Как закалялась сталь сценарий
Обновлено: 17.05.2024
Вед 1.«Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества». Николай Островский
Презентация «Жизнь и творчество Николая Островского»
Вед 2. Николай Островский родился 29 сентября 1904 года в селе Вилия на Волыни в семье отставного военного.
Его отец Алексей Иванович отличился в Русско-турецкой войне 1877-1878 года и за особую храбрость был награжден двумя Георгиевскими крестами. После войны Анатолий Островский работал солодовщиком на винокуренном заводе, а мама Островского, Ольга Осиповна, была кухаркой.
Вед 1. Семья Островских жила небогато, но дружно, ценила образование и труд. Старшие сестры Николая - Надежда и Екатерина стали сельскими учительницами, а сам Николай был досрочно был принят в церковно-приходскую школу «по причине незаурядных способностей», которую окончил в 9 лет с похвальным листом. В 1915 году он окончил двухклассное училище в Шепетовке, а в 1918 году поступил в Высшее начальное училище, позднее преобразованное в Единую трудовую школу, и стал представителем учащихся в педагогическом совете.
С 12 лет Островскому пришлось работать по найму: кубовщиком, рабочим на складе и подручным кочегара на электростанции. Впоследствии он писал Михаилу Шолохову об этом периоде своей жизни: «Я штатный кочегар и насчет заправки котлов был неплохой мастер».
Вед 2. Тяжелая работа не мешала романтическим порывам Островского. Его любимыми книгами были «Спартак» Джованьоли, «Овод» Войнич, романы Купера и Вальтера Скотта, в которых отважные герои боролись за свободу против несправедливости тиранов. В юности он читал друзьям стихи Брюсова, приехав к Новикову, проглотил «Илиаду» Гомера, «Похвалу глупости» Эразма Роттердамского.
Под влиянием шепетовских марксистов Островский втянулся в подпольную работу и стал активистом революционного движения. Воспитанный на романтически-авантюрных книжных идеалах, он принимал Октябрьскую революцию с восторгом. 20 июля 1919 года Николай Островский вступил в комсомол и ушел на фронт сражаться против врагов революции. Он сначала служил в дивизии Котовского, затем - в 1-й Конной армии под командованием Буденного.
Видеоклип «Гренада моя»
Вед 2. Обо всем этом он позже написал в своем романе «Как закалялась сталь»: и как, спасая лесосплав, бросился в ледяную воду, и жестокой простуде после этого трудового подвига, и о ревматизме, и о тифе…
В 18 лет он узнал, что врачами ему поставлен страшный диагноз - неизлечимая, прогрессирующая болезнь Бехтерева, которая приводит больного к полной инвалидности. У Островского сильно болели суставы. А позже ему был поставлен окончательный диагноз - прогрессирующий анкилозирующий полиартрит, постепенное окостенение суставов.
Вед 1. Врачи предложили потрясенному юноше перейти на инвалидность и ожидать конца. Но Николай выбрал борьбу. Он стремился сделать жизнь и в этом, казалось бы, безнадежном состоянии, полезной для других. Однако, последствия изнурительной работы все чаще давали себя знать. Первые приступы неизлечимой болезни он испытал в 1924 году и в этом же году стал членом Компартии.
Со свойственной ему полной самоотдачей и юношеским максимализмом он посвятил себя работе с молодежью. Он стал комсомольским вожаком и организатором первых комсомольских ячеек в пограничных районах Украины: Берездове, Изяславле. Вместе с комсомольскими активистами Островский участвовал в борьбе ЧОНовских отрядов с вооруженными бандами, стремящимися прорваться на советскую территорию.
Болезнь прогрессировала, и началась бесконечная череда пребывания в больницах, клиниках и санаториях. Мучительные процедуры, операции не приносили улучшения, но Николай не сдавался. Он занимался самообразованием, учился в Свердловском заочном коммунистическом университете, и очень много читал.
Вед 2. В конце двадцатых годов в Новороссийске он познакомился со своей будущей женой. К осени 1927 года Николай Алексеевич уже не мог ходить. К тому же у него началась болезнь глаз, которая в итоге привела его к слепоте, и была следствием осложнения после сыпного тифа.
Осенью 1927 года Островский начал писать автобиографический роман «Повесть о «котовцах». Рукопись этой книги, созданная поистине титаническим трудом и отправленная по почте в Одессу бывшим боевым товарищам для обсуждения, к несчастью, потерялась на обратном пути, и судьба ее так и осталась неизвестной. Но Николай Островский, привыкший выносить и не такие удары судьбы, не потерял мужества, и не отчаялся.
Вед 1. В письме от 26 ноября 1928 года он писал: «Вокруг меня ходят крепкие, как волы, люди, но с холодной, как у рыб, кровью. От их речей веет плесенью, и я их ненавижу, не могу понять, как здоровый человек может скучать в такой напряженный период. Я никогда не жил такой жизнью и не буду жить».
С этого времени он навсегда был прикован к постели, и осенью 1929 года Островский переехал на лечение в Москву.
«Принесенных стоп в 20 - 30 книг ему едва хватало на неделю», - отмечала жена. Да в его библиотеке было не две - две тысячи книг! А начиналась она, по свидетельству матери, с журнального листа, в который хотели завернуть ему селедку, но он принес селедку, держа за хвост, а журнальный лист положил на полку. «Я очень изменился?» - спрашивал позже Островский Марту Пуринь, своего давнего друга. «Да, - ответила она, - ты стал образованным человеком».
Документальный фильм «Загадочная жизнь Николая Островского»
Вед 2. В 1932 году он начал работу над книгой «Как закалялась сталь». После восьмимесячного пребывания в больнице Островский вместе с женой поселился в столице. Абсолютно обездвиженный, слепой и беспомощный, он ежедневно на 12-16 часов оставался в полном одиночестве. Пытаясь побороть отчаяние и безысходность, он искал выход из своей энергии, а так как его руки еще сохраняли некоторую подвижность, Николай Алексеевич решил начать писать. С помощью жены и друзей, сделавших ему специальный «транспарант» (папку с прорезями) он пытался записывать первые страницы будущей книги. Но и эта возможность писать самому продолжалась недолго, и в дальнейшем он был вынужден диктовать книгу своим родным, друзьям, соседке по квартире, и даже девятилетней племяннице.
Вед 1. С болезнью боролся с тем же мужеством и упорством, с какими некогда воевал на гражданской войне. Он занимался самообразованием, читал одну за другой книги, заочно окончил коммунистический университет. Будучи парализованным, вел на дому комсомольский кружок, готовил себя к литературной деятельности. Работал по ночам, с помощью трафарета, а днем друзья, соседи, жена, мать сообща расшифровывали написанное.
Николай Островский стремился научиться хорошо писать - следы этого хорошо видны опытному глазу. Он учился искусству литератора у Гоголя (сцены с петлюровским полковником Голубом; зачины типа «хороши вечера на Украине летом в таких маленьких городишках-местечках, как Шепетовка. » и др.). Учился у своих современников («рубленый стиль» Б.Пильняка, И.Бабеля), у тех, кто помогал ему редактировать книгу. Учился писать портреты (получалось не очень умело, однообразно), искать сравнения, индивидуализировать речь персонажей, строить образ. Не все было удачным, с трудом приходилось освобождаться от штампов, находить удачные выражения, - делать это все приходилось, преодолевая болезнь, неподвижность, элементарную невозможность самому читать и писать.
Вед 2. Посланная в журнал «Молодая гвардия» рукопись получила разгромную рецензию: «выведенные типы нереальны». Однако Островский добился вторичного рецензирования рукописи. После этого рукопись активно редактировали заместитель главного редактора «Молодой Гвардии» Марк Колосов и ответственный редактор Анна Караваева, известная писательница того времени. Островский признавал большое участие Караваевой в работе с текстом романа; также он отмечал участие Александра Серафимовича.
Первую часть романа имела огромный успех. Номера журнала, где он публиковался, невозможно было достать, в библиотеках за ним стояли очереди. Редакцию журнала захлестнул поток читательских писем.
Вед 1. Образ главного героя романа – Корчагина был автобиографичен. Писатель переосмыслил личные впечатления и документы, и создал новые литературные образы. Революционные лозунги и деловая речь, документальность и художественная вымысел, лиризм и хроника – все это соединилось у Островского в новое для советской литературы художественное произведение. Для многих поколений советской молодёжи герой романа стал нравственным образцом.
Однажды, недовольный некоторыми семейными сценами романа, какой-то критик написал, что они способствуют «разжижению гранитной фигуры Павки Корчагина». Николай был возмущен - гранит не строительный материал для живого человека. Назвал статью «вульгарной»: «Сердечно болен, однако отвечу ударом сабли». Одна из его добровольных секретарей, Мария Барц, оставила нам свидетельство того, что его беспокоило при диктовке: «По-человечески ли получилось? Не лубочно ли? Не слишком ли ортодоксален Павел Корчагин? Не плакатен ли?»
В 1933 году Николай Островский в Сочи продолжил работу над второй частью романа, а в 1934 году вышло первое полное издание этой книги.
Видеоклип «Как закалялась сталь»
Вед 2. В марте 1935 года в газете «Правда» был опубликован очерк Михаила Кольцова «Мужество». Из него миллионы читателей впервые узнали, что герой романа «Как закалялась сталь» Павел Корчагин - не плод фантазии автора. Что именно автор этого романа - и есть герой. Островским начали восхищаться. Его роман переводился на английский, японский и чешский языки. В Нью-Йорке он печатался в газете.
1 октября 1935 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Островского наградили орденом Ленина. В декабре 1935 года Николаю Алексеевичу была предоставлена квартиру в Москве, на улице Горького, и специально для него была построена дачу в Сочи. Также ему было присвоено воинское звание бригадного комиссара.
Вед 1. Островский продолжал работать, и летом 1936 года он закончил первую часть романа «Рожденные бурей». По настоянию автора новую книгу обсудили на выездном заседании президиума правления Союза советских писателей на московской квартире автора.
Последний месяц жизни Николай Алексеевич был занят внесением поправок в роман. Он трудится «в три смены» и готовился отдохнуть. А 22 декабря 1936 года сердце Николая Алексеевича Островского остановилось.
В день его торжественных похорон, 26 декабря, книга вышла в свет - рабочие типографии набрали и отпечатали ее в рекордно короткие строки.
Мейерхольд поставил спектакль о Павке Корчагине по инсценировке романа, сделанной Евгением Габриловичем. За несколько лет до своей смерти Евгений Иосифович Габрилович рассказывал, какое это было грандиозное зрелище: «На просмотре зал взорвался овациями! Это было так жгуче, так потрясало! То была торжественная трагедия». Трагедийность той эпохи мы хорошо видим сегодня. Тогда видеть ее было запрещено. Ведь «жить стало лучше, жить стало веселее». Спектакль запретили.
Видеоклип «Товарищ песня»
Вед 2. Роман «Как закалялась сталь» Островского выдержал более 200 изданий на многих языках мира. До конца 1980-х годов он занимал центральное место в школьной программе.
Николай Островский был похоронен на Новодевичьем кладбище.
О Николае Островском был снят документальный фильм «Загадочная жизнь Николая Островского».
Так закалялась сталь: как слепой Николай Островский писал свой знаменитый роман
80 лет назад в возрасте 32 лет умер Николай Островский. В 14 лет он ушёл на фронт, с тех пор его начали преследовать неудачи — от контузии до потери зрения. И только работа над романом "Как закалялась сталь" не позволила Островскому потерять силу воли и вернула желание жить.
Четырнадцатилетний Коля Островский в 1919 году пошёл добровольцем на фронт для борьбы с армией Колчака. Но уже через несколько дней он попал в бою под пулемётный огонь и был ранен. Главный герой романа "Как закалялась сталь" Павел Корчагин напишет своему брату Артёму: " Стрельнуло меня пулей в бедро". Этот эпизод, как и многие другие, Островский взял из своей жизни. Юноша дал себе на восстановление только один месяц и покинул госпиталь, не залечив раны до конца, потому что боялся отстать от части.
Но очень скоро Островский, как он говорил потом, "перемахнул" к будённовцам. Здесь ему тоже не повезло: в одном из ожесточённых боёв под Львовом в него попала пуля. А на следующий день красноармеец был тяжело ранен в живот и в голову.
Перед глазами Павла вспыхнуло магнием зелёное пламя, громом ударило в уши, прижгло калёным железом голову. Страшно, непонятно закружилась земля и стала поворачиваться, перекидываясь набок. Как соломинку, вышибло Павла из седла. Перелетая через голову Гнедка, тяжело ударился о землю. И сразу наступила ночь
После этого ранения Островскому пришлось провести на госпитальной койке два месяца. Часто он был в бреду, врачи уже решили, что он безнадёжен. Но раны зажили, оставив страшное последствие — осколок шрапнели повредил нерв правого глаза. Сохранилось только четыре десятых зрения. Из-за этого Островскому пришлось оставить армию.
Молодой человек не мог сидеть сложа руки, поэтому пытался помочь своей стране хотя бы из тыла. В 1921 году он отправился на трудную стройку: Киев замерзал, срочно требовалось построить железную дорогу от места лесозаготовок до города. Строители жили в холодном здании школы, спать приходилось на цементном полу, еды не хватало. Однажды утром Островский проснулся и почувствовал резкую боль в суставах. Однако превозмогая боль, он продолжил работать наравне с остальными.
Строительство дороги практически было завершено, когда восемнадцатилетнего парня свалил полиартрит — постепенное окостенение суставов. В рачебная комиссия постановила перевести его на инвалидность, но Островский отказался от пенсии, чтобы скрыть от родителей решение, признающее его инвалидом первой группы.
В январе 1923 года Островский был направлен в Берездовский район в качестве секретаря райкома комсомола. Он уже сильно хромал и не мог передвигаться без костылей. Молодой человек терпеть не мог сострадание окружающих, поэтому отвергал любую помощь и большую часть времени проводил в постели. Себя он называл "волчонком, пойманным и запертым в клетку". Его состояние постепенно ухудшалось, дошло до того, что врачи предложили ему ампутировать ноги, но Островский отказался.
Я теперь сам не могу даже волос причесать. Итак, я теряю подвижность всех суставов, которые ещё недавно подчинялись. Полное окостенение. Слежу и вижу, как по частям расхищается буквально моя последняя надежда как-нибудь двигаться… Ходить я не могу совсем…
Островского очень пугала неподвижность: он до изнеможения занимался гимнастикой. Над кроватью к потолку был прибит ролик, через него перекинута верёвка, один её конец привязан к ногам, другой — у него в руке. Молодой человек тянул верёвку: ноги поднимались вверх и опускались. Но это ему не помогло. В 1926 году вместе с возможностью двигаться Островского покинуло зрение. Тогда у него и возник план написать роман — наполнить свою жизнь содержанием, хоть как-то оправдать своё существование. Несмотря на то, что он был прикован к постели, писатель считал себя здоровым человеком. А свою неподвижность и слепоту он называл недоразумением и сатанинской шуткой.
Островский понимал, что силы продолжают покидать его и нужно торопиться, если он хочет осуществить свой план. В один из зимних вечеров 1930 года Островский попросил свою жену Раису аккуратно переписать несколько страниц, исписанных его рукой. У женщины это занятие заняло полчаса, всё это время писатель сердился, почему она пишет так медленно. Когда она закончила, Островский попросил её сесть рядом, взять чистую бумагу и записывать продолжение того, что она сейчас переписала.
Рука онемела, от усталости клонило ко сну, а он всё диктовал и диктовал, ровно, сосредоточенно. Невидящим взглядом смотрел он перед собой, и казалось, он видит проходящие перед ним и видимые ему одному картины и рассказывает мне о них
Но Раиса не всегда могла помогать мужу. Рано утром она уходила на работу и уставшая возвращалась только вечером. Но Островский хотел писать: еле двигающимися пальцами он держал карандаш и медленно выводил букву за буквой. Часто строки наползали друг на друга, и потом прочитать написанное было невозможно. Выйти из этой ситуации Островскому помогла его изобретательность: он сделал себе трафарет для письма вслепую. В крышке картонной папки для бумаг — транспаранта были прорезаны длинные и широкие полосы, в них он и писал, подкладывая вниз бумагу.
Чаще всего он писал по ночам, когда все домашние спали. Ему вкладывали в папку транспаранта 30 листов чистой бумаги и давали несколько заточенных карандашей. За ночь он обычно исписывал всю бумагу. Если Островский начинал писать, то уже не отрывал руки от транспаранта, чтобы не ошибиться и дважды не пройти карандашом по одному и тому же месту. К утру пол комнаты был усеян исписанными листами. Родные писателя подбирали их, складывали по порядку (писатель нумеровал страницы), а затем написанное переносилось в блокноты.
Вскоре на помощь Островскому пришла соседка Галя Алексеева. Она бескорыстно записывала главы книги под диктовку писателя. К осени 1931 года была готова первая часть романа "Как закалялась сталь".
Под большим секретом Николай сообщил мне, что книга содержит всю его личную и общественную жизнь; всё это им было пережито совсем недавно, когда он был здоров и совсем молод
Лишь издание книги могло доказать Островскому, что удача наконец-то улыбнулась ему. Но первые книгоиздатели отказали писателю в публикации его произведения. Только журнал "Молодая гвардия" согласился напечатать роман. Как только книга вышла в свет, она приобрела большую популярность: в библиотеках за ней выстраивались очереди и устраивались читки. Островский получал хвалебные письма от читателей, что вдохновляло его продолжать работу. При жизни писателя "Как закалялась сталь" была издана 41 раз.
После смерти Островского роман продолжил пользоваться популярностью у читателей. Писатель Борис Полевой вспоминал, как во время обороны Сталинграда заглянул ночью в расположение одного из передовых батальонов. Бойцы собрались у костра: "Все слушали, сидя в напряжённых позах, стараясь не пропустить ни одного слова. Читали роман "Как закалялась сталь". Когда разговорились, бойцы пожаловались, что книга эта одна на весь полк. Для удобства чтения её разорвали на несколько частей и в редкие часы боевого отдыха читали, передавая друг другу листы по мере прочтения".
Как закалялась сталь сценарий
Барабанная дробь. Прямолинейный рев оркестров летит вдоль сломанных улиц. На шоссе, грохоча, вступает артиллерия.
— Сила… — вздыхает старик в рваной кофте.
— Как взяться… — неопределенно отвечает старику молодой парень и пропадает в толпе.
На станции Шепетовка немцы в касках с орлами тащат к теплушкам упирающийся скот — серых украинских волов, обиженно визжащих свиней, кротких телок. В другой состав грузят орудия, пулеметы, солдат.
Из-за станционной будки за погрузкой войск наблюдают два украинских «дядьки».
— А хочь бы и партизаны взялись, — медленно говорит один из них, — когда ж такую силу пересилишь.
Вдоль вагонов, по перрону, яростно шагает широкогрудый багровый комендант, в новых ремнях, в высоком, прусского образца, сером картузе с лакированным козырьком.
Состав не двигается.
— Donner wetter![61] — бормочет немец, багровея.
Тряся задом, неся на неподвижной шее лиловое мясистое лицо, комендант бежит по перрону. Задыхаясь, он взбирается на паровоз. Нестерпимо резкий звук вырывающегося пара, качающиеся стрелки на приборах. Паровоз пуст, оставлен.
— Das ist Russland[62], — оборачивается комендант к ординарцу и, держась за поручни, дергая толстыми ногами, спускается с паровоза.
В железнодорожном депо, у стоящих рядом слесарных, станков, работают два человека — Артем Корчагин, гигант с всегда виноватым от доброго сердца лицом, и Жухрай — хорошо сбитый коренастый человек в косоворотке, с ровным и сильным блеском в спокойных глазах.
— Как ты, Артем, насчет коммунистической партии рассматриваешь. — в упор глядя на Артема, спрашивает Жухрай.
Лицо у Артема становится еще более виноватым, чем всегда.
— Слабовато я, Федор Иванович, в самых этих партиях разбираюсь, — говорит он нетвердо. — Надо помочь — помогу…
— Бастовать будешь? — все так же в упор допрашивает Жухрай.
— Как люди, Федор Иванович, так и я…
— А ты бы впереди людей, — и Жухрай вопросительно, одним глазом взглядывает на машиниста.
В это время ворота депо с грохотом раскрываются. Сияя аксельбантами, пряжками, ярко вычищенными сапогами, по цеху, гулко отбивая шаг, идет комендант. Две ожившие колонны, два прусских фельдфебеля, нечеловечески громадных, движутся вслед за ним, и сбоку на жидких ногах в обвалявшихся брюках вьется личность с обвислыми усами и шевелящимся кончиком носа.
Рубя слова, не ворочая шеей, комендант лающим голосом выкрикивает тираду по-немецки.
— Übersetzen, ilbersetzen sie, bitte[63], — говорит он через плечо человеку с шевелящимся кончиком носа.
Переводчик. Ну, каже господин германский офицер, що так как вы, рабочий народ, мечтает, щоб воно було, но так воно не буде.
Комендант (снова тирада по-немецки — хриплая, рубленая, лающая; можно разобрать отдельные фразы: eine Majestät Kaiser und König)… Его величество император и король… Его высокопревосходительство фельдмаршал и командующий… Сопротивляясь Германии, вы сопротивляетесь богу. Сопротивляясь богу, вы сопротивляетесь Германии.
Переводчик. Ну, каже, давайте машинистов и составы, бо надо Германию кормить…
Комендант тычет пальцем в Артема Корчагина.
Переводчик (Артему). Ты…
Как колонны, переставленные с места на место, оба фельдфебеля приближаются к Артему.
Комендант тычет пальцами в Полентовского — сутулого, сухощавого старика с серебряно-седой стриженой головой.
Переводчик (Полентовскому). Так же само ты, старик…
Артем (глядя в землю). Ну, чего я…
Переводчик. Пошли…
Артем (глядя в землю). Куда это пошли?
Переводчик. Воинский состав поведете…
Артем (отворачиваясь). Хворый я…
Переводчик (показывая на фельдфебелей). Для хворых мы докторов маем…
Комендант (наливаясь лиловой кровью). Германия, don-ner wetter, умеет ценить услуги. Übersetzen, übersetzen sie, bitte.
Переводчик. Ну, каже, на чай получите…
Артем. Кажут тебе — хворый.
Переводчик (фельдфебелю). А ну, доктор…
По цеху, погруженному в серые, железные сумерки, идут Артем с повисшими большими руками и седой Полентовский; фельдфебели и комендант с неворочающейся шеей замыкают шествие.
— Артем, — негромко говорит Жухрай и смотрит прямо перед собой.
— Ще и душу мотать, — тоскливо шепчет Корчагин.
— На усмирение ведут, — еще тише говорит Жухрай. Болезненно резкая барабанная дробь. Лес широких коротких ножей движется мимо железнодорожных мастерских.
Подпрыгивая на узких рельсах, съезжаются ворота депо, и сразу — яростным шумом взрывается громадный цех.
— А ну, хлопцы, кончай базар, — говорит Жухрай грубоватым обычным своим голосом и бросает на пол спецовку, — пошли, хлопцы, до дому…
— Сережка, бастуем, — весело летит через цех чей-то мальчишеский и звонкий голос.
— Пропадем, Федя, — подходит к Жухраю задумавшийся пожилой рабочий в переднике, с черным кожаным ремешком на чистом высоком лбу.
— А не повезем, — отвечает Жухрай, — против рабочего класса ничего не повезем…
— Ты ж чему народ учишь, смертельная твоя душа… — вырастает перед Жухраем раскаленное малиновое лицо с толстыми усами, — я ж сам восемь, окаянная твоя голова…
— Не повезем, — негромко говорит Жухрай, поднимает голову и бледнеет. Глухое, разрастающее шипение, лязг железа, судорога подземного гула надвигаются все ближе.
Лебединое облако пара пролетело в окне, пышно разрослось, пропало. Синий паровоз с маслеными потемневшими боками проплывает в окне.
— Как же это у нас получилось, Артем? — произносит про себя Жухрай.
Мимо окна медленно проходят площадки с орудиями, грозящие небу короткие хоботы, броневики со слепо блистающими фарами, наглухо закрытые теплушки с запечатанными в них человеческими душами.
Состав прошел. Ночь в окне очистилась: над ней загорелся мертвенный, узкий фонарь. Замирающий шелест трансмиссий в цеху, замедляющее движение станков…
Во тьме, по степям Украины, несется поезд с войсками Вильгельма II. Мелькнул лес, овраги, деревушка — голубые под луной хаты, голубые деревья в цвету.
— На усмирение поехали, — говорит Артем, подбрасывая в топку уголь, — клятая жизнь, батько…
Озаренный розовым золотом огня, он захлопывает железную дверцу, отирает рукавом испачканное углем и потом лицо, садится на табурет, роняет черные руки. На тендере, свесив жирные ноги, сидит немецкий солдат в каске с орлом. Ночь, блещущая луна утонула в озере, на земле склонились темные головы подсолнухов.
— Верстов двадцать отъехали, — говорит Артем.
— Кривая Балка, — выглядывает в окно Полентовский.
Артем. Она. (И вдруг — с отчаянием темной, доброй души.) Ну и он же человек, батько.
Немец надул щеки, закурил черную, длинную, грошовую сигару.
Артем. Ну и он же богу не виноват…
— А мы чем богу виноваты? — спрашивает Полентовский.
— Когда ж грех, — тоскуя говорит Артем.
— Нема греха, — отвечает Полентовский.
Немец, надув толстые щеки, сосет сигару, сопит, и, обняв ружье, задремывает. Над ним, закрывая небо, вырастает Артем с ломом. Тело солдата сваливается в проход.
— Кажу тебе, сынок, нема греха, — сутулый Полентовский выпрямился, глаза его блеснули.
Поезд мчится по лугу, среди неясно светящихся цветов. За темной, грохочущей громадой, без усилия, плывет луна. Две тени отвалились от паровоза и скатились по насыпи.
Освобожденный, никем не управляемый, поезд вздрогнул, рванулся, взлетел на пригорок, поскрежетал по мосту и, ломая стрелки, обезумев, осветился и поднялся в воздух.
В груде пылающих обломков рвутся зарядные ящики — один за другим.
В тюрьме у Петлюры
На нарах, в окутанных мглою углах, застыли люди. Слабый свет пробивается из окошка под потолком. Привалившись к стене, косо разинув рот, спит старик: одна щека его заросла диким мясом. Против окна женщина в платке на круглых жирных плечах ищет в волосах у положившей голову на ее колени девочки. В дальнем углу на выщербленном земляном полу лежит с рассеченным лицом Корчагин. К нему неслышно, пугливо приближается крестьянская девушка в платочке, в деревенских башмаках.
— Звать как? — хрипло говорит старик, просыпаясь.
— Христя, — чуть слышно отвечает девушка. Храп старика снова оглашает камеру. Присев на корточки, Христя подает Павлу кружку с водой. Худая рука Корчагина вздрагивает, зубы стучат.
— Верно ж люди говорят, что бога нет, — шепчет Христя, не отрывая глаз от простертого на полу Корчагина. — Разве ж есть он, когда таке молоде страдает.
Она разложила по-крестьянски юбки на полу, пригорюнилась, положила голову на ладонь. За стеной раскатываются громкие голоса, взрывы солдатского смеха. Грохот отодвигаемого засова заставляет Христю вздрогнуть, подняться. Гремя неумело вделанными шпорами, в подвал входит комендант с оселедцем, в синем жупане — жирный юноша с обвислым розовым лицом. Прикрыв один глаз, он манит к себе пальцем Христину. Та подходит кружась, зигзагами, как подбитая птица.
— Хиба ж мы, дивчина, будем тут век вековать? — И комендант трогает девушку жирным плечом.
— Пустыть мене, пане, — говорит Христина и поднимает на коменданта глаза, нестерпимо сияющие страданием.
Краснощекий петлюровец наклоняется ближе, снова прикрывает один глаз и мертво глядит прямо перед собой другим — открытым:
— Когда по доброму согласию — можно и отпустить…
— Не надо, пане, — шепчет Христя.
— А не надо, — повторяет за Христей комендант, — казакам отдам…
Позванивая шпорами, как бубенцами, комендант выходит, широкий, толстоногий, с круглой спиной. Христина смотрит ему вслед, жалобное, детское недоумение выступает у нее на лице — потом беззвучно, с размаху, она падает на пол.
— Знущаються над дивчиной, — вздыхает женщина в платке.
— Было б чего плакать, — довольным голосом говорит выспавшийся старик, — предоставь начальству, что начальству требуется, оно и помягшает…
— Старый вы, диду, — отвечает женщина, роясь у девочки в густых волосах, — старый, а дурный…
Горящий взгляд Корчагина прикован к женщине. Мысль бьется в этих глазах. Павел приподнимается на локте, запекшиеся губы его разлепились:
— Не поддавайся, Христя…
Зарыв голову в колени, Христя раскачивается безутешным, однообразным нескончаемым движением:
— Ой, когда ж сила ихняя, — чуть слышно, как будто издалека, доносится ее голос. — Ой, же ж, тяжко жити на свете, хлопчику… Замучают Христю, проклятые…
— Давно б дома была, — равнодушно хрипит растворенный сумраком старик и удобнее приваливается к стене, — когда б не дурость твоя…
— Так я ж еще барышня, диду, — говорит Христя и поднимает голову.
Снова гремит засов открываемой двери. Сутулый, громадный, тощий, настороженный, принюхивающийся входит в камеру писарь. В руке у него сгибается исписанный лист бумаги.
— Гнатюк Христина Филипповна?
И шаря вспыхивающими глазами по бумаге:
Христя пятится, прижимается к стене.
— Киевской губернии, Шепетовской волости.
— Расписаться умеешь? Христя молча кивает головой.
— Спасибо вам, пане…
Девушка бросается к сутулому писарю в пенсне, целует его жилистую большую руку, выпрямляется и, обернувшись к остающимся:
— Прощайте, люди добры…
Дверь за нею закрывается, гремит засов. Старик закуривает козью ножку и выпускает бурную струю дыма.
— Придет это она сейчас до себя в село, до батькиной хаты… Наделает это она себе галушек с полета…
За дверью — пронзительный крик Христины, топот ног, падение тел. Старик поднял голову, вслушался:
Глухие удары тела Корчагина о дверь.
Он бьется об нее обезумев, мотая головой, стуча кулаками. Волчок у двери приоткрывается, показывается лицо часового:
Как закалялась сталь. Первая пара страниц.
Может кому-то полезно будет почитать, как оно было в прошлом. И хотели бы вы этого в будущем.
– Кто из вас перед праздником приходил ко мне домой отвечать урок – встаньте!
Обрюзглый человек в рясе, с тяжелым крестом на шее угрожающе посмотрел на учеников.
Маленькие злые глазки точно прокалывали всех шестерых, поднявшихся со скамеек, – четырех мальчиков, и двух девочек. Дети боязливо посматривали на человека в рясе.
– Вы садитесь, – махнул поп в сторону девочек. Те быстро сели, облегченно вздохнув.
Глазки отца Василия сосредоточились на четырех фигурках.
– Идите-ка сюда, голубчики!
Отец Василий поднялся, отодвинул стул и подошел вплотную к сбившимся в кучу ребятам:
– Кто из вас, подлецов, курит?
Все четверо тихо ответили:
– Мы не курим, батюшка.
Лицо попа побагровело.
– Не курите, мерзавцы, а, махорку кто в тесто насыпал? Не курите? А вот мы сейчас посмотрим! Выверните карманы! Ну, живо! Что я вам говорю? Выворачивайте!
Трое начали вынимать содержимое своих карманов на стол.
Поп внимательно просматривал швы, ища следы табака, но не нашел ничего и принялся за четвертого – черноглазого, в серенькой рубашке и синих штанах с заплатами на коленях:
– А ты что, как истукан, стоишь?
Черноглазый, глядя с затаенной ненавистью, глухо ответил:
– У меня нет карманов, – и провел руками по зашитым швам.
– А-а-а, нет карманов! Так ты думаешь, я не знаю, кто мог сделать такую подлость – испортить тесто! Ты думаешь, что и теперь останешься в школе? Нет, голубчик, это тебе даром не пройдет. В прошлый раз только твоя мать упросила оставить тебя, ну а теперь уж конец. Марш из класса! – Он больно схватил за ухо и вышвырнул мальчишку в коридор, закрыв за ним дверь.
Класс затих, съежился. Никто не понимал, почему Павку Корчагина выгнали из школы. Только Сережка Брузжак, друг и приятель Павки, видел, как Павка насыпал попу в пасхальное тесто горсть махры там, на кухне, где ожидали попа шестеро неуспевающих учеников. Им пришлось отвечать уроки уже на квартире у попа.
Выгнанный Павка присел на последней ступеньке крыльца. Он думал о том, как ему явиться домой и что сказать матери, такой заботливой, работающей с утра до поздней ночи кухаркой у акцизного инспектора.
Павку душили слезы.
«Ну что мне теперь делать? И все из-за этого проклятого попа. И на черта я ему махры насыпал? Сережка подбил. «Давай, говорит, насыплем гадюке вредному». Вот и всыпали. Сережке ничего, а меня, наверное, выгонят».
Уже давно началась эта вражда с отцом Василием. Как-то подрался Павка с Левчуковым Мишкой, и его оставили «без обеда». Чтобы не шалил в пустом классе, учитель привел шалуна к старшим, во второй класс. Павка уселся на заднюю скамью.
Учитель, сухонький, в черном пиджаке, рассказывал про землю, светила. Павка слушал, разинув рот от удивления, что земля уже существует много миллионов лет и что звезды тоже вроде земли. До того был удивлен услышанным, что даже пожелал встать и сказать учителю: «В законе божием не так написано», но побоялся, как бы не влетело.
По закону божию поп всегда ставил Павке пять. Все тропари, Новый и Ветхий завет знал он назубок: твердо знал, в какой день что произведено богом. Павка решил расспросить отца Василия. На первом же уроке закона, едва поп уселся в кресло, Павка поднял руку и, получив разрешение говорить, встал:
– Батюшка, а почему учитель в старшем классе говорит, что земля миллион лет стоит, а не как в законе божием – пять тыс… – и сразу осел от визгливого крика отца Василия:
– Что ты сказал, мерзавец? Вот ты как учишь слово божие!
Не успел Павка и пикнуть, как поп схватил его за оба уха и начал долбить головой об стенку. Через минуту, избитого и перепуганного, его выбросили в коридор.
Здорово попало Павке и от матери.
На другой день пошла она в школу и упросила отца Василия принять сына обратно. Возненавидел с тех пор попа Павка всем своим существом. Ненавидел и боялся. Никому не прощал он своих маленьких обид: не забывал и попу незаслуженную порку, озлобился, затаился.
Много еще мелких обид перенес мальчик от отца Василия: гонял его поп за дверь, целыми неделями в угол ставил за пустяки и не спрашивал у него ни разу уроков, а перед пасхой из-за этого пришлось ему с неуспевающими к попу на дом идти сдавать. Там, на кухне, и всыпал Павка махры в пасхальное тесто.
Никто не видел, а все же поп сразу узнал, чья это работа.
…Урок окончился, детвора высыпала во двор и обступила Павку. Он хмуро отмалчивался. Сережка Брузжак из класса не выходил, чувствовал, что и он виноват, но помочь товарищу ничем не мог.
В открытое окно учительской высунулась голова заведующего школой Ефрема Васильевича, и густой бас его заставил Павку вздрогнуть.
День забытой книги. Роман Николая Островского «Как закалялась сталь».
3. Заседание круглого стола «Роман «Как закалялась сталь» и современный читатель».
В заседании круглого стола принимают участие учащиеся старших классов и учителя литературы.
Заседание круглого стола
«Роман «Как закалялась сталь» и современный читатель».
Цель: - привлечь читателей школьной библиотеки к чтению книг, которые
на современном этапе стали невостребованными;
- возбуждать интерес к прошлому нашей Родины;
- способствовать воспитанию патриотизма, любви к Родине,
гордости за ее историческое прошлое;
-способствовать поддержанию исторической преемственности
- расширять читательский кругозор читателей;
- формировать умение и желание обсуждать прочитанное.
Хорошая книга – точно беседа с умным
человеком. Читатель получает от нее
знания и обобщение действительности,
способность понимать жизнь…
Николай Островский блестяще подтвердил
это своей книгой «Как закалялась сталь».
Без этой силы воздействия на жизнь,
на человека искусство мертво.
/А.Н.Толстой/
Книга «Как закалялась сталь» Николая Островского – это путешествие в прошлое. Для нас, живущих в XXI веке, это прошлое – далекое, не совсем понятное, неоднозначнотрактуемое. Но без него не было бы настоящего.
Рождался новый мир. Рождался в муках, войне, разрухе, голоде, холоде. И были в это время сильные духом люди, которые вынесли на своих плечах гражданскую войну и годы разрухи. Это было поколение, готовое отдать, если надо было, саму жизнь во имя торжества идеи. Каждая отдельная личность воспринимала окружающий мир как в значительной степени зависящий от ее воли, от ее усилий, ее социальной позиции.
Водоворот событий: революция, гражданская война, которые в начале XX века происходили в России, закружили каждого. И каждый по-своему принял эти события. По-своему принял их и Павел Корчагин – главный герой романа «Как закалялась сталь». Он стал страстным поборником нового мира. Он, влюбленный в жизнь, до последней кровинки был предан большому делу – строительству нового мира, новой жизни.
Почему Корчагин избирает именно этот путь? Автор романа дает нам ответ на этот вопрос. Сама жизнь привела Павку Корчагина к борьбе с существующим строем: тяжелое детство, постоянное ощущение бесправности, униженности. Такая жизненная ситуация обычно либо давила все личностное в человеке, либо порождала в душе протест против существующих жизненных условий. И Корчагин, будучи натурой цельной, не умеющей приспосабливаться, идти на компромиссы, решительно протестует. Сначала это стихийный протест – подсыпал махорку в тесто попу, украл «манлихер» (винтовку) у немецкого лейтенанта и другие незначительные проделки. Постепенно этот протест озаряется светом большой идеи. А все началось с сознательного поступка – нападение на петлюровца, конвоирующего Жухрая. Все дальнейшее – служба в кавалерийской бригаде Котовского и в Первой Конной, работа в ЧК (Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией) и в Главных железнодорожных мастерских, строительство узкоколейки, вступление в ряды партии, служба на границе, участие в работе съезда – это все этапы формирования Корчагина как личности, избравшего свой путь раз и навсегда. И до конца своих дней он не изменил себе, даже будучи смертельно болен. «Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой», - эти слова помогли ему бороться с болезнью и даже самой смертью.
Стоит подчеркнуть, что строптивость и непокорность в Павке Корчагине воспитаны не только враждебной жизненной средой, но и книгами, которые он страстно любил читать, отдавая предпочтение книгам о героических личностях. Овод, Гарибальди – это те литературные герои, которые оказали огромное влияние на взгляды Корчагина.
Максимализм, исключительность поведения, воля проявляется у Павки и в бытовых, жизненных обстоятельствах. Однажды твердо заявив, что не прикоснется больше к папиросе, смяв и выбросив пачку на глазах недоверчиво смотревшего на него комсомольского состава, Корчагин сдержал свое слово: раз и навсегда расставшись с вредной привычкой.
В любви максимализм Корчагина проявился в отношении к Рите Устинович. Тяжело пережив разрыв со своей первой любовью – Тоней Тумановой, Павел намеренно избегает общения с женщинами, считая, что настоящий революционер не должен делить себя между женщиной и главным делом своей жизни. Он решительно и властно преграждает путь в свою судьбу Рите, девушке, которая была к нему неравнодушна. Такой аскетизм Корчагина делает несчастным и Риту, и самого героя.
Были у него и минуты отчаяния, потерь, поражения… Но даже оказываясь в сложных жизненных обстоятельствах, Корчагин находил в себе силы оставаться в боевом строю.
С нас многое спросится
Эпохой и вечностью.
Мы – первая просека
Всего человечества. /Е. Евтушенко/
Известно, что в Павле Корчагине нашли отражение наиболее существенные черты характера и судьбы самого Островского. В необычности жизненной и творческой судьбы автора романа, которую он воплотил в образе Корчагина, заключается феномен романа «Как закалялась сталь».
Девизом Николая Островского было выражение – жить и побеждать. Еще в ранней юности, читая книги, он восхищался такой героической личностью как Гарибальди: «Вот человек был Гарибальди! Вот герой! Сколько приходилось биться с врагами, а всегда его верх был…» Одерживать верх над врагом, обстоятельствами, недугом – жизненное кредо Николая Островского. Ослепший, парализованный, разбитый болезнью человек, физически сломленный, он не был сломлен духовно. Понимая, что практически уже ничего не может, Островский находит себе занятие, которое требует умственного напряжения, не физического. Он решает написать книгу о пережитом им самим и такими же как он. «У меня есть план, имеющий целью наполнить жизнь содержанием, необходимым для оправдания самой жизни…», - пишет он своему другу.
Каждый, прочитавший роман «Как закалялась сталь», вынесет для себя урок – жизнь должна быть наполнена смыслом, иметь цель. В этом воспитательная сторона произведения. Но и познавательная сторона романа весьма полезна. Роман «Как закалялась сталь» - это своеобразный подлинный документ времени. Как было, как жили, боролись, дружили, мечтали, любили молодые люди в грозные 20-30-е годы XX века, что они думали о счастье, славе, преданности. Особо стоит подчеркнуть, что многое в жизни героев этого замечательного романа положило начало добрым обычаям, стало традицией и примером для новых поколений. На этой книге выросло поколение, которое смогло защитить Отечество в суровые годы Великой Отечественной войны. В 40-50-е годы патриотизм советских людей зашкаливал. И в этом немалая заслуга романа Николая Островского «Как закалялась сталь». К сожалению, патриотизм современных молодых людей оставляет желать лучшего. Именно поэтому, Николай Островский со своим Павкой Корчагиным не является нравственным примером. А жаль. Ведь героический характер Корчагина – живое олицетворение тех черт человека, которые составляют моральный кодекс гражданина, патриота своей Родины.
Присутствующие здесь старшеклассники знакомы с романом Николая Островского «Как закалялась сталь». Хотелось бы услышать ваше мнение о романе, ваше отношение к Корчагину.
«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества».
Красивые, пафосные слова! Красивых слов человечество придумало очень много. И часто это просто слова, а не руководство к действию. «…освобождение человечества» от чего? От чего нужно спасать человечество так это от нравственной катастрофы: подлости, разврата, меркантильности, алкоголя, наркомании, различного рода заболеваний.
Читайте также: