Как закалялась сталь по немецки

Обновлено: 17.05.2024

Поразительное, между прочим, явление: первоисточник давно позабыт-позаброшен, а в культуре продолжает жить не только бренд в виде названия книги, не только выдернутая из контекста формула "жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно. ", но и мифологический образ ее главного героя. Павка Корчагин - по-прежнему имя нарицательное, и что из себя этот персонаж представляет, нет особой необходимости кому-то объяснять.

Тот факт, что художественные достоинства "Как закалялась сталь" минимальны и в этом смысле она вряд ли может конкурировать с другими "нечитаемыми" книгами вроде "Улисса" или "В поисках утраченного времени", для меня откровением на стал. Собственно, "Как закалялась сталь" даже в 30-50-е годы никто так уж прямо выдающимся литературным шедевром не объявлял, даже по самым официозным понятиям "великими" писателями были Фадеев, Шолохов, но уж никак не Николай Островский. Почему несмотря на это его произведение все же оказалось хрестоматийным - тоже понятно. Навязывалось оно не столько в качестве литературного, сколько в качестве жизненного, поведенческого образца. И не образца даже, а идеала. И в этом плане, а также в некоторых других, "Как закалялась сталь" - сочинение, характерное для литературы своего времени (определенной, разумеется, направленности). Характерное до нормативности - малохудожественность его связано в первую очередь именно с тем, что автор стремится к полному соответствию идеалов литературы такого рода, и в то же время не имеет возможности прибегать к откровенной фальсификации фактов (это очень любопытная черточка "благонамеренных" сочинений конца 1920-х-начала 1930-х: их читали те, у которых события революции и гражданской войны были еще на памяти, откровенно врать, пока большинство свидетелей не были уничтожены в конце 30-х-начале 40-х, оказывалось еще затруднительно, что, кстати, заодно объясняет, почему даже самые лояльные и верноподданнические по меркам этой интереснейшей эпохи книжки впоследствии советской властью по большей части не приветствовались и не переиздавались) - в результате вынужден прибегать либо к умолчаниям, либо к странноватым по сегодняшним понятиям, да и по понятиям 60-70-х годов уже, объяснениям изображенных событий и поступков персонажей.

Почти вся первая часть "Как закалялась сталь" посвящена, говоря языком советских учебников по истории, "предпосылкам, причинам и ходу установления советской власти на Украине". И все вроде бы в соответствии с официальной версией: немцы и гетманщина, петлюровцы-бандиты с еврейскими погромами, пролетариат, понимающий силу большевиков и идущий за ними. Но и Павка Корчагин, и его окружение в этой первой части - еще не сусальный персонаж советской героической мифологии. Его "революционная деятельность" начинается с того, что поп Василий наказал Корчагина и выгнал из школы, заподозрив, что Павка насыпал ему махорки в тесто - однако Корчагин действительно это сделал (я готов спорить, что в аналогичном сюжете 50-х годов персонаж пострадал бы безвинно, как и о том, что не могло быть уже в книге, написанной хотя бы десять лет спустя, такого количества "положительных" товарищей-евреев и в особенности евреек, а у Островского их полно). Затем Павку "обидели" в посудомойне при станционном буфете - но обидели, опять-таки, за то, что он в и самом деле уснул на работе, а по его вине на станции случился большой потоп. Далее, когда большевики раздают в Шепетовке оружие всем желающим, а Корчагин к раздаче опаздывает, он отнимает винтовку на дороге у встречного мальчишки - не буржуя, не классового врага, а самого обычного мальчика, который оказался слабее и стал жертвой грабителя Корчагина. Наконец, он крадет револьвер немецкого офицера, определенного на постой к соседям Лещинским - у врага, у классового, но все же крадет, в одиночку, причем без особой причины, просто потому, что ему оружие приглянулось. И это все происходит еще до того, как герой становится "сознательным" и узнает о "классовой борьбе".

А уж после этого у Островского, все как в средневековых куртуазных романах, с которыми, кстати, если озадачиться, в "Как закалялась сталь" можно проследить жанровые, тематические, сюжетные, характерологические, стилистические и т.д. по всем уровням организации текста аналогии. А еще, совсем как в классицистских комедиях, малоприятных персонажей или ненадежных, с "двойным дном" людей Островский награждает характерными фамилиями: Чужанин, Развалихин, Туфта, Дубава. Но это частности, а самое существенное - то, что достоинство героя у Островского определяется исключительно происхождением и верности этому происхождению, как средневековый рыцарь должен быть верен чести рода, с той разницей по сравнению со средневековыми понятиями, что теперь "благородным" считается происхождение пролетарское. Эта пролеткультовская позиция проводится в книге максимально жестко. Первой любовью Корчагина становится Тоня Туманова - милая, в сущности, девушка, дочка лесничего, то есть не буржуйка, а вполне прогрессивная интеллигентка - но прогрессивная лишь для своего "класса", и потому Павки недостойная, впоследствии он встречает ее еще раз, когда героически прокладывает с другими комсомольцами узкоколейку для подвозки дров городу и для этого снимает с поезда пассажиров, в числе которых оказывается Тоня с ее мужем, тоже интеллигентом, и они не желают добровольно разделить трудовой энтузиазм - тогда Корчагин им угрожает. Вообще это характерный для Островского прием, когда Павка спустя какое-то время снова сталкивается с явными или скрытыми "классовыми врагами" из своего детства, чтобы лишний раз убедиться: сколько волка ни корми. Поп Василий с дочерьми оказывается одним из организаторов польского мятежа в городке. Нелли Лещинская, дочь соседа-адвоката, в дип-вагон которой Корчагин приходит налаживать электроосвещение - надменная кокаинистка и т.д.

Неудивительно, что при таком остром классовом чутье Корчагин теряет не только "буржуйку" Тоню, но и надежного товарища Риту Устинович. Вообще по общечеловеческим меркам Корчагин - типичный неудачник: несмотря на колоссальные усилия, он ничего не добился для себя, не нажил имущества, не обзавелся семьей, потерял здоровье. В тот-то и пафос произведения - в новой концепции счастья: требуется подать его судьбу не как провал, а как триумф. И это тоже очень характерный мотив для литературы 20-30-х годов: мотив жертвы индивида ради коллектива, страданий сегодня ради счастья завтра, действительности ради идеи - "чтоб земля суровая кровью истекла, чтобы юность новая из костей взошла". Только если у действительно крупных писателей, в по-настоящему значительных сочинениях - я даже не беру Бабеля или Пильняка, но хотя бы в "Разгроме" Фадеева - эта жертва при всем ее героическом контексте так или иначе воспринимается как трагедия, как повод для рефлексии, то у Островского она подается схематично. "Как закалялась сталь" - не роман, а схема романа, с "эпическими" зачинами типа: "Острая беспощадная борьба классов захватывала Украину". С "новой семьей" партийно-комсомольских работников вместо родных и возлюбленных ("потерял ощущение отдельной личности" - так характеризуется пик "нравственного" развития героя). С необходимостью убивать того, кто враг, а врагом считать того, что иного происхождения. С готовностью и самому умереть ради дела (в этом состоит "новое рождение", и, казалось бы, тут кондовый соцреализм смыкается с мифопоэтикой писателей-"стихийников", как и в сравнении революции с метелью, с бураном).

Вторая часть, правда, практически нечитабельна, поскольку в ней уже почти ничего нет ни человеческого, ни художественного. Островский пишет языком, какой и в советских изданиях (у меня под рукой книга, выпущенная до моего рождения, в 1977) приходилось комментировать в подстрочниках, и узнаваемые в 20-30-е годы сложносокращения и сленговые производные от этих сокращений - наштаокер, губсовпартшкола, комса. - засоряет его страшно. Но и дает ощущение времени - не исторического, а литературного. Этот язык с конца 1910-х годов осваивали все, одни - для героических эпопей, другие - для сатир и пародий ("И я ходил, ходил в петрокомпроды, хвостился долго и крыльца в райком. " - писала Гиппиус в 1919-м еще в Петрограде; "когда ребенок четвертый год лепечет те же невнятные, невразумительные слова вроде "совнархоз", "уеземельком", "совбур" и "реввоенсовет", так это уже не умилительный, ласкающий глаз младенец, а простите меня, довольно порядочный детина, впавший в тихий идиотизм" - издевался Аверченко в "Дюжине ножей в спину революции" уже за границей), а самые тонкие и одаренные пытались распробовать этот странный язык на вкус, услышать эти жутковатые словечки в вое революционной метели или разложить на элементарные частицы смысла, соединить лингвистической новодел с архаикой, как, например, Пильняк (все эти пильняковские "глав-бум!" или "кому - таторы, а кому - ляторы"), чью поэтику, кстати, остроумно и точно спародировал Дмитрий Быков в "Орфографии" ("И по угрешной взбеси, топытами чамкая, гружно ковылит товарищ Гурфинкель"). Но в стиле Островского совсем нет поэзии, настолько, что трудно вообще говорить о стиле - роман, в особенности вторая часть, с бесконечной борьбой на трудовом и идеологическом фронте (описываются партсобрания, где громят сначала "рабочую оппозицию" троцкистов, потом троцкистско-каменевскую "новую оппозицию" - любопытно, что в издании 1977 года ни разу не упоминается Сталин, зато мельком - репрессированный вскоре выхода первого издания романа Якир) написан скорее уж языком советской публицистики, чем художественной прозы какой-бы то ни было идеологической состоятельности. Беллетристика, пользующаяся языком сильно идеологизированной публицистики, при чтении действительно дает эффект одновременно и отпугивающий, и по-своему забавный. Но в любом случае в сравнении с Николаем Островский и Шолохов, и Фадеев - писатели если уж не великие, какими их объявляли, то, по крайней мере, настоящие.

Тем любопытнее, что на уровне отдельных микро-тем и лейтмотивов "Как закалялась сталь" все-таки может таить некоторые сюрпризы. Например, можно проследить в книге "итальянскую тему". Во второй части постоянно упоминается, что Павка много и жадно читает, но кроме классики марксизма-ленинизма, за исключением "Капитала", кстати, тоже совершенно абстрактной, в качестве конкретного названия фигурирует только "Мятеж" Фурманова, в эпизоде, где уже больной Корчагин, находясь на лечении в Евпатории, знакомится с женщиной, которая станет для него в дальнейшем партийным товарищем - Дорой Родкиной, хотя обстоятельства знакомства, казалось бы, намекают на возможность некоего романтического контекста, но комсомольский идеал - монашеско-аскетический (т.е. опять же "средневековый"), и даже когда Корчагин в конечном итоге женится на дочери подруги своей матери Тае Кацюм, это практически "непорочный марьяж": герой физически почти недееспособен (если и годен на что-то как мужчина, а не только как агитатор и организатор партийной работы - никаких прямых намеков на то в книге нет), Тая, в свою очередь, больше увлечена марксизмом и комсомольско-партийной работой, а поженились они для того, чтобы оторвать Таю от семьи, где ее заедал отец, старорежимный недобиток. Однако если вернуться к теме корчагинского чтения - обнаруживается, что подростком-рабочим он увлекался брошюрками, где печатались рассказы о похождениях Гарибальди, чуть позже его любимой книгой становится "Овод", посвященный, опять-таки, итальянским революционерам, уже "сознательным" молодым человеком Корчагин открывает для себя "Спартака" Джованьоли, причем в библиотеке переносит эту книгу на одну полку с сочинениями Горького. В свете этой "линии" становится понятным, почему, обещая матери, скучающей по сыну и жалующейся, что видит его только покалеченным, райскую жизнь после победы "мировой революции", Корчагин говорит ей: "Одна республика станет для всех людей, а вас, старушек и стариков, которые трудящие, - в Италию, страна такая теплая по-над морем стоит. Зимы там, маманя, никогда нет. Поселим вас во дворцах буржуйских, и будете свои старые косточки на солнышке греть. А мы буржуя кончать в Америку поедем".

В этом малопримечательном, попросту дурацком пассаже, однако, озвучиваются две темы, которые сегодня придают интересу к роману Островского практическую актуальность. Первая - агрессивные "интернационалистические" советские планы, с одной стороны, во многом совпадающие с православно-имперскими, а с другой, совершенно не опирающиеся на так называемый "патриотизм", поскольку Островский, надо отдать должное, в своей идеологической упертости очень последователен и его "патриотизм" направлен исключительно на идею, на строй и на класс, но не на страну, не на государство, не на народ (украинцы, евреи, латыши и поляки у него сражаются против украинцев, евреев, латышей и поляков, линия фронта проходит между классами, а не между странами и народами; очень характерны в этом свете эпизоды на советско-польской границе). Что, впрочем, совсем не делает якобы "новую" Россию безвредной для остального мира, наоборот, лишний раз напоминает, что "мирный" Советский Союз на самом деле и был главным поджигателем Второй мировой войны. В книге, выпущенной еще до того, как в Германии пришли к власти национал-социалисты, как и в сотнях других советских романах, поэмах, не говоря уже о публицистике того времени, и не конца 1910-начала 1920х, когда перспектива "экспорта революции" казалась возможной многим и, вероятно, в самом деле была отчасти вероятной, а уже в начале 1930-х, когда официальная доктрина СССР провозглашала "миролюбие", прямо и недвусмысленно то и дело напоминается, что при первом удобном случае русские пойдут войной на цивилизованный мир. Взять для примера еще один эпизод - в вагоне у Нелли Лещинской, которой Корчагин, угрожая, говорит, "пока" у нас мир, раз уж "буржуи дипломатию придумали" - но, мол, берегись. И другая - касаемо категории возраста у Островского. В еще одном пассаже он называет 50-летнего персонажа Леденева "стариком". Мать Корчагина вряд ли старше 50-ти - но и она "старушка" у него. Да и сам Павка в свои двадцать с небольшим, а в самом финале романа - в неполные тридцать - физически отработанный материал, живущий одной идеей. Снова средневековый по сути "идеал" победы "духа" над "телом".

На самом деле подобный культ молодости и моральной силы, придающей слабому несовершенному человеческому телу и физическую силу тоже, характерен для любых тоталитарных идеологий независимо от их политической окраски. Понятно, почему "Как закалялась сталь" до сих пор популярна в Китае. Ее бы и в российский "пантеон" сегодня вернули бы - но Островский в чем-то все-таки молодец, именно идеологическая ограниченность, приводящая к схематизации сюжета и характеров, лишает книгу не только свойственного любой более или менее художественной литературы объема, но и возможности прочитывать ее иначе, чем современники и сам автор - что без особого труда в наши дни удается проделывать и с "Тихим Доном", и даже с, казалось бы, пронизанной любовью к партии "Молодой гвардией". Так, скажем, расхожая формула "жизнь дается человеку и один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы" неплохо (несмотря на стилистическую ущербность) звучит и может использоваться, в сущности, в достаточно универсальном контексте, хотя бы и сегодняшними радетелями за православную духовность. Но в первоисточнике-то все конкретизировано: ". чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-нибудь трагическая случайность могут прервать ее".

Но все равно "Как закалялась сталь" не стала и не станет моей "настольной" книгой чисто формально - это почетное место прочно занимает "Гидроцентраль" Мариетты Шагинян.

как закалялась сталь

(заглавие романа Н. Островского - 1935 г.) Wie der Stahl gehärtet wurde (Titel eines Romans von N. Ostrowski) . Nikolai Ostrowski, mit 15 Jahren Teilnehmer am Bürgerkrieg und am sozialistischen Aufbau der 20er Jahre, infolge einer Verwundung an der Front seit 1927 teilweise gelähmt und seit 1928 erblindet, fand in sich die Kraft, durch angestrengtes Selbst- und Fernstudium Schriftsteller zu werden. In seinem z.T. autobiographischen Roman schildert er den Lebensweg eines Mitglieds der kommunistischen Jugendorganisation der 20er Jahre und zeigt, wie die sittliche Kraft und der Wille seines Helden wuchs und erstarkte. Das Zitat wurde verwendet, um den Werdegang, die Herausbildung einer Persönlichkeit in Sowjetrussland bildlich zu charakterisieren. S. dazu auch Корча́гин.

3 Корчагин

(герой романа Н. Островского "Как закалялась сталь" - 1935 г.) Pawel Kortschagin, Hauptgestalt des Romans "Wie der Stahl gehärtet wurde" von N. Ostrowski, Typ eines Komsomolzen der 20er Jahre, eines leidenschaftlichen und unbeugsamen jungen Kämpfers für den Sozialismus in der Sowjetunion. Näheres s. Как закалялась сталь.

См. также в других словарях:

Как закалялась сталь — У этого термина существуют и другие значения, см. Как закалялась сталь (значения). Как закалялась сталь Жанр: роман Автор: Николай Островский Язык оригинала: русский Год написания … Википедия

Как закалялась сталь (фильм — Как закалялась сталь (фильм, 1942) У этого термина существуют и другие значения, см. Как закалялась сталь. Как закалялась сталь Режиссёр Марк Донской В главных ролях В. Перист Петренко Д. Сагал И. Федотова В. Бубнов … Википедия

Как закалялась сталь (фильм) — Как закалялась сталь: «Как закалялась сталь» роман Николая Алексеевича Островского «Как закалялась сталь» фильм по одноимённому роману, СССР, 1942 «Как закалялась сталь» фильм по одноимённому роману, СССР, 1975 «Как закалялась сталь» фильм по… … Википедия

Как закалялась сталь (значения) — «Как закалялась сталь» роман Николая Алексеевича Островского. Экранизации романа: «Как закалялась сталь» советский фильм 1942 года, СССР. «Павел Корчагин» советский фильм 1956 года, СССР. «Как закалялась сталь» советский фильм 1975 года. «Как… … Википедия

КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ (1942) — «КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ», СССР, АШХАБАДСКАЯ киностудия/КИЕВСКАЯ киностудия, 1942, ч/б, 92 мин. Историческая драма. По одноименному роману Н.Островского. Время и место действия железнодорожный поселок Шепетовка на Украине, годы гражданской войны. В… … Энциклопедия кино

КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ (1975) — «КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ», СССР, киностудия ИМ. А.ДОВЖЕНКО, 1975, цв., 202 мин. Историко революционный фильм. По одноименному роману Н.Островского. Кинопрокатная версия телесериала.Первая роль в кино Владимира Конкина (Павел Корчагин). В ролях:… … Энциклопедия кино

Как закалялась сталь (роман) — У этого термина существуют и другие значения, см. Как закалялась сталь. Как закалялась сталь Жанр: роман Автор: Николай Островский Язык оригинала: русский Год написания … Википедия

Как закалялась сталь (фильм, 1942) — У этого термина существуют и другие значения, см. Как закалялась сталь (значения). Как закалялась сталь Режиссёр Марк Донской В главных ролях В. Перист Петренко Д. Сагал И. Федотова В. Бубнов Композитор … Википедия

Так закалялась сталь — Студийный … Википедия

Так закалялась сталь (альбом) — Так Закалялась Сталь Альбом Гражданская оборона Записан … Википедия

ЛитЛайф

В то время, когда Артем, хмуря свои густые брови, читал письмо брата, Павел в больнице прощался с Бажановой. Подавая ему руку, она спросила:

– В Крым уезжаете завтра? Где же вы проведете сегодняшний день?

– Сейчас придет товарищ Родкина. Сегодняшний день и ночь я проведу в ее семье, а утром она меня проводит на вокзал.

Бажанова знала Дору, часто приезжавшую к Павлу.

– Помните, товарищ Корчагин, наш разговор о том, что вы перед отъездом встретитесь с моим отцом? Я ему подробно рассказывала о вашем здоровье. Мне хочется, чтобы он вас посмотрел. Это можно сделать сегодня вечером.

Корчагин немедленно согласился.

В тот же вечер Ирина Васильевна вводила Павла в просторный кабинет своего отца.

Знаменитый хирург в присутствии дочери внимательно осмотрел Корчагина. Ирина привезла из клиники рентгеновские снимки и все анализы. Павел не мог не заметить внезапную бледность на лице Ирины Васильевны после одной пространной реплики отца, произнесенной по-латыни. Корчагин смотрел на большую лысую голову профессора, пытался что-нибудь прочесть в его пронзительных глазах, но Бажанов был непроницаем.

Когда Павел оделся, Бажанов вежливо простился с ним; он уезжал на какое-то заседание и поручил дочери рассказать свое заключение.

В комнате Ирины Васильевны, обставленной с изысканным вкусом, Корчагин прилег на диван, ожидая, когда Бажанова заговорит. Но она не знала, как начать, что сказать; ей было очень трудно. Отец заявил ей, что медицина не имеет пока средств, могущих приостановить губительную работу идущего в организме Корчагина воспалительного процесса. Он высказывался против хирургических вмешательств. «Этого молодого человека ожидает трагедия неподвижности, и мы бессильны ее предотвратить».

Как врач и друг, она не нашла возможным сказать все и в осторожных выражениях передала Корчагину лишь маленькую часть правды.

– Я уверена, товарищ Корчагин, что евпаторийские грязи создадут перелом и вы сможете осенью вернуться к работе.

Говоря это, она забыла, что за ней все время наблюдают два острых глаза.

– Из ваших слов, вернее, из всего того, что вы не договариваете, я вижу всю серьезность положения. Помните, я просил вас всегда говорить со мной откровенно. От меня ничего не надо скрьшать, я не упаду в обморок и не зарежусь. Но я очень хочу знать, что меня ожидает впереди, – произнес Павел.

Бажанова отделалась шуткой.

В этот вечер Павел так и не узнал правды о своем завтрашнем дне. Когда они прощались, Бажанова тихо сказала:

– Не забывайте о моей дружбе к вам, товарищ Корчагин. В вашей жизни возможны всякие положения. Если вам понадобится моя помощь или совет, пишите мне. Я сделаю все, что будет в моих силах.

Она смотрела из окна, как высокая фигура в кожанке, тяжело опираясь на палку, двигалась от подъезда к извозчичьей пролетке.

Опять Евпатория. Южный зной. Крикливые загорелые люди в вышитых золотом тюбетейках. Автомобиль в десять минут доставляет пассажиров к двухэтажному, из серого известняка, зданию санатория «Майнак».

Дежурный врач разводит приехавших по комнатам.

– Вы по какой путевке, товарищ? – спросил он Корчагина, останавливаясь против комнаты под № 11.

– Тогда мы вас поместим здесь вместе с товарищем Эбнером. Он немец и просил дать ему соседа русского, – объяснил врач и постучал.

Из комнаты послышался ответ на ломаном русском языке:

В комнате Корчагин поставил свой чемодан и обернулся к лежащему на кровати светловолосому мужчине с красивыми живыми голубыми глазами. Немец встретил его добродушной улыбкой.

– Гут морген, геноссен. Я хотел сказать, ждравствуй, – поправился он и протянул Павлу бледную, с длинными пальцами руку.

Через несколько минут Павел сидел у его кровати, и между ними происходил оживленный разговор на том «международном» языке, где слова играют подсобную роль, а неразобранную фразу дополняют догадка, жестикуляции, мимика – вообще все средства неписаного эсперанто.[23] Павел знал уже, что Эбнер – немецкий рабочий.

В гамбургском восстании 1923 года Эбнер получил пулю в бедро, и вот сейчас старая рана открылась и свалила его в постель. Несмотря на страдания, он держался бодро и этим сразу снискал уважение Павла.

Лучшего соседа Корчагин и не мечтал иметь. Этот не будет рассказывать о своих болезнях с утра до вечера и ныть.

Наоборот, с ним забудешь и свои невзгоды.

«Жаль только, что я по-немецки ни в зуб ногой», – подумал он.

В уголке сада несколько качалок, стол из бамбука, две коляски. Здесь после лечебных процедур проводили весь день пятеро, прозванных больными «Исполком Коминтерна».

В коляске полулежал Эбнер, в другой – Корчагин, которому запретили ходить, остальные трое были: тяжеловесный эстонец Вайман – работник Наркомюрга Крымской республики, Марта Лауринь – латышка, кареглазая молодая женщина, похожая на восемнадцатилетнюю девушку, и Леденев – высокий богатырь с седыми висками, сибиряк. Действительно, здесь были пять национальностей: немец, эстонец, латышка, русский и украинец. Марта и Вайман владели немецким языком, и Эбнер пользовался ими как переводчиками. Павла и Эбнера сдружила общая комната. Марту и Ваймана сблизило с Эбнером знание языка, а Леденева с Корчагиным – шахматы.

До приезда Иннокентия Павловича Леденева Корчагин был шахматным «чемпионом» в санатории. Он отнял это звание у Ваймана после упорной борьбы за первенство. Вайман был побежден, и это вывело флегматичного эстонца из равновесия. Он долго не мог простить Корчагину своего поражения. Но вскоре в санатории появился высокий старик, необычайно молодо выглядевший в свои пятьдесят лет, и предложил Корчагину сыграть партию. Корчагин, не подозревая об опасности, спокойно начал ферзевый гамбит, на который Леденев ответил дебютом центральных пешек. Как «чемпион», Павел должен был играть с каждым вновь приезжающим шахматистом. Смотреть эти партии постоянно собиралось много народу. Уже с девятого хода Корчагин увидел, как его сдавливают мерно наступающие пешки Леденева. Корчагин понял, что перед ним опасный противник: напрасно Павел отнесся к этой игре так неосторожно.

После трехчасового сражения, несмотря на все усилия, на все напряжение, Павел принужден был сдаться. Он увидел свой проигрыш раньше, чем кто-либо из окружающих.

Посмотрел на своего партнера. Леденев улыбнулся отечески добро. Ясно, что он тоже видел его поражение. Эстонец, с волнением и нескрываемым желанием поражения Корчагина, еще ничего не замечал.

– Я всегда держусь до последней пешки, – сказал Павел. И Леденев одобрительно кивнул головой в ответ на эту одному ему понятную фразу.

Корчагин сыграл с Иннокентием Павловичем десять партий в течение пяти дней, из них проиграл семь, выиграл две и одну вничью.

– Ай спасибо, товарищ Леденев! Как вы ему нахлопали! Так ему и надо! Нас, старых шахматистов, всех обставил, но и сам на старике сорвался. Ха-ха-ха.

– Что, неприятно проигрывать? – допекал он своего побежденного победителя.

Корчагин потерял звание «чемпиона», но вместо этой игрушечной чести нашел в Иннокентии Павловиче человека, ставшего ему впоследствии дорогим и близким. Поражение Корчагина на шахматном поле было не случайное. Он уловил лишь поверхностную стратегию шахматной игры, шахматист проиграл мастеру, знающему все тайны игры.

У Корчагина и Леденева была одна общая дата: Корчагин родился в тот год, когда Леденев вступил в партию. Оба были типичные представители молодой и старой гвардии большевиков. У одного – большой жизненный и политический опыт, годы подполья, царских тюрем, потом – большой государственной работы; у другого – пламенная юность и всего лишь восемь лет борьбы, могущих сжечь не одну жизнь. И оба они – старый и молодой – имели горячие сердца и разбитое здоровье.

Как по правде закалялась сталь для легендарного бестселлера Николая Островского

Кадр из фильма «Павел Корчагин» / Источник:

85 лет назад в апрельском номере журнала «Молодая гвардия» началась публикация романа обездвиженного и слепого писателя

«Экспресс газета» в Google Новостях

Даже те, кто не читал книгу, на которой выросло не одно поколение советских людей, знают эти слова: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…».

Рожденный революцией?

Кадр из фильма «Как закалялась сталь» 1973 г. с В. Конкиным в главной роли.

Кадр из фильма «Как закалялась сталь» 1973 г. с В. Конкиным в главной роли

Итак, в 1917 году Островскому было 13 лет. Несмотря на столь юный возраст, он стал революционером-подпольщиком, в 1919 году вступил в комсомол и пошел на фронт. Служил в дивизии Котовского, о чем позже написал свою первую книгу – «Повесть о “котовцах”», которая была утеряна. Воевал и в армии Буденного.

Официальная биография сообщала, что Островский происходил из самых низов, был вынужден тяжело работать с 12 лет, этим и объясняется его революционный фанатизм. Однако документально не подтверждается ни его низкое происхождение, ни участие в Гражданской войне. Его отцом был кадровый военный, унтер-офицер, который выгодно женился, держал питейные заведения, но разорился с введением сухого закона во время Первой мировой. Детям пришлось работать.

Да и книжку о котовцах, якобы утерянную, Островский, скорее всего, никогда и не писал. В его переписке конца 1920-х говорится о решении начать «Как закалялась сталь» как о первом опыте писательства, попытке остаться в строю и даже в болезни приносить пользу обществу.

В биографии автора много нестыковок. Реальная судьба Островского переплелась в умах с биографией героя романа Павки Корчагина так, что разделить их сложно. Трудно понять, как можно за короткий период столько повоевать, поработать, поучиться, прочесть книг.

Островский был секретарем комсомольских организаций, строил узкоколейку под Киевом, неистово и безжалостно боролся с врагами революции – выводя на чистую воду бывших буржуев, приспособившихся к советской власти, «вычисляя» их даже среди соседей по коммуналкам. И все это на фоне начавшейся с 16 лет тяжелой болезни.

У Николая болели суставы, порою так, что одна нога не сгибалась вообще. В 1920 году на фронте он был тяжело ранен в голову и живот, после чего начало резко падать зрение. Есть версия, что Островский пытался застрелиться, когда узнал о том, что его болезнь неизлечима, но остался жив.

Болезнь усугубилась перенесенным в 1922 году тифом. В 1924 году друзья добились, что Наркомздрав направил молодого коммуниста на лечение в центральные институты, в Харьков, а затем и в Москву, однако врачи долго не могли поставить диагноз. А болезнь всё прогрессировала.

Николай-Алексеевич-Островский

Николай Алексеевич Островский

Справка: Считалось, что Островский умер от рассеянного склероза. По мнению современных врачей, это было тяжелое генетическое заболевание – болезнь Бехтерева, вызывающая постепенное окостенение суставов, сопровождавшееся страшными болями и отказом внутренних органов. Недугу чаще подвержены мужчины 20-40 лет.

Женщины Островского

В.В. Махотин «Н. Островский с женой Р.П. Островской»

В.В. Махотин «Н. Островский с женой Р.П. Островской»

Островский, красивый молодой человек, хороший рассказчик, несмотря на болезнь, не был аскетом и, надо сказать, вызывал интерес у женщин. Первой любовью Островского была Люся Беренфус, дочь главврача санатория. Эти романтические отношения подтверждены их откровенной перепиской. Юношеские чувства ни во что не вылились якобы по той причине, что они происходили из разных слоев общества. Следующей любовью Николая была буфетчица Тося Городецкая, но Николай решил, что они не пара. В 1926 году он влюбился в Марту Пури, сотрудницу газеты «Правда». Она не ответила ему взаимностью, зато посоветовала стать писателем. Незадолго до того, как превратиться уже окончательно в лежачего больного, Островский в Новороссийске знакомится с Раисой Порфирьевной Мацюк, своей будущей женой. В романе она выведена как Тая Кюцам – фамилия- перевёртыш. После смерти Островского Раиса Порфирьевна возглавила московский музей, посвященный супругу, и … вышла замуж за его старшего брата Дмитрия.

Гвозди б делать из этих людей

С 23 лет Островский – лежачий больной, который практически обездвижен. Пока глаза хоть что-то видели – он читал. И начал писать. Годы бурной революционной молодости просились на бумагу. А что еще делать человеку бушующей энергии, жажды действий, который прикован к постели? Когда Николай приступил к роману «Как закалялась сталь», правый глаз, по его собственным словам, не видел на 98%, а левый – на 85. Руки пока работали, но писал Островский с трудом. Он изобрел приспособление, названное «транспарант»: в верхней крышке картонной папки были сделаны прорези-линейки, которые направляли руку. Правда, буквы наезжали друг на друга, и расшифровывать написанное родным и близким было крайне сложно. Островский же гордился тем, что записывает книгу сам.


Писатель А. Серафимович у постели Н. Островского

Первую часть рукописи романа «Как закалялась сталь» отправили в редакцию «Молодой гвардии», откуда пришел отказ на публикацию. Друзья настояли на второй попытке, и писатель М. Колосов и главный редактор журнала А. Караваева взялись за редактуру книги и ее издание. Есть версия, что они-то и написали роман. В действительности, в рукописях присутствуют почерки 19 разных людей. Среди них, к примеру, – маститый советский писатель А. Серафимович, автор «Железного потока». Никто и не отрицал, что, когда у Островского отказали руки, за ним записывали добровольные помощники. Так что не стоит сомневаться в его авторстве.

Главный герой книги Островского – Павка Корчагин – «человек из железобетона» – отличается слепой ненавистью ко всему, что не соответствует линии коммунистической партии. В начале 1930-х многим людям это было близко. Роман приобрел бешеную популярность, и не только в СССР, но и во всем мире. Власть также признала талант Островского, наградила его орденом, выделила квартиру на улице Горького в Москве (ныне Тверская, 14), машину, дом в Сочи. Там писатель закончил вторую часть романа, отвечал на сотни писем читателей, начал работать над новой книгой - «Рожденные бурей».

Он умер в Москве в 1936 году в возрасте 32 лет. Вся его жизнь – фанатичная борьба за коммунистическую идею и противостояние страшной болезни. И уж точно ему не было стыдно за бесцельно прожитые годы. Сегодня в московском музее его имени «Преодоление» ведется большая работа по адаптации инвалидов – ведь Островский – невероятно жизнеутверждающий пример победы над болезнью, борьбы за полноценную жизнь, невзирая ни на что.


Издания романа на разных языках

Как на самом деле закаляли сталь Николая Островского


Девяносто лет назад была закончена самая, пожалуй, крупная и влиятельная книга соцреализма "Как закалялась сталь". После написания она прошла через великую вереницу правок, цензурных и идеологических напластований. От первоначального текста мало что осталось. Мы предлагаем читателю вернуться к изначальной версии повести. Но даем не сам текст, а лишь запись основных линий сюжета, т.е. план книги, какой ее увидел перед собой автор, впервые поставивший в ней финальную точку.

Город Шепетовка. Павка Корчагин работает подручным кочегара, когда прибежали сказать, что в Питере "скинули царя". Старый кочегар замечает про себя: "Теперь такая свобода настанет, что надо ружье достать".

Вечером Павка по пути с работы видит: уходят русские солдаты, на них без боя наступают немцы. Один солдат бросает в канаву ружье и шинель, напяливает на себя ватник, который тащил в руке, и бежит в поле. Павка поднимает ружье и огородами идет домой.

Дома видит, что вернулся старший брат Артем. "Ты же на фронте". – "Фронт теперь везде, братишка". Вечером Павка засовывает ружье в завалинку под окном.

В город входят немцы. Объявляют, что надо сдать оружие. Кто не сдаст, того расстреляют.

Павка пришел сдавать ружье. Больше никто не пришел. Его у него принимает седой солдат с усами, который неожиданно говорит по-русски: "Других с оружием не знаешь?" – "Знаю". Павка называет фамилии, седой солдат записывает.

Брат Артем устроился в ту же кочегарку. Кидая уголь в топку, говорит: "Времена теперь собачьи, надо организовать ячейку". – "Какую?" – "Там посмотрим, чья возьмет".

В городе стреляют. Павку с Артемом заставляют вести эшелон с немцами. Артем хочет устроить аварию. Старый кочегар свистит в свисток. К ним бегут немцы. Артем прыгает с паровоза, немцы по нему стреляют. Павка продолжает кидать уголь в топку.

Павка влюблен в девушку Тоню, дочь лесничего. Но она на него не смотрит, танцуя вечером в парке под звуки духового оркестра ветеранов японской войны. Вдруг раздаются выстрелы, топот лошадей. В город вошел Петлюра.

А в доме у Павки поселился беглый матрос Жухрай, друг Артема. Его ищут петлюровцы. Жухрай ест борщ и "подкатывает" к матери Павки. Он просит Павку пойти погулять. Когда тот возвращается, Жухрай рассказывает ему о единственной партии, которая стоит за рабочих и кочегаров.

На следующий день возвращается Артем, они обнимаются с Жухраем и садятся организовать ячейку. Врываются петлюровцы, вяжут Жухрая, а Артема убивают выстрелом из ружья. Двое бандитов заходят в комнату к матери Павки.

Артем чудом выживает, говорит, что в лесу у него отряд, надо туда пробиваться. С улицы раздаются крики, это бандиты куда-то тащат девушку Тоню. Артем приказывает Павке: "Сидеть!" И тот сидит. Крики смолкают.

К вечеру прибегает Лиза Сухонько, подруга Тони, спрашивает, не видели ли они, куда ее потащили. Ей указывают, и она уходит. Артем идет за ней. Павка ест борщ.

Горит депо. Его подожгли петлюровцы. Они отступают под ударами красных. Появляется Жухрай, говорит, что у него есть ячейка, в нее записалась спасшаяся Тоня. "Ты, Павка, тоже записывайся". Но Павка считает, что еще рано.

Уходящие бандиты забирают с собой старого кочегара и Артема, который попался, когда пошел с Лизой спасать Тоню. Оказывается, Тоня убежала и скрывается в заброшенной избушке лесника. Туда приходят Павка с Лизой. Павка признается в любви к Тоне, но тут на опушке начинается бой между красноармейцами и бандитами. Красноармейцы прогоняют бандитов и арестовывает Павку и двух девушек. Павка сообщает, что у него есть ячейка. Но его хотят расстрелять, он чудом спасается, оставив девушек красноармейцам.

Дома убежавший Артем сообщает матери и Павке, что он присоединяется к Красной армии. Мать не пускает Павку, но Артем заставляет его обещать, что он запишется в комсомол.

Павка уезжает в Казатин. Тем временем Жухрай командует эскадроном и получает награду из рук комдива. Когда они празднуют, приносят письмо от Павки, где тот пишет, что его ранили. Оказывается, он стал кавалеристом бригады имени Котовского, и они идут к Одессе, на соединение с эскадроном Жухрая. Все смеются, потому что бои идут под Херсоном.

Комдив отсчитывает Жухрая за жестокое ведение боя: он не берет пленных. Прибывший Павка согласен с Жухраем. Комдив спрашивает, не комсомолец ли он. Павка подтверждает, и комдив берет его себе в вестовые. Жухрая уводят под арест.

За годы службы в Красной армии Павка возмужал, а Жухрай записался в чекисты. Все трое встречаются в доме матери Павки и Артема. Последний стал троцкистом и зовет в свою партию брата, но Жухрай запрещает. Потом Жухрай уединяется с матерью братьев, а братья поют революционные песни в полголоса, чтобы не мешать.

Вы еще не устали? Это все написано в первой редакции романа "Как закалялась сталь", которую потом нещадно переделали. Но копия сохранилась у японского переводчика романа, театрального режиссёра Рёкити Сугимото , бежавшего из Японии в Советскую Россию, где его вскоре расстреляли как английского шпиона (поскольку норма на японских шпионов к его аресту была выполнена).

Во втором томе Павка уже работает чекистом. Восстание белогвардейцев заканчивается тем, что Павку бьют ломом по голове. Он попадает в госпиталь, где заболевает тифом. В горячке ему снится, что его посещает Тоня.

У Павки начинаются головные боли, его отправляют на лечение в Киев. По дороге он встречается со старым кочегаром, тот все еще водит паровозы. Они пьют самогон, кочегар показывает фотокарточку своей первой любви. На карточке Павка узнает свою мать. Чей отец этот усатый кочегар – его или Артема?

В Киеве, прямо в госпитале, Корчагина назначают телохранителем Риты Устинович, которая лежит в соседней палате и руководит оттуда партийной организацией Подольского района. Он влюбляется в боевую подругу, но та, не замечая его чувств, неожиданно сходится с Жухраем, который приезжает навестить Павку.

Чтобы освободится от любовного наваждения, Павка решает окунуться в партийную работу и устраивается в киевского отделение ОГПУ. На заседание тройки к ним поступает дело старого кочегара. Павка проводит допрос, но старик умирает раньше, чем признался, чей же он отец.

Снова тиф и горячка. И снова в бреду приходит Тоня. Тут же сообщают о смерти Ильича, и Павка обещает отомстить мировому капиталу за смерть вождя. Кричит: "Будем решать всех, всех, весь мир насилья, никого живым не отпустим!" Тоня принимает клятву Павки, стирая с его подбородка кровавую пену. Оказывается, она настоящая, работает санитаркой госпиталя. Эту клятву слышит Рита Устинович за стенкой, которая долго думает и вдруг осознает, что любит Павку, а Тоня – ее классовая соперница.

Появляется Артем, они пьют самогон, вспоминая былые дни. Тут приносят письмо от Жухрая, тот просит приехать и организовать ремонт железнодорожной ветки, по которой надо перебросить красные войска на восток. Никто кроме Корчагина с этим не справится. Слабый Павка берется за трудное задание.

Снегопад, заносы, отсутствие вода и еды, сырая землянка, но работа на ветке не прекращается ни на минуту. Чекист Павка жестко руководит действиями добровольцев. Они его уважают и работают на износ.

Идет первый пробный состав. На нем везут переселенцев. В окно Павка видит лицо Риты Устинович. Они молча смотрят друг на друга. У Риты на руках младенец, она плачет. Состав отходит в темноту.

Врач говорит, что чекист Корчагин не может продолжать работу. У него нарушено зрение, нет половины легкого и дрожат руки, поэтому он не может метко стрелять из нагана, а это помеха его работе. Павка не сдается. В этом его поддерживает постаревший Жухрай, который приезжает из Москвы бороться с украинскими националистами и контрреволюцией.

На улице Павку переезжает автомобиль. У него покалечена нога. Его отправляют в санаторий в Евпаторию. Там он встречает Тоню, она жена важного комиссара из аппарата на Лубянке. Говорит, что недавно узнала, что мама Павки умерла. А Павка не знал!

Он возвращается в Шепетовку. В старом доме никто не живет. К нему приходит Лиза Сухонько. Павка говорит, что решил записать свою жизнь, чтобы читатель знал, что сталь революции закалялась непросто. Но у него нет зрения. Лиза говорит, что она будет писать, а Павка пусть диктует. На том и решили. На стенке весит карточка с лицом Артема. Его расстреляли за троцкизм много лет назад. Павка говорит, что сам вел дознание и ни о чем не жалеет.

Иногда наезжает Жухрай. Он ведет разговоры с Лизой в соседней комнате. Говорит, что надо беречь Павку. Конец второго тома.

ПС. Мы здесь оставили в тени то, что автору представлялось самым большим опытом его жизни: крах любовной линии. Сочинитель болел не только глазами и прочими органами, но и страдал от нарушений сексуальной сферы: его могла возбудить лишь женщина, приговоренная тройкой. Этим фактически болели все чекисты той поры, что, в частности, зафиксировано в известной франко-русской картине "Чекисты" 1992 года.

ППС. Именно на этот вариант романа литкритик Аннский написал в журнале ЛЕФ знаменитую рецензию со словами: "Биография удивительной тупости и поразительной бессмысленности в каждой своей детали. Шедевр!" За что и схлопотал.

Читайте также: