры, Бурляев отвечал: «Я действительно не верю в то, за что борется Павка Корчагин. Это мне чуждо». Я сказал, что не могу в этом фильме снимать актера без веры. И мы расстались. Тоню Туманову тогда играла Наташа Бондарчук, у которой с Колей во время съемок разыгрался бурный роман. Нам казалось, что они не могут дышать друг без друга. Это была красивая любовь. Бурляев играл Наташе на гитаре. Кстати, в свое время подаренной мне Параджановым, а я, зная, как Коля любит играть, передарил ему. В общем, он совершенно очаровал Наташу Бондарчук, и они ушли из картины вдвоем.
Однажды один из кавалеристов, участвовавших в съемке, подошел ко мне и сказал, указывая на Конкина: «Посмотрите, какой хороший парень. Конница скачет за ним, а не за Бурляевым». Мы решили примерить на Володю буденовку. Надели -- и я вдруг увидел, что все иллюстрации книги «Как закалялась сталь» как будто срисованы с Конкина. Мы поехали в Шепетовку посмотреть памятник Павке, а он -- совершенная копия Володи. Просто мистика какая-то! И стало понятно, что мы будем снимать Конкина в главной роли. А от работы Бурляева осталась атака в первых кадрах фильма, когда он падает с коня, а Конкин кричит: «Комиссара убили, комиссара!» Кстати, Бурляев никогда не таил на меня зла за то, что я не снял его в фильме…
Конкин из Саратова. Там закончил театральное училище и получил распределение в Харьковский ТЮЗ, где второй режиссер фильма, мой ученик Олег Фиалко, и нашел его. Конечно, с Володей вначале было непросто. Это была его первая роль в жизни. До этого в театре он сыграл лишь маленький эпизод.
Да что там говорить, после Павки на Конкина свалилась огромная слава. Ему приходили сотни тысяч писем. Писали просто: «Харьков, главпочтамт, Павке Корчагину». В день сто журналов и газет могли выйти с материалами о фильме или с его интервью. Володя хватался за голову, говоря: «Я никогда в жизни этого не перечитаю»…
-- Думаю, не будь этой роли у Конкина, он мог так и остаться в харьковском ТЮЗе. То, что нам удалось увидеть в нем, это, знаете ли, не каждый разглядит. Мне ведь поначалу руководство настоятельно рекомендовало взять на роль Павки Корчагина Тараторкина. В то время он был уже достаточно известным актером. Но я говорил: «Все обаяние Павки Корчагина как раз в том, что он мальчик». Такому, как Тараторкин, не поверят.
Володя -- одаренный артист. В 19 лет сыграть такую роль, как Павка Корчагин! Хотя было непросто. Он учился скакать на лошади, таскать бревна. Откуда он мог знать, что это такое! Володя -- сын крупного обкомовского работника, баловень родителей. У него была совершенно особенная, лощеная кожа нерабочего мальчика. Бывало, на съемках специально замажем всех грязью, начинаем снимать, а у него кожа отсвечивает каким-то особенным светом. В нем чувствовалась порода. Большие глаза. Симпатичный. В него влюблялись абсолютно все девчонки. Когда мы были с фильмом в Дрездене, на площади в центре города собрали всех невест ГДР, и Конкин поздравил каждую невесту. Володя подходил к девушке, шептал ей что-то, а ту, которая ему нравилась больше других, целовал. Тогда мне мэр Дрездена сказал: «Все невесты ГДР влюблены в Корчагина-Конкина». Помню, на встречах ко мне подходили девушки и с трепетом просили: «Разрешите прикоснуться к Конкину». Я отвечаю: «Да ради Бога, прикасайтесь».
«Коммунистический Христос». Как в Киеве закалялись Алов, Наумов и Лановой
В 1955 году из Министерства культуры СССР на Киевскую киностудию поступил заказ на новую экранизацию романа Николая Островского «Как закалялась сталь», которую доверили снимать молодым режиссёрам Александру Алову и Владимиру Наумову. Это была уже вторая экранизация книги Островского. Тем интересней была задача
Алов и Наумов хорошо зарекомендовали себя, удачно досняв за своим рано ушедшим из жизни учителем Игорем Савченко ленту «Тарас Шевченко», знаковую для украинского кино (за главную роль Сталинскую премию получил Сергей Бондарчук). Успели они создать и собственный дебютный фильм о Гражданской войне «Тревожная молодость», собравший 24,4 млн зрителей.
Новая лента должна была называться «Павел Корчагин», чтобы отличать от старой экранизации, которую сняли ещё в 1942 году. Любопытно, что её режиссёр — Марк Донской — тоже в то время работал на Киевской киностудии и жил в том же доме, что и Алов с Наумовым, всего этажом ниже занимаемой ими квартиры. Он их даже какое-то время подкармливал, когда они ещё не совсем наладили свой быт.
Фильм, снятый во время войны, показывал Корчагина человеком хоть и с железной волей, но «живого» — улыбающегося, любящего. Молодые режиссёры решили сделать его другим.
Их поразили слова известного французского писателя, прозаика и драматурга Андре Жида. В 1934 году после встречи с Островским он вышел от него и, поражённый железной волей смертельно больного писателя, произнес: «Это ваш коммунистический Иисус Христос». Вот они и хотели снять героя-максималиста, героя-мессию, готового жертвовать жизнью ради светлого будущего человечества и не видящего в жизни другой более достойной цели.
Стараясь сделать фильм максимально правдивым, режиссёры отказались от декоративных муляжей. Для правдивого отображения жизни на экране они строили реальную узкоколейку, выезжали съёмочной группой на реальные места событий — благо находились они в основном все в Киеве и рядом с ним. Алов и Наумов решили отказаться от идеи показать всю биографию Павки Корчагина и сконцентрировались на подвиге киевских комсомольцев, которые, спасая город от замерзания, спешно строят в чистом поле узкоколейку, чтобы привезти в стынущий Киев заготовленные дрова.
Первоначально на главную роль утвердили Георгия Юматова. Как и Алов, он прошёл всю войну, тоже был ранен, но в кадре он режиссёров не устраивал. Нет, актёр играл хорошо, но его жизнерадостность, его ухарство, лёгкость, с которой ему всё давалось, не соответствовали режиссёрском замыслу — не получался из него «Христос».
Алов и Наумов искали, сердились, спорили: материал не получался. Чтобы съёмочная группа не слышала их ожесточённых диспутов, они часто выходили из павильона. В это время рядом в соседнем павильоне шли съёмки другого фильма «Триста лет тому…» о Богдане Хмельницком, в котором роль поручика Оржельского играл начинающий московский актёр Василий Лановой.
Присмотревшись к его фактуре, к его игре, режиссёры предложили попробоваться на Павку Корчагина. Тот мало того что согласился: к удивлению Алова и Наумова актёр уверенно заявил, что давно ждёт этого предложения и что именно он должен играть Павку.
На удивленный вопрос «Почему это ты так считаешь?» Лановой рассказал им длинную историю своих «встреч» с романом: и то, как во время оккупации (которую ребенком Лановой пережил в Одесской области) сельский учитель читал его своим ученикам, а потом ушёл в подполье, и Павка поразил воображение школьников; как затем он играл «Как закалялась сталь» в спектакле театральной студии ЗИЛа, а потом ему доверили роль Корчагина в учебном спектакле в «Щуке»…
Сделали пробы, и Ланового утвердили на роль. После этого случая Юматов на него страшно обиделся и долгое время не общался. Ситуация изменилась только 15 лет спустя, когда они снова встретились на этот раз на съёмочной площадке фильма «Офицеры», где сблизились и подружились на всю оставшуюся жизнь.
Ну а пока Лановому пришлось очень сильно потрудиться.
Три месяца он почти не появлялся дома: заканчивалось его обучение в Щукинском училище. В выпускном спектакле «Горе от ума» ему доверили играть роль Чацкого. С 9:00 до 12:00 в Москве под руководством педагога И.М. Толчанова проводились репетиции. Около 13:00 из Внуково вылетал самолёт на Киев, и Лановой «на всех» парах мчался в аэропорт. В 16:00 он уже был на съёмочной площадке, работал до полуночи и затем последним самолётом вылетал обратно в Москву. Из аэропорта он ехал не домой, а в училище, куда попадал около пяти утра. Ему открывали гимнастический зал, он несколько часов спал там на матах, и уже в 9:00 снова вживался в роль Чацкого.
В этих условиях слова его героя «Чуть свет — уж на ногах! И я у ваших ног… Я в сорок пять часов, глаз мигом не прищуря, Верст больше семисот пронесся…» звучали несколько двусмысленно.
Но нехватка времени, это ещё полбеды.
Алов и Наумов добивались от актёров максимально полного вживания в роли: в лютую зимнюю стужу, под настоящим пронизывающим ветром в лёгкой одежде они махали лопатами и кирками, вручную таскали тяжеленные рельсы и шпалы, забивали в замёрзшую землю липнущие на морозе к коже стальные костыли. У людей костенели пальцы, губы отказывались двигаться от холода, в съёмочной группе появились реальные случаи дезертирства. У Ланового от постоянной физической работы ладони покрылись кровавыми мозолями.
Режиссёры часто останавливали съёмки и просили его меньше улыбаться, играть серьёзнее: «Этот человек несет свой крест, таков его удел, Вася, вот и играй Христа».
Первое время Василий Семёнович никак не мог «почувствовать» своего героя: он его играл, а ему, чтобы органично показать его на экране, на какое-то время надо было стать им.
Поверить в свои силы помог случай. Снимался эпизод отправки комсомольцев Киева на строительство узкоколейки. Состав со старенькими теплушками, в которых расселись актёры «в образе», трогался, маленький духовой оркестр на перроне играл «Варшавянку», поезд отъезжал где-то на километр, а затем возвращался для следующего дубля. И тут в «Вихри враждебные веют над нами…» вмешались слова другой популярной в то время песни «Комсомольцы — беспокойный сердца».
Оказалось, что с их «киношным» составом комсомольцев 20-х в шинелях и будёновках поравнялся другой состав, везущий комсомольцев 50-х в ватниках, в лыжных костюмах, в телогрейках. Они ехали на целину. «Буденовцы» в лихом задоре попытались перепеть своей «Варшавянкой» современную молодёжь, но той было значительно больше, и она, конечно, заглушила своими «…беспокойными сердцами» старую «Варшавянку». Случайно получилась аллегория передачи одним поколением другому эстафеты жизни, эстафеты идеи… и Лановой понял, как надо играть.
Группа выезжала на съёмки на огромном полуразвалившемся синем автобусе, который «киношники» в шутку называли «голубой кретин». Когда Алов и Наумов замёрзшие, усталые, ещё не отошедшие после «разгона», который им каждый раз устраивало руководство студии после просмотра отснятого материала, возвращались к себе домой в квартиру над столовой, на заснеженном балконе соседней квартиры в одних трусах с маленькой чашечкой кофе в огромной руке их встречал известнейший советский режиссёр того времени Борис Барнет, снявший легендарный фильм «Подвиг разведчика». Он им кричал сверху: «Эй, Аловонаумов, не дрейфь, я с тобой!», и от этого у молодых режиссёров отлегало от сердца.
Сильнее прочих критиковал «рождающуюся» ленту их предшественник в деле экранизации романа Островского — режиссёр Марк Семенович Донской, который тогда занимал должность художественного руководителя студии.
Он кричал на них: «Не было этого! Ничего этого не было! Я жил тогда! Не было этой жути и грязи! Мы даже гладили брюки! Нам удавалось их отгладить! Мы ходили в глаженых брюках, мы клали их под матрац!» Одно время режиссёров даже хотели отстранить от работы, но Алов проявил фронтовую выдержку и твёрдость характера, и после многочисленных худсоветов и дискуссий им дали доснять оптимистичный эпизод, который бы добавил в фильм «радости и света».
Ну, они и досняли…
Эпизод сочиняли всю ночь, затем в углу студийного павильона была построена специальная декорация. Ланового и актёра Владимира Маренкова, игравшего друга Корчагина комсомольца Ивана Жаркого, положили на гнилые доски, накрыли мокрой шинелью, пробили у них над головами ветхую крышу. Алов лично через образовавшуюся дыру поливал актёров из чайника ледяной водой, а Маренков произносил монолог, которого в оригинале у Островского не было: «…Может, найдутся подлецы, которые скажут: «Не было этого. Не спали вповалку, не кормили вшей»… Пусть помнят. Пусть всё помнят, как мёрзли, голодали, холодали. Всё, всё, всё. А мы шли и не сворачивали».
В картине этот эпизод получился одним из самых грязных и мрачных. Режиссёры в шутку прозвали его «антидонским». К чести Марка Семёновича он очень смеялся, когда увидел его при очередном просмотре. Единственное, что он попросил, сделать переозвучку и убрать слово подлецы. Было понятно, что эпизод этот в фильм обязательно войдёт, слишком уж сильным он получился.
Как только фильм смонтировали, чтобы увидеть реакцию зрителей, его показали в расположенном в соседнем квартале Киевском политехническом институте. Зал набился битком. Пока шёл показ, стояла гробовая тишина, а потом, когда вспыхнул свет, показ продолжила 7-часовая горячая дискуссия, порой переходившая чуть ли не в драку.
Ораторы один за другим сменялись на трибуне, некоторых из них стаскивали оттуда силой. Яростный спор разгорелся вокруг мрачности ленты. Да, в книге и в предыдущей экранизации тоже были голод, холод, тиф, вши, но авторы не концентрировали на них внимание: Павка Корчагин был простецким улыбчивым молодым парнем, просто делающим своё дело и поступающим правильно. В новом же фильме он больше походил на «святого», в нём было больше трагизма, чем романтики.
Этот же спор развернулся потом и в «киношных» кругах: в Москве одним из горячайших обвинителей стал автор «Кубанских казаков» Иван Александрович Пырьев, в Киеве всё так же критиковал «Павла Корчагина» Донской… но и он же лично, когда узнал, что Ленинскую премию в области искусства (по кино) собираются присудить недавно вышедшему фильму «Иван Франко», написал в её комитет письмо. В нём, ссылаясь на мнение других маститых режиссёров — Погодина, Охлопкова, Ромма, Эрмлера, — он предлагал выдвинуть на соискание премии ленту «Павел Корчагин».
Правда, при встрече Донской потом всё равно напоминал Алову и Наумову, что от слов своих не отказывается и считает, что часть сцен фильма надо переснять, сделать их более оптимистичными.
Премьера «Павла Корчагина» состоялась 29 января 1957 года. В прокате он собрал 25,3 млн зрителей и навсегда вошёл в классику советского кино.
Конечно, в наше время, когда в странах бывшего СССР зачастую просто стыдятся своего советского прошлого, о ней помнят только старшие поколения да ценители советского искусства. Зато совсем другое отношение и к роману, и к его экранизациям сохраняется за рубежом.
«Как закалялась сталь» пользуется огромной популярностью в Китае, роман входит в школьную программу, а экранизации, в том числе и 1956 года, постоянно появляются на каналах местного телевидения. Видимо, китайцам нужнее, чем самим украинцам, украинские фильмы об украинских героях прошлого.
И пока на другом конце света смотрят их и учатся самоотверженности и героизму у шепетовского паренька Павки Корчагина, Украина чествует немного других героев.
Как закалялась сталь
Павлово-на-Оке — городок не простой. Хотя изо всех сил пытается казаться таковым. Тихий, размеренный уклад жизни, обаяние старинных улочек, ветхие деревянные домишки позапрошлого века, увенчанные башенками, лениво текущая река. Тут бы лапти плести да свистульки вырезать. Но нет. Вместо этого — лязг железа: здешние места славятся металлообработкой. И вершина всего — павловские ножи.
Женщина — друг кузнеца
Ножи здесь ковали испокон веков — земли неурожайные, сплошной песчаник, а кормиться чем-то надо. Время появления первых кузнецов доподлинно неизвестно, да и сам город на высоком берегу Оки непонятно когда возник. Условным годом рождения поселения считается 1566-й — именно тогда Павлов Острог впервые упоминается в грамоте Ивана Грозного. Из названия понятно, что это была крепость — охраняли водную магистраль, ведущую в Москву.
Магистраль, кстати, сыграла роль и в ремесле — по ней с Урала шли баржи с металлом. Ну а первыми павловскими кузнецами считают царских стрельцов, несших здесь службу. Те вроде бы находили болотную руду, которую переплавляли и получали железо.
Постепенно военная функция крепости сходила на нет, зато ремесленные дела шли в гору. В металлообработку была втянута вся округа. Ремеслу обучали с 8–9 лет — и мальчиков, и девочек. Когда женщины заканчивали работу по дому, шли помогать мужьям. А уж если теряли кормильца, то принимались за дело со всей серьезностью. Доподлинно известно, что в XIX веке в Павлово проживала семья из трех женщин, занимавшихся ножевым производством.
Кроме ножей здесь делали ножницы, медицинские инструменты, пряжки, вилки, ложки. И, конечно, замки. Павлово вообще считалось замочным центром всея Руси. Как только ни изгалялись местные мастера — и кодовые замки, и фигурные, и с часами, и без. Стоимость таких изысков иногда зашкаливала — некоторые изделия по цене не уступали корове.
Городок застолбил себе замочное место и в Книге рекордов Гиннесса — самый большой экземпляр хранится в здешнем ресторане, весит под 400 килограммов, при размыкании поет гимн Павлово. Самый маленький замок выставлен в местном историческом музее, где скромно покоится на игольном ушке — без микроскопа ценный экспонат и не найти. Рядом — не менее замечательный его собрат, правда, покрупнее. Изготовленный чуть менее века назад, на заре советской власти, при повороте ключа он являет миру коммунистическую троицу — Маркса, Энгельса и Ленина. Для полноты ощущений звучит «Марсельеза».
Золотые замочные годы для Павлово и округи далеко позади. Исконным ремеслом здесь больше не занимаются — в схватке с китайскими аналогами павловские потерпели сокрушительное поражение. Вопрос, естественно, не в качестве, а в цене — в этом с Поднебесной мало кто может конкурировать.
Та же участь постигла и знаменитые павловские складные ножи. Правда, завод по их производству находился в соседней Ворсме, «городке с одним светофором», как шутят здесь. Но весь Союз все равно называл конечный продукт «павловским». С развалом страны не стало и «Октября» — производственного объединения, выпускавшего 95% складных ножей в СССР. Здесь же делались и подарочные клинки, которые преподносили советским руководителям, в том числе генералиссимусу. На «октябрьских» руинах в 1990-е образовалось несколько небольших предприятий, которые в основном переквалифицировались на другого рода колющие и режущие предметы. В силу нерентабельности складные ножи теперь составляют мизерную долю всей продукции — спасибо той же Поднебесной.
Медицинским инструментам, которые почти двести лет производятся в этих краях, повезло больше. Ворсминский завод, выпускавший их, несмотря на постперестроечный апокалипсис, выжил и здравствует — себе и медицине на благо. Столовые приборы тоже неплохо себя чувствуют — Павловский завод имени Кирова по-прежнему выдает их на-гора. Раньше эти изделия поставляли к императорскому двору, теперь ими пользуются простые смертные — цены более чем демократичные.
Славилось Павлово и как центр весового промысла. Здесь находилась поверочная палата торговых мер и весов — одна из пяти в России. В общем, благодаря металлообработке городок рос и богател. К началу ХХ века по численности населения в губернии он стоял на втором месте после Нижнего Новгорода. Но вот от статуса города жители отказывались наотрез: люди здесь были сообразительные, понимали — пришлют губернатора, и подчиняйся ему. Так что Павлово так и считалось селом, хоть и стояло здесь одиннадцать церквей. 1930-е, правда, пережили только две.
Когда-то здесь находился и центр иконописи. Цвел он до тех пор, пока лучших изографов не забрали в Москву. Один из них — Никита Павловец, который в столицу был «взят неволею», — впоследствии стал иконописцем Оружейной палаты, а теперь его работы висят в Третьяковке да в Ватикане. Судьба изографов постигла и павловских мастеров огнестрельного оружия — Петр I велел переселить их в Петербург. С тех пор здесь производят только холодное оружие.
Хорошо хоть лимоны не тронули — их когда-то в эти края завезли из Константинополя купцы Карачистовы. Выращивать их стали во всех домах без исключения. Для жителей, проводивших в своих лачугах круглые сутки за работой, диковинное растение с золотыми шарами стало отрадой для глаз и глотком свежего воздуха — в прямом смысле. До сих пор, гуляя по городу, можно заметить миниатюрные деревья на подоконниках.
Другой отрадой для павловчан являются бои без правил — с диким гоготом и безжалостным щипанием. Каждый год в марте здесь устраиваются битвы. Бойцы дерутся за любимых женщин, а те переживают за суженых. Иногда даже кидаются на ринг спасать мужей — ведь раньше проигравших частенько отправляли в суп. Теперь гуманизм восторжествовал, и все гуси остаются целы и почти невредимы — гусиный бой ведется до первой крови. Любовь павловчан к пернатым и цитрусовым столь велика, что их отлили из металла — это же Павлово — и поставили в центре города.
Ручное, не холодное
«Видели памятники гусям и лимону?» — спрашивает директор «Павловских ножей» Михаил Пакулев. И с гордостью добавляет: «Они металлические».
«А гаражи замечали?» — продолжает он. Тут директор намекает вовсе не на то, что они тоже металлические. Просто в каждом втором таком сооружении сидит горожанин и мастерит вещицу — догадайтесь, из какого материала. Не знаю, может, у них нехватка железа в крови.
«Мне кажется, это в генах, — пытается объяснить Пакулев повальное занятие павловчан металлообработкой. — В людях заложено умение и стремление делать что-то руками. Заточка у них такая». Благодаря этой заточке те же ножи в Павлове изготавливают все кому не лень — в городе полно мелких, а также более или менее крупных производителей. «Когда бываю в Москве на выставке «Клинок», минут 30 хожу и со всеми здороваюсь, потому что мы все из одного места», — признается директор «Павловских ножей».
«Я знаю людей, у которых отец делал ножи, дед. И сами они тем же занимаются», — говорит Пакулев. Собственно, не будь такой наследственности, знаменитые ножи до сегодняшнего дня вряд ли дожили бы. В советское время Павловский ордена Почета завод художественных металлических изделий имени Кирова, что был образован на базе созданной в XIX веке кустарной артели, специализировался на столовых приборах — и был крупнейшим в этой отрасли в Союзе. Ножи здесь тоже выпускались, но только кухонные. А вот производство подарочных экземпляров в Павлово прекратилось — это дело сосредоточили в уральском Златоусте и дагестанском Кизляре, третий центр казался излишним. Так бы павловский промысел и канул в Лету, если бы не наследственность.
«Традиции ведь не организации передают, а люди, — рассказывает директор «Павловских ножей». — Мастеров, делавших ножи, здесь всегда хватало — заводские работники изготавливали их, оставаясь во вторую смену, остальные по гаражам сидели. Но это не рассматривалось как бизнес, ножи мастерили для себя».
В 1990-е ситуация резко изменилась, причем, как ни странно, в лучшую сторону. Павловскому мастеру Валерию Сафронову разрешили выпускать холодное оружие — традиционный промысел как-никак. За Сафроновым потянулись и другие. В 1997 году в стройные ряды производителей влился и завод имени Кирова, которому присвоен статус «предприятия народно-художественных промыслов, представляющего собой значительную культурно-историческую ценность». Через несколько лет на базе кировского завода образовалось дочернее предприятие — ООО «Павловские ножи», производящее охотничьи, туристические, подарочные, разделочные, кухонные экземпляры. Правда, все это к холодному оружию не относится. «Грань между тем, что является холодным оружием, а что нет, — очень тонкая, — объясняет Пакулев. — Прописаны параметры: например, длина клинка не должна превышать 15 сантиметров. То есть, если он 16 см — это холодное оружие, а если 14 — нет. Но ведь нож — он и в Африке нож. К тому же большинство преступлений совершаются обыкновенными кухонными ножами. Да и булавкой можно нанести вред человеку».
В общем, с лицензиями на производство холодного оружия «Павловские ножи» не связываются и просто делают ножи. «Некоторые из них такие красивые, что не могут не нравиться, — говорит Светлана Лизина, начальник производственного участка. — Казалось бы, я как женщина должна быть равнодушна, но не получается». Понять ее можно — в производстве рукоятей используют красное дерево, черное, кость, бивни мамонта, инкрустацию перламутром или серебром. На клинке делают гравировку золотом. Но больше всего ценятся те, что куются вручную — с помощью молота и наковальни. Кузнецы здесь ведь тоже потомственные.
Один из самых дорогих видов стали, что используется в производстве, дамасская. Та, что не имеет к Сирии никакого отношения, но ценится по всему миру. Секрет древневосточного изобретения давно утерян, но павловчане в 1990-х попытались воспроизвести. Спутать дамаск ни с чем невозможно — на поверхности благодаря сварке металлов образуются узоры. Недавно здесь начали делать и ножи из булата, секрет которого тоже утерян, но восстановлен в Павлово на свой лад.
Коллеги из Поднебесной мастеров из «Павловских ножей» пока не волнуют — Китай в основном ориентирован на дешевый сегмент. К тому же дочернее предприятие кировского завода все больше делает ставку на индивидуальные заказы. А они бывают самыми разными. «Скучать не приходится» — улыбается Светлана Лизина. — Например, как-то клиент прислал фотографию своей спины с татуировкой меча фантастической формы. И попросил сделать такой же — только настоящий. Сделали».
Жалуют павловские ножи и геймеры — заказывают клинки из любимых компьютерных игр. Но основные покупатели — охотники и рыболовы. И коллекционеры, конечно же. Разброс цен на ножи — от 500 до 20 000 рублей. Учитываются и сложность заказа, и материалы, и процент ручного труда. Последний варьируется от семидесяти до полных ста. Все-таки павловчане очень любят работать руками.
Читайте также: